"Робинзон крузо" чей перевод лучше?
средним школьникамЗдравствуйте, возник вопрос. Многие хвалят перевод Чуковского, а в школьной программе 5 класса перевод Шишмаревой. Вот думаю, какой взять? Подскажите пожалуйста, какой вам понравился больше.
Лучший ответ
Anton Vodonaki
В серии Библиотека Приключений, Детгиз 1955г, перевод Шишмаревой
19.03.2022
Ответить
Ника1313
Anton Vodonaki, О, оказывается такую тоже читала. В детстве не обращаешь внимания на имена переводчиков.
20.03.2022
Ответить
ЛАНА
Шишмарева:
Я родился в 1632 году в городе Йорке в почтенной семье, хотя и не коренного происхождения: мой отец приехал из Бремена{2} и поначалу обосновался в Гулле{3},
затем, нажив торговлей хорошее состояние, он оставил дела и переселился
в Йорк. Здесь он женился на моей матери, которая принадлежала к
старинному роду, носившему фамилию Робинзон. Мне дали имя Робинзон,
отцовскую же фамилию Крейцнер англичане, по обычаю своему коверкать
иностранные слова, переделали в Крузо{4}. Со временем мы и сами стали называть себя и подписываться Крузо; так же всегда звали меня и мои знакомые.
У меня было два старших брата. Один служил во Фландрии, в английском пехотном полку{5}, том самом, которым когда-то командовал знаменитый полковник Локхарт{6}; брат дослужился до чина подполковника и был убит в сражении с испанцами под Дюнкерком{7}. Что сталось со вторым моим братом - не знаю, как не знали отец и мать, что сталось со мной.
Так как в семье я был третьим сыном, то меня не готовили ни к
какому ремеслу, и голова моя с юных лет была набита всякими бреднями.
Отец мой, находясь уже в преклонном возрасте, позаботился, чтобы я
получил вполне сносное образование в той мере, в какой его могли дать
домашнее воспитание и бесплатная городская школа. Он прочил меня в
юристы, но я мечтал о морских путешествиях и слышать не хотел ни о чем
другом. Эта страсть моя к морю оказалась столь сильна, что я пошел
против воли отца, - более того, против его запретов, - и пренебрег
уговорами и мольбами матери и друзей; казалось, было что-то роковое в
этом природном влечении, толкавшем меня к злоключениям, которые выпали
мне на долю.
Отец мой, человек степенный и умный, догадываясь о моих
намерениях, предостерег меня серьезно и основательно. Прикованный
подагрой к постели, он позвал меня однажды утром в свою комнату и с
жаром принялся увещевать. Какие другие причины, спросил он, кроме
склонности к бродяжничеству, могут быть у меня для того, чтобы покинуть
отчий дом и родную страну, где мне легко выйти в люди, где я могу
прилежанием и трудом увеличить свой достаток и жить в довольстве и с
приятностью? Отчизну покидают в погоне за приключениями, сказал он, либо
те, кому нечего терять, либо честолюбцы, жаждущие достичь еще большего;
одни пускаются в предприятия, выходящие из рамок обыденной жизни, ради
наживы, другие - ради славы; по подобные цели для меня или недоступны,
или недостойны; мой удел - середина, то есть то, что можно назвать
высшею ступенью скромного существования, а оно, как он убедился на
многолетнем опыте, лучше всякого другого на свете и более всего для
счастья приспособлено, ибо человека не гнетут нужда и лишения, тяжкий
труд и страдания, выпадающие на долю низших классов, и не сбивают с
толку роскошь, честолюбие, чванство и зависть высших классов. Насколько
приятна такая жизнь, сказал он, можно судить хотя бы по тому, что все
остальные ей завидуют: ведь и короли нередко жалуются на горькую участь
людей, рожденных для великих дел, и сетуют, что судьба не поставила их
между двумя крайностями - ничтожеством и величием, и даже мудрец{8},
который молил небо не посылать ему ни бедности, ни богатства, тем самым
свидетельствовал, что золотая середина есть пример истинного счастья.
Стоит только понаблюдать, уверял меня отец, и я пойму, что
все жизненные невзгоды распределены между высшими и низшими классами и
что реже всего их терпят люди умеренного достатка, не подверженные
стольким превратностям судьбы, как высшие и низшие круги человеческого
общества; даже от недугов, телесных и душевных, они защищены больше, чем
те, у кого болезни порождаются либо пороками, роскошью и всякого рода
излишествами, либо изнурительным трудом, нуждой, скудной и дурной пищей,
и все их недуги не что иное, как естественные последствия образа жизни.
Среднее положение в обществе наиболее благоприятствует расцвету всех
добродетелей и всех радостей бытия; мир и довольство - слуги его;
умеренность, воздержанность, здоровье, спокойствие духа, общительность,
всевозможные приятные развлечения, всевозможные удовольствия - его
благословенные спутники. Человек среднего достатка проходит свой
жизненный путь тихо и безмятежно, не обременяя себя ни физическим, ни
умственным непосильным трудом, не продаваясь в рабство из-за куска
хлеба, не мучаясь поисками выхода из запутанных положений, которые
лишают тело сна, а душу - покоя, не страдая от зависти, не сгорая втайне
огнем честолюбия. Привольно и легко скользит он по жизни, разумным
образом вкушая сладости бытия, не оставляющие горького осадка, чувствуя,
что он счастлив, и с каждым днем постигая это все яснее и глубже.
Затем отец настойчиво и чрезвычайно ласково стал упрашивать
меня не ребячиться, не бросаться очертя голову навстречу бедствиям, от
которых сама природа и условия жизни, казалось, должны меня оградить.
Ведь я не поставлен в необходимость работать из-за куска хлеба, а он
приложит все старания, чтобы вывести меня на ту дорогу, которую советует
мне избрать; если же я окажусь неудачником или несчастным, то мне
придется пенять лишь на злой рок или на собственные оплошности. Итак, он
предостерег меня от шага, который не принесет мне ничего, кроме вреда,
и, исполнив таким образом свой долг, слагает с себя всякую
ответственность; словом, если я останусь дома и устрою свою жизнь
согласно его указаниям, он будет мне заботливым отцом, но ни в коем
случае не станет способствовать моей погибели, поощряя к отъезду. В
заключение он привел в пример моего старшего брата, которого он так же
настойчиво убеждал не принимать участия в нидерландской войне{9},
но все уговоры оказались напрасными: юношеские мечтания заставили моего
брата бежать в армию, и он погиб. И хотя, закончил отец, он никогда не
перестанет молиться обо мне, но берется утверждать, что, если я не
откажусь от своих безумных намерений, на мне не будет благословения
божия. Придет время, когда я пожалею, что пренебрег его советом, но
тогда, может статься, некому будет прийти мне на выручку.
Я видел, как в конце этой речи (она была поистине
пророческой, хотя, я думаю, отец мой и сам этого не подозревал) обильные
слезы заструились по лицу старика, особенно когда он заговорил о моем
убитом брате; а когда батюшка сказал, что придет время раскаяния, но
помочь мне уже будет некому, то от волнения голос его дрогнул, и он
прошептал, что сердце его разрывается и он не может больше вымолвить ни
слова.
Я был искренне растроган этой речью (да и кого бы она не
тронула?) и твердо решил не думать более об отъезде в чужие края, а
остаться на родине, как того желал мой отец. Но увы! Через несколько
дней от моей решимости не осталось и следа: короче говоря, через
несколько недель после моего разговора с отцом я во избежание новых
отцовских увещаний решил бежать из дому тайком. Я сдержал пыл своего
нетерпения и действовал не спеша: выбрав время, когда моя мать, как мне
показалось, была в более добром расположении духа, чем обычно, я отвел
ее в уголок и признался, что все мои помыслы подчинены желанию повидать
далекие края, и что, если даже я и займусь каким-либо делом, у меня все
равно не хватит терпения довести его до конца, и что пусть лучше отец
отпустит меня добровольно, иначе я буду вынужден обойтись без его
разрешения. Мне уже восемнадцать лет, сказал я, а в эти годы поздно
учиться ремеслу, и если бы даже я поступил писцом к стряпчему, то знаю
наперед - я убежал бы от своего патрона, не дотянув до конца обучения, и
ушел в море. Но если бы матушка уговорила отца хоть единожды отпустить
меня в морское путешествие; ежели жизнь в море придется мне не по душе, я
вернусь домой и не уеду более; и я могу дать слово, что удвоенным
прилежанием наверстаю потерянное время.
Мои слова сильно разволновали матушку. Она сказала, что
заговаривать с отцом об этом бесполезно, ибо он слишком хорошо понимает,
в чем моя польза, и никогда не даст согласия на то, что послужит мне во
вред. Она просто изумлена, что я еще могу думать о подобных вещах после
моего разговора с отцом, который убеждал меня так мягко и с такой
добротой. Конечно, если я твердо решил себя погубить, тут уж ничего не
поделаешь, но я могу быть уверен, что ни она, ни отец никогда не
согласятся на мою затею; сама же она нисколько не желает содействовать
моей гибели, и я никогда не буду вправе сказать, что моя мать потакала
мне, в то время как отец был против.
Впоследствии я узнал, что хотя матушка и отказалась
ходатайствовать за меня перед отцом, однако передала ему наш разговор от
слова до слова. Очень озабоченный таким оборотом дела, отец сказал ей
со вздохом: «Мальчик мог бы жить счастливо, оставшись на родине, но если
он пустится в чужие края, он станет самым жалким, самым несчастным
существом на свете. Нет, я не могу на это согласиться».
Прошел без малого год, прежде чем мне удалось вырваться на
волю. В течение этого времени я упорно оставался глух ко всем
предложениям заняться делом и часто пререкался с отцом и матерью,
которые решительно противились тому, к чему меня столь сильно влекло.
Однажды, когда я находился в Гулле, куда я попал случайно, без всякой
мысли о побеге, один мой приятель, отправлявшийся в Лондон на корабле
своего отца, стал уговаривать меня ехать с ним, соблазняя, как это
водится у моряков, тем, что мне ничего не будет стоить проезд. И вот, не
спросившись ни у отца, ни у матери, не уведомив их ни словом и
предоставив им узнать об этом как придется, не испросив ни
родительского, ни божьего благословения, не принимая в расчет ни
обстоятельств, ни последствий, в недобрый - видит бог! - час, 1 сентября
1651 года, я взошел на борт корабля, отправлявшегося в Лондон. Надо
полагать, никогда несчастья и беды молодых искателей приключений не
начинались так рано и не продолжались так долго, как мои. Не успел наш
корабль выйти из устья Хамбера, как подул ветер, вздымая огромные,
страшные волны. До тех пор я никогда не бывал в море и не могу описать,
как худо пришлось моему бедному телу и как содрогалась от страха моя
душа. И только тогда я всерьез задумался о том, что я натворил, и о
справедливости небесной кары, постигшей меня за то, что я так
бессовестно покинул отчий дом и нарушил сыновний долг. Все добрые советы
моих родителей, слезы отца и мольбы матери воскресли в моей памяти, и
совесть, которая в то время еще не успела окончательно очерстветь,
терзала меня за пренебрежение к родительским увещаниям и за нарушение
обязанностей перед богом и отцом.
19.03.2022
Ответить
ЛАНА
Шишмарева - это перевод. Чуковский - пересказ для детей. Советский (религиозное всё убрано). Сраните начало книги.
Это Чуковский:
С самого раннего детства я больше всего на свете любил море.
Я завидовал каждому матросу, отправлявшемуся в дальнее плавание.
По целым часам я простаивал на морском берегу и не отрывая глаз
рассматривал корабли, проходившие мимо.
Моим родителям это очень не нравилось. Отец, старый, больной
человек, хотел, чтобы я сделался важным чиновником, служил
в королевском суде и получал большое жалованье. Но я мечтал о морских
путешествиях. Мне казалось величайшим счастьем скитаться по морям
и океанам.
Отец догадывался, что у меня на уме. Однажды он позвал меня к себе и сердито сказал:
- Я знаю: ты хочешь бежать из родного дома. Это безумно.
Ты должен остаться. Если ты останешься, я буду тебе добрым отцом,
но горе тебе, если ты убежишь! - Тут голос у него задрожал, и он тихо
прибавил:
- Подумай о больной матери… Она не вынесет разлуки с тобою.
В глазах у него блеснули слезы. Он любил меня и хотел мне добра.
Мне стало жаль старика, я твердо решил остаться
в родительском доме и не думать более о морских путешествиях. Но увы! -
прошло несколько дней, и от моих добрых намерений ничего не осталось.
Меня опять потянуло к морским берегам. Мне стали сниться мачты, волны,
паруса, чайки, неизвестные страны, огни маяков.
Через две-три недели после моего разговора с отцом я все же
решил убежать. Выбрав время, когда мать была весела и спокойна,
я подошел к ней и почтительно сказал:
- Мне уже восемнадцать лет, а в эти годы поздно учиться
судейскому делу. Если бы даже я и поступил куда-нибудь на службу, я все
равно через несколько ней убежал бы в далекие страны. Мне так хочется
видеть чужие края, побывать и в Африке и в Азии! Если я и пристроюсь
к какому-нибудь делу, у меня все равно не хватит терпения довести его
до конца. Прошу вас, уговорите отца отпустить меня в море хотя бы
на короткое время, для пробы; если жизнь моряка не понравится мне,
я вернусь домой и больше никуда не уеду. Пусть отец отпустит меня
добровольно, так как иначе я буду вынужден уйти из дому без его
разрешения.
Мать очень рассердилась на меня и сказала:
- Удивляюсь, как можешь ты думать о морских путешествиях
после твоего разговора с отцом! Ведь отец требовал, чтобы ты раз
навсегда позабыл о чужих краях. А он лучше тебя понимает, каким делом
тебе заниматься. Конечно, если ты хочешь себя погубить, уезжай хоть сию
минуту, но можешь быть уверен, что мы с отцом никогда не дадим согласия
на твое путешествие. И напрасно ты надеялся, что я стану тебе помогать.
Нет, я ни слова не скажу отцу о твоих бессмысленных мечтах. Я не хочу,
чтобы впоследствии, когда жизнь на море доведет тебя до нужды
и страданий, ты мог упрекнуть свою мать в том, что она потакала тебе.
Потом, через много лет, я узнал, что матушка все же передала
отцу весь наш разговор, от слова до слова. Отец был опечален и сказал
ей со вздохом:
- Не понимаю, чего ему нужно? На родине он мог бы без труда
добиться успеха и счастья. Мы люди небогатые, но кое-какие средства
у нас есть. Он может жить вместе с нами, ни в чем не нуждаясь. Если же
он пустится странствовать, он испытает тяжкие невзгоды и пожалеет,
что не послушался отца. Нет, я не могу отпустить его в море. Вдали
от родины он будет одинок, и, если с ним случится беда, у него
не найдется друга, который мог бы утешить его. И тогда он раскается
в своем безрассудстве, но будет поздно!
И все же через несколько месяцев я бежал из родного дома.
Произошло это так. Однажды я поехал на несколько дней в город Гулль.
Там я встретил одного приятеля, который собирался отправиться в Лондон
на корабле своего отца. Он стал уговаривать меня ехать вместе с ним,
соблазняя тем, что проезд на корабле будет бесплатный.
И вот, не спросившись ни у отца, ни у матери, - в недобрый
час! - 1 сентября 1651 года я на девятнадцатом году жизни сел
на корабль, отправлявшийся в Лондон.
Это был дурной поступок: я бессовестно покинул престарелых
родителей, пренебрег их советами и нарушил сыновний долг. И мне очень
скоро пришлось раскаяться в том, что я сделал.
19.03.2022
Ответить
Ольга
Про Шишмареву не знаю, а у Чуковского не перевод, а пересказ. Но он очень хороший и, мне кажется, оптимальный для детей.
19.03.2022
Ответить
Тата
Ника1313, когда в школьном учебнике такой перевод, то хочется думать, что он лучший, ну или по крайней мере классический)) вот я и заморочилась)
21.03.2022
Ответить