Про детскую смертность в России (19век)

из Альманаха

Доклад в соединённом собрании Общества Русских Врачей, Общества Детских Врачей в Петербурге и Статистического отделения Высочайше утверждённого Русского Общества охранения народного здравия, 22-го марта 1901 г., в зале музея Н.И.Пирогова, Д.А.Соколова и В.И.Гребенщикова

Издавая отдельной книгой наш доклад с соответствующими добавлениями некоторых фактов, совершившихся уже после него, надеемся, что интеллигентная часть русского общества не откажется поинтересоваться вопросом о смертности у нас в России, а познакомившись с печальным положением его в нашем отечестве, не откажется и помочь по мере своих сил в возможной борьбе со злом.

С.-Петербург. Ноябрь 1901 г.

Причины «ненормальной» смертности и меры борьбы с нею

Итак, ознакомясь с выводами д-ра В.И.Гребенщикова, нельзя не придти к весьма безотрадному и грустному сознанию, что смертность в России по-прежнему так же велика, и что 15 лет, истёкшие с момента попытки озаботиться уменьшением её, прошли в этом отношении бесследно и безрезультатно.

Из приведённых выше данных почтенного товарища мы видели, что огромная, по сравнению с другими государствами Европы, смертность в России обусловливается почти исключительно непомерно высокой смертностью детей, отбросив которую, мы имели бы для взрослых почти те же цифры, что и для Западной Европы. В виду этого я и позволю себе выступить защитником интересов детей и попросить собрание совместно выяснить причины такого мора их и придумать возможные меры для уменьшения его.

Выше мы видели, что из детей гибнут главным образом самые маленькие, и особенно ужасная смертность оказывается в возрасте до 1 года, причем в некоторых местностях России эта смертность доходит до таких цифр, что из 1000 родившихся детей доживают до года гораздо менее половины, причем остальные[1] (напр., в Карачайском уезде Оханского уезда Пермской губ. — 60%) гибнут в течение этого первого года жизни. Если мы добавим к этому смертность детей более старших, 1–5 лет, затем от 5–10 лет и от 10–15 лет, то мы увидим, что из 1000 родившихся доживёт до 15 лет весьма небольшое число детей, и это число во многих местах России не превышает одной четверти родившихся.

Таким образом, мы имеем в России несомненный факт вымирания детей, и если в настоящее время общее число населения в России не уменьшается, а увеличивается, то объясняется это значительной рождаемостью, пока ещё превышающей смертность, отчего и является прирост населения, хотя, надо сознаться, есть многие местности, где замечается убыль населения от преобладания смертности над рождаемостью.

Из цифр д-ра Гребенщикова[2] можно видеть, что подобное непомерно большое число умирающих детей ничуть не зависит от большого числа рождающихся, и потому никоим образом нельзя говорить, что большая смертность детей в России только кажущаяся, большая только по сравнению с западными государствами по всей массе детей, что, будто бы, зависит от очень большого количества детей в России в силу их большой рождаемости. Конечно, подобный взгляд неправилен, и при вышеприведённых вычислениях д-ра Гребенщикова числа умирающих детей до 1 года и далее на каждую 1.000 родившихся, станет вполне очевидным, что у нас в России огромная смертность детей ничуть не кажущаяся, а, к сожалению, существующая на деле и не имеющая при этом никакой наклонности к понижению.

Итак, факт вымирания детей остаётся несомненным фактом.

Постараемся по возможности разобраться в причинах этого и остановимся прежде всего на возможных причинах самой большой смертности, именно детей до 1-го года.

Понятное дело, что менее всего способны противостоять всем вредным внешним влияниям самые маленькие дети, и дальнейшее существование ребёнка, конечно, прежде всего зависит от той или другой степени его жизнеспособности. Очевидно, что чем слабее будут рождаться дети, тем они будут менее жизнеспособны и тем более их будет вымирать при прочих равных условиях. Между тем, врождённая слабость ребёнка всецело зависит от состояния здоровья его родителей и кроме того, ещё особенно от тех условий, в которых находится мать во время беременности. Таким образом, если мы поставим вопрос о здоровье и силах родителей, то, к сожалению, должны сознаться, что общий уровень здоровья и физического развития в России весьма невысок и, можно безошибочно сказать, с каждым годом делается всё ниже и ниже. Причин для этого, конечно, много, но на первом плане стоит, несомненно, всё более и более тяжёлая борьба за существование и всё большее и большее распространение алкоголизма и сифилиса.

Влияние двух последних моментов со стороны родителей на рождающееся поколение, конечно, всем понятно, а так как в настоящее время сравнительно очень немногие из родителей как сельского, так и городского населения, свободны от того или другого из этих пороков, то и рождение в общем более слабых детей вполне объяснимо.

Но ещё более значительное влияние на детей должны оказывать плохие условия жизни и питания родителей до, а матери и после зачатия. Как известно, около 78% населения России принадлежит земле, пропитывается её плодами и составляет главную платёжную силу государства; между тем, земля эта даёт в среднем крестьянину для пропитания зачастую значительно менее необходимого. Чрезвычайно обстоятельно разобран этот вопрос в недавно вышедшем труде П.Лохтина «Состояние сельского хозяйства в России сравнительно с другими странами. Итоги к XX-му веку». СПб., 1901.

По вычислениям автора, в среднем за 16 лет, Россия потребляет хлеба и картофеля 18,8 пуда на человека (от 13 в неурожаи до 25 в урожаи), тогда как в других странах количество потребляемого одним человеком хлеба не падает ниже 20–25 пудов и физиологическая норма для человека при умеренной работе не может быть ниже 17,2 пуда. Поэтому цифра 18,8 пудов на человека в России, исключив из них около 10% на отруби и сор, оказывается недостаточной для прокормления даже самого крестьянина, не говоря уже о скоте его, между тем как, по вычислениям проф. Лензевитца, немецкий крестьянин потребляет пищи, в переводе на хлеб, около 35 пудов, следовательно, вдвое более нашего русского. Если же принять во внимание сверх того расход из 18 пудов на прокорм лошадей и скота владельцев, горожан и войска, на производство спирта и т.п., на потери пожарами, то для личного потребления остаётся только около 16 пудов, купить же где-либо невозможно, так как хлеба в государстве более не имеется. Что же говорить про неурожайные годы, а между тем в течение 16 лет население голодало 6 раз, на границе голода было 4 раза и имело некоторый излишек в запасе на время всего от 1–2 недель до 3 месяцев только 6 раз.

Таким образом выходит, что неурожаи составляют вполне нормальное явление для современной России, урожаи же являются приятными исключениями. Говоря о состоянии скотоводства, автор выводит заключение, что оно в России так же печально, как и землепашество, и то и другое не имеют ничего себе подобного в других странах.

Познакомясь со столь безнадёжными выводами относительно питания большинства населения России, конечно, ни для кого не станет удивительным, что при хроническом полуголодании население не может дать здорового поколения, да и даже дав таковое, не в состоянии будет его выкормить. Поэтому П.Лохтин находит весьма естественным, что там, где даже питание народа достаточно не удовлетворяется, смертность должна производить уравнение баланса и поэтому она уступает только Гондурасу, Фиджи и Голландской Индии, хотя по некоторым губерниям в неурожайные годы превосходит даже и эти места.

Совершенно аналогичные этому данные относительно недостаточности питания крестьянина находим в трудах д-ра Почтарёва[3] и д-ра Грязнова[4].

По данным д-ра Грязнова, вся пища крестьян состоит из ржаного и редко ячменного хлеба, картофеля и чёрной капусты, причём хлеба в день приходится 2,8–3,5 фунта на взрослого человека. Мяса приходится на человека (включая детей) в год 14–16 фунтов[5].

По вычислениям же д-ра Почтарёва, каждый работник в исследованном им Духовщинском уезде сверх уродившегося хлеба только для одного прокормления должен заработать на стороне 17 руб. 26 коп., не говоря о том, что ещё сверх того должен заработать для уплаты податей 15 руб. 61 коп., в силу чего и приходится, за невозможностью столько заработать, впадать в недоимки, за которые приходится платиться продажей скота. Удивительно ли после этого, что, по данным д-ра Святловского[6], 35% хозяйств не имеют ни одной коровы, а в 25% нет никакой рабочей скотины.

Конечно, после всего сказанного станет понятным, что население, существующее впроголодь, а часто и вовсе голодающее, не может дать крепких детей, особенно если к этому прибавить те неблагоприятные условия, в каких, помимо недостатка питания, находится женщина во время беременности и вслед за нею.

Как известно, у многих других народов на появление ребёнка смотрят как на благо[7], например, у бурят очень дорожат детьми, и бесплодие часто служит к разрыву между супругами; в Грузии плодовитость считается особым благословением Божиим, у армян бесплодие — величайшее несчастье, татары и евреи в случае бесплодия берут себе других жён, и потому на беременную женщину смотрят с особым уважением, избавляют от излишних работ, как например, у евреев община поддерживает и помогает беременным, отчего прежде всего количество выкидышей и мертворожденных у них гораздо меньше (у христиан 3,9%, у евреев 2,5%)[8].

У русского же народа взгляд на беременную женщину не отличается от обычного взгляда на женщину, как на постоянную и бессменную работницу днём и ночью. Русская крестьянка во время беременности работает так же, как и во всякое другое время, причём на самое тяжёлое время беременности, именно на последнее время её, выпадает обыкновенно и самая тяжёлая работа. Известно, что в России самая большая рождаемость летом, в зависимости от осенних зачатий (прот. Гиляровский[9], В.И.Никольский[10], Святловский[11], Грязнов[12], Ершов[13] и В.И.Гребенщиков[14]), которые в свою очередь зависят от наибольшего благосостояния крестьян в осеннее время, наибольшей свободы их в это время от усиленных трудов, и поэтому от наибольшего числа браков, наряду с частыми осенними ярмарками.

Помимо этого, не остаётся без влияния и отхожий, так как, например, по данным д-ра Святловского для Харьковской губ., выдаётся паспортов на отход годовых 912, полугодовых — 1159, 3-месячных — 1844, 1-месячных — 3946; причём по времени года выдача паспортов распределяется таким образом: январь — 439, февраль — 380, март — 386, апрель — 1400, май — 2587, июнь — 439, июль — 334, август — 499, сентябрь — 506, октябрь — 463, ноябрь — 467, декабрь — 330, причём женщин уходит 24 на 100. Таким образом видим, что наибольшее число уходов в мае и апреле, и при этом наибольшее число уходов на 1 и 3 месяца, осенью же большинство находится дома, возвратившись с тех или других отхожих работ.

Итак, следовательно, при наибольшем числе рождений в июне и июле месяце, очевидно, на долю беременных женщин в самую тяжёлую для них пору выпадает и самый тяжёлый труд[15], и в самом большом количестве, за уходом многих мужчин на сторону. И если мы себе представим работу беременной женщины с раннего утра до поздней ночи в поле, куда она должна дойти иногда 2–3 и более вёрст, работу такую, как огородные работы, косьба, жатьё или, например, полка, прорывка и копка свекловицы, и делать всё это, либо согнувшись под знойными лучами солнца, либо под дождём, не имея при этом другой пищи, кроме хлеба, лука и воды, то всякому станет понятным, что не у всех женщин проходит всё это без тех или других последствий для ребёнка. «Никогда в течение года», говорит протоиерей Гиляровский в своём замечательном труде, «не бывает столько выводов плода, выкидов, мёртворождений, несчастных родов и никогда не рождается столько детей неблагонадёжных к жизни, при самых родах счастливых, как в июле и августе»[16].

Что касается до самого акта родов, то, так как женщина работает до последних моментов, этот акт зачастую происходит вне дома, в поле, в огороде, в лесу, в хлеву, или же роженицу помещают нарочно в баню[17] и там подвергают её различным насилиям, якобы с целью ускорения родов, как то: подвешиванию, встряхиванию, перетягиванию и т.п.[18] и, наконец, после родов женщина часто уже на 3-й — 4-й день встаёт и принимается снова за работу по дому или даже отправляется в поле[19]. Удивительно ли, что при всех подобных условиях здоровье женщины быстро расшатывается, отражаясь ещё более на следующем поколении.

Ко всему перечисленному необходимо ещё добавить вредное влияние в высшей степени негигиеничных жилищ[20], в которых зачастую люди помещаются в ужасной тесноте, без всякой вентиляции, да ещё вдобавок в сообществе тех или других домашних животных[21].

До сих пор мы рассмотрели те моменты, которые могут вредно влиять на здоровье ребёнка посредственно, через его родителей, теперь же рассмотрим, каким бедам и напастям подвергается ребёнка с момента рождения до возмужания, и, рассмотрев это, несомненно удивимся силе, крепости и выносливости достигающих последнего возраста.

Новорожденного ребёнка[22] обыкновенно сейчас же несут в баню, слабого обкуривают, парят в горячем духу, правят, трясут головой вниз, натирают тело солью, поят ромашкой, квасом, соками моркови и т.п. Часто ребёнок первое время живёт с роженицей в бане, подвергаясь здесь всем колебаниям температуры. «После всех этих передряг», справедливо замечает д-р Покровский в своём вышеупомянутом выдающемся труде, «очевидно, русскому новорожденному вовсе не легко начать полным здоровьем свою юную жизнь»[23].

Уже на 3-й — 4-й день необходимость заставляет роженицу встать и приниматься за работу. Отправляясь в поле, мать или берёт новорожденного с собой, или же оставляет его дома на попечение няньки. Лично для матери, конечно, удобнее оставить ребёнка дома, так как в таких случаях матери не нужно носить с собой ребёнка на работу, иногда за несколько вёрст, и затем, на самой работе мать не отрывается постоянно от неё плачем находящегося тут же ребёнка[24]. А между тем, в страдную пору работа горячая, важен каждый час, каждая минута и потому, понятно, огромное большинство матерей оставляют своих новорожденных и грудных детей дома. «Никогда младенец столько не лишается груди матери», говорит такой знаток народной жизни, как протоиерей Гиляровский, «и никогда не извлекает из той же груди столь недоброкачественного молока, как в июле и августе, ибо мать в самых лучших хозяйствах на третий день утром должна идти на полевые работы, куда не может брать с собой младенца, и возвращается к нему только поздно вечером. А если полевые работы отстоят далее 10 вёрст от дому, то мать должна отлучаться от ребёнка на 3–4 дня еженедельно. В некоторых хозяйствах родильница идёт на другой (!) день после родов». «Что же принесёт она, — восклицает далее почтенный автор, — младенцу в грудях своих, когда сама измучена трудами и усилиями свыше меры, жаждою и чёрствостью пищи, которая не восстановляет сил её, потом и лихорадочными движениями молока, которое сделалось для неё продуктом совершенно чуждым, скукою по младенце, который изнывает от недостатка молока так же, как она от излишества его». Как горячо и правдиво описано грустное и тяжёлое положение матери и ребёнка в страдную пору!

Чем же однако кормится ребёнок, и в каких условиях он находится, оставаясь дома? Быть может, ребёнок находится в лучших условиях, чем если бы он был взят матерью в поле и там подвергался бы под открытым небом всем невзгодам перемен погоды.

Так как всё население деревни, способное к работе, уходит в страдную пору, т.е. в июле и августе, в поле, то все дети остаются на попечении детей же, подростков лет 8–10, которые и исполняют обязанности нянек. Поэтому, можно себе представить, что делается с маленькими детьми при таком надзоре детей же. «Никогда надзор за детьми не бывает так недостаточен, как в июле и августе», говорит на основании своих многолетних наблюдений протоиерей Гиляровский, и приводит примеры, как одна нянька, связав ноги младенца веревкою, вывесила его за окно вниз головою и скрылась; другая, например, наскучив тем, что однолетний младенец везде бегал за ней со слезами, связала его по ногам и бросила на конюшне, когда же вечером заглянула в конюшню, у младенца вся задняя часть оказалась выеденной свиньёю.

О результатах недостатка присмотра за подростками скажем ниже, теперь же рассмотрим условия жизни грудного ребёнка в деревне в летнюю рабочую пору. Мать, уходя рано утром на работу, спелёнывает ребёнка, предположим даже, завёртывая его при этом в чистую пелёнку. Понятное дело, что вскоре по уходе матери и приставленная для присмотра за ребёнком 8–10 летняя девочка, которой, в силу её возраста и понятного полного непонимания важности её задачи, хочется побегать и поиграть на свежем воздухе, такая нянька оставляет ребёнка и ребёнок в течение иногда целого дня лежит в замоченных и замаранных пелёнках и свивальниках. Даже и в тех случаях, если мать оставит няньке достаточное количество перемен белья, не в интересах последней менять это запачканное бельё по мере надобности, так как стирать это бельё придётся ей же самой. И потому, можно себе представить, в каком ужасном положении находятся спелёнутые дети, завёрнутые в пропитанные мочой и калом пелёнки, и это к тому же в летнюю жаркую пору. Сделается совершенно понятным и ничуть не преувеличенным заявление всё того же наблюдателя прот. Гиляровского, что от такого мочекалового компресса и от жары «кожа под шейкой, под мышками и в пахах сопревает, получаются язвы, нередко наполняющиеся червями» и т.д. Также нетрудно дополнить всю эту картину той массой комаров и мух, которые особенно охотно привлекаются вонючей атмосферой около ребёнка от гниения мочи и кала. «Мухи и комары, витающие около ребёнка роями, — говорит Гиляровский, — держат его в беспрестанной горячке уязвления». Кроме того, в люльке ребёнка и, как увидим ниже, даже в его рожке разводятся черви, которые, по мнению Гиляровского, являются для ребёнка «одними из самых опасных тварей».

Не нужно думать, что в таком беспомощном положении находятся только самые маленькие, новорожденные дети. И более взрослые, пока они не научились сидеть, и нянька не может ещё взять его с собой на улицу и посадить там, оставляются в люльках, и, конечно, для неподвижности, чтобы ребёнок не упал из люльки, а также, конечно, в силу заведённых обычаев, ребёнок пеленается, и нянька старается сделать это, для большей неподвижности, по возможности туже и сильнее.

Нечего, конечно, распространяться более подробно об этом: всякий, с самой слабо развитой фантазией, легко представит себе всю полную ужаса картину беспомощности грудного ребёнка летом в деревне.

Остаётся ещё остановиться на главном — на пище ребёнка. Понятно, что пища ребёнка для лёгких, путём дыхания, самая ужасная, так как ребёнок дышит всё время душным смрадным воздухом, да иногда и пути входа воздуха непроходимы и часто ноздри закупориваются мухами и личинками их. Но, быть может, при всех этих невзгодах хотя кормление ребёнка происходит более или менее удовлетворительно. «Относительно кормления детей в сельском населении», говорит д-р Покровский[25], «громадно преобладающем у нас в России и именно составляющем 0,9 общего населения, мне удалось собрать около 800 сведений, доставленных из разных мест России, из коих видно следующее: тотчас после рождения почти всюду, во всём коренном русском населении, даётся новорожденному соска, т.е. тряпка с завёрнутым в ней жёваным хлебом или тому подобными веществами (иногда до 3-х дней не дают груди); в некоторых местах не дают груди до молитвы матери, иногда до крещения. Лучшее средство при этом против «грызи» и «нутряной грыжи»[26] это соска (для изгнания грыжи) из чёрного хлеба с солью, иногда из моркови, свеклы, яблока, кренделей, пряников, грецких и волошских орехов, разжёванного толокна. Мочат иногда соску в молоке, постном масле, сахарной и медовой воде. В Пермской губ. местами обычай вместе с соской с первых же дней давать детям сусло, брагу и квас, что особенно развито в семьях, не имеющих коров. «При этом всюду, — добавляет д-р Покровский, — нянька перед кормлением смачивает соску своей слюной». Таким образом, прикармливание ребёнка начинается и в обыкновенное время с первых же дней после рождения, а с 5–6 недель обязательно, полагая, что грудного молока недостаточно, причём даётся соска-жёвка, коровье молоко, каши, тюри из хлеба и баранок и т.п.

Уже около 4­–5 месяцев по всей России (Покровский) дают жёвки, картофель, щи, каши, яичницы, горох, бобы, печёную тыкву, фасоль, простоквашу, сметану, сусло, квас, кулагу, брагу, грибы, ягоды, огурцы и т.п. Отнятым от груди часто не дают молока в постные дни, а таких дней в году 250.

Итак, из всего этого видно, в каких неблагоприятных условиях находится ребёнок в отношении питания с самых первых дней его жизни. Но если мы познакомимся с питанием ребёнка в летние рабочие месяцы, то мы прямо ужаснёмся, увидя, что ест и пьёт грудной, и даже новорожденный ребёнок. Мы уже говорили выше, что в летнюю страдную пору матери уходят на работу, оставляя ребёнку пищу на целый день, и кормят грудью ребёнка только ночью и вечером, возвращаясь с работы, в некоторых же случаях только через 3–4 дня. Ребёнку оставляется так называемая соска и жёвка. Первая, обыкновенно, представляет из себя коровий рог, к свободному открытому концу которого привязан коровий сосок, покупаемый или в Москве в мясных рядах, или у местных мясников в деревнях. Конечно, всякому понятно, что такая соска необходимо должна гнить и этот кусок гнили, безразлично, будет ли он мыться или нет, находится почти целый день во рту ребёнка. «Молоко, проходя через этот вонючий, мёртвый кусок, естественно пропитывается всею заключающеюся в нём гнилью, и затем эта отрава идёт в желудок ребёнка», говорит д-р Песков (Покровский). Следовательно, если ребёнка кормят коровьим молоком, то это молоко, оставленное матерью няньке, наливается время от времени в этот импровизированный рожок, и понятное дело, нянька не будет стараться вымыть этот рожок и соску, да впрочем, как мы сейчас видели, это и безразлично, так как гниль при всяком мытье останется гнилью. Да и кроме того, можно себе представить, каким делается оставленное с утра молоко к вечеру в течение длинного знойного летнего дня. Но всё это ещё сравнительно лучшее положение, чем для многих других детей. Здесь хоть через гнилой сосок, хоть кислое, но всё же получают молоко, удовлетворяя таким образом с голодом и жажду. В тех же хозяйствах, где коров нет, следовательно, и молока нет, кормление ребёнка происходит при помощи жёвки, которая состоит из жёванного хлеба, каши или чего-либо подобного, завёрнутого в тряпку или завязанного в узелок. Затем пальцами придают этому комку в тряпке коническую форму, и приготовляющий, взяв в рот эту конической формы тряпку, обильно смачивает её своей слюной, после чего эта «соска» попадает в рот ребёнка. И вот, несчастные дети, с такими-то «сосками» лежат целыми днями, всасывая в себя кислый сок из разжёванного хлеба и каши, глотая почти только одну свою слюну и таким образом, голодая и испытывая сильную жажду.

Для иллюстрации приведу грустную сцену, записанную д-ром Диатроповым в одну из его поездок по деревне[27]:

«Раз я сменял лошадей в деревне. Стояла жаркая погода. Народ работал в поле. Поносы между детьми в это время были часты и смертельны.

Я взошёл в избу. Никого нет.

— Где же хозяева? — спросил я.

— Да пошли мальчугана хоронить.

— Грудной был?

— Сосун был.

— Чем хворал?

— Да понос смыл.

В избу вошла молодая женщина. На руках лежал ребёнок. Она подошла к переднему углу, достала из-под образного киота непокрытый горшок с отколотым краем, грязными пальцами достала из него каши, выдернула из-за пояса тряпку, сделала соску, всунула её в рот спящему ребёнку и положила его в зыбку. Сама вышла в сени...

Я посмотрел кашу. Она оказалась полусваренной, окислой, с примесью мелких тараканов.

Вот где скрывается источник народного худосочия, сделавшегося как бы наследственным ныне, подумал я, — добавляет автор, — а ведь на рожках да на сосках вырастает у нас большая часть государственного населения!»

Чтобы ещё рельефнее показать, как и чем кормится ребёнок летом, предоставлю слово протоиерею Гиляровскому, много лет прожившему среди народа и видевшему описываемые им сцены летом ежедневно.

«Никогда, — говорит почтенный автор[28], — пища младенца за отсутствием матери не достигает такой порчи, как в июле и августе. Если бы осмотрели пищу детей вечером, то в ней уже нет ничего похожего на пищу: всё обратилось в массу, которая способна более разрушать, нежели восстанавливать и питать силы младенца.

Я видел, — говорит далее о. протоиерей[29], — дети, не достигшие года, на целые сутки оставались одни-одинёшеньки, но чтобы не умерли с голода, то к рукам и ногам их были привязаны соски. Я приносил детям иногда молоко: либо потому, что вся поденная пища их с утра съедена была другими животными, либо потому, что они сосали из рожка кисельки, квас и воду, в которой растворён был творог, весьма несвежий. Я видел, — добавляет автор, — рожки, в которых копошились черви».

Что ещё можно добавить к этим ужасным картинам, не выдуманным, не нарисованным в кабинете фантазией учёного, а картинам, срисованным с натуры столь почтенными наблюдателями, видевшими эти картины ежедневно в течение многих лет совместной жизни с народом.

Могут сказать, что все эти сцены происходили давно, именно во времена наблюдений упомянутых авторов, т.е. более 30 лет тому назад. Но в том то весь и ужас, что прошло с тех пор более чем 30 лет, а подобные сцены в настоящее время можно встретить почти повсюду не только в глухих деревнях, но и в больших сёлах и даже городах, и развитие по России фабрично-заводской промышленности сделало такие сцены ещё более частыми, соблазняя женщин заработками, ради которых они и оставляют своих детей без питания и призора[30].

А нужно ли доказывать, что подобное голодание и такое ужасное якобы питание детей пройдёт для них бесследно и в результате этого не окажется большая смертность грудных детей, особенно летом. Будем ли мы удивляться заявлению прот. Гиляровского, что из 10 родившихся в страду выживают только двое.

Действительно, и из цифр, приводимых д-ром Гребенщиковым, мы видим смертность самую большую в России именно в летние месяцы, аналогии чему не находим ни в одном западном государстве, и эта наибольшая смертность в летние месяцы обусловлена огромной смертностью исключительно детей, и притом детей до 1 года. Эта огромнейшая смертность детей до 1 года, по наблюдениям д-ра Святловского[31], ещё зачастую усугубляется падежами скота, отчего, очевидно, число детей на жвачках оказывается ещё большим. «Отсутствие бурёнушек и пеструшек вполне макроскопического характера не важнее ли для детей, нежели присутствие незримых бактерий. Кто не ест, тот умирает с голода, независимо от каких бы то ни было бактерий»[32].

Что касается до заразных болезней[33], то из статистических данных д-ра Гребенщикова можно видеть, что эти болезни свирепствуют более в зимнее и весеннее время и среди детей более старших возрастов, следовательно большая смертность детей до 1 года, при этом особенно летом, зависит не от заразных болезней, а всё дело обусловливается развитием желудочно-кишечных заболеваний, или вернее согласиться с сейчас цитированным д-ром Святловским — главным образом от голода.

Сравним данные смертности в России с таковыми в Западной Европе. Есть и там много бедных, есть и там негигиеничные жилища (см. описание Водовозовой), есть и там фабрики и заводы, и всё-таки там число умирающих детей летом во много раз меньше. Да не будем ходить в искании причин далеко за сравнениями, так как, конечно, между Россией и Западной Европой существует масса различий во всевозможных отношениях и провести какую-либо аналогию в условиях жизни населения несомненно трудно.

Даже сравнивать различные губернии России между собой довольно трудно, в силу различных климатических условий.

Из подобного сравнения губерний северных и южных можно сказать одно, что высокая летняя температура, влиянию которой так много приписывают в этиологии высокой летней смертности, не есть на самом деле момент столь важный и исключительный, так как в южных губерниях, где средняя летняя температура несомненно выше таковой в северных губерниях, смертность детей в летнее время значительно ниже, чем в последних[34]. Этот же факт сравнительно меньшего умирания детей летом в южных губерниях указывает, что не одна только усиленная рождаемость в летние месяцы даёт большее число смертей этих детей.

Сравним, однако, смертность среди детей различных национальностей, живущих в одной и той же местности, где, следовательно, те и другие находятся в одинаковых условиях климатических и некоторых других.

В этом отношении мы имеем ряд весьма интересных и обстоятельных работ, в которых этот вопрос разработан с возможной полнотой и тщательностью, и при том почти во всех, именно, на месте действия, личным опытом авторов, из жизни их среди описываемых национальностей (Ершов[35], Тезяков[36], Грузенберг[37], Русских[38], Никольский Д.П.[39], Кудрявцев[40].

Сравнивая, например, цифры смертности среди детей русских и татарских, мы находим в работе Ершова[41] следующие цифры:

за 10 лет с 1875 по 1884 на 1.000 умерших было

у русских у татар

до 1 месяца 217 110

от 1 до 3 месяцев 130 44

от 3 до 6 месяцев 99 51

от 6 месяцев до 1 года 104 96

Всего 552 302

огромную разницу между смертностью детей до 1 года между русским и татарским населением. И, например, смертность, доходившая среди русских детей до 1 года в 1871 г. до 58%, у татар только в одном 1883 г. дошла до 22%, спускаясь даже до 11% в 1881 г.

автор также разбирает другие возможные причины подобного явления и, доказав, что причины кроются не в экономических и гигиенических условиях, так как татарская часть населения наименее обеспечена и жилища их так же негигиеничны, приходит к заключению (стр.144), что разница в силе смертности детей двух народностей обусловливается различием во времени и способах прикармливания, в различии веками сложившихся привычек и обычаев ухода за детьми. Грудные дети русского населения Казанской губ. (стр.116), оставленные или вовсе без призора, или же под присмотром детей же, слепых, стариков и старух и других калек, валяются в жарко натопленной избе в заскорузлых, неменяющихся, немоющихся пелёнках, покрытые зачастую с ног до головы калом, мочой и облепленные тысячами мух, и кормятся обыкновенно, отнятые перед страдой от груди, вонючим рожком, набитой жёвкой; татарские же дети кормятся грудью, причём татарки всюду возят ребёнка с собой и до 1–2 лет не отнимают его, начиная прикармливание со 2-го года коровьим молоком, козьим и т.п. Поэтому, по мнению этого очевидца, русские дети поголовно страдают поносом, у татар же здоровы.

большая детская смертность среди православных обусловливается исключительно смертностью от детских поносов, причём смертность татарских детей до 1 года, сра