Жизнь и смерть поэта Серебряного века Н.С. Гумилева

8 марта отец передал мне к добровольно-принудительному прочтению книги В. Полушина из серии ЖЗЛ «Николай Гумилев. Жизнь расстрелянного поэта». Вчера я закончила чтение (процесс был нелегким, приходилось читать в маршрутках, дома перед сном и даже на работе).

Всё, что я помнила о Гумилеве со школы - это то, что он был мужем моей любимой на то время Ахматовой и тоже писал «какие-то» стихи.
Кстати, один из них (посвященный как раз жене) у меня даже был записан в тетрадке. Но нам этом всё, не более. Я понятия не имела, что он был во главе основания акмеизма (нового поэтического течения), что был председателем союза поэтов, что за ним шла молодежь и вообще, что огромное количество людей уважало его и ставило его фигуру по поэтической и личностной значимости в один ряд с Пушкиным и Лермонтовым. Лично для меня следующий - только Владимир Высоцкий.

Не могла не оставить небольшой отзыв о том, как глубоко я переболеваю эту книгу. За эти дни погруженности в начало ХХ века я вообще немного внутренне перестроилась.
Такое удовольствие было читать о дореволюционной, довоенной России. О временах, когда были другие нравы, еще не было засилья шпионажа, доносов, государственных убийств невинных людей, воровства, предательства тех, кто еще вчера были твоими друзьями… Когда честь для мужчин и женщин ставилась куда выше, чем впоследствии, а уж тем более - сейчас…

Человеком Гумилев был крайне незаурядным. Образованным, смелым, добрым, жизнерадостным, романтичным мечтателем, трудолюбивым, талантливейшим. Очень много путешествовал, его страстью были Африка (Абиссиния) и Париж, откуда незадолго до смерти он всё-таки вернулся на родину, попав в капкан новой советской власти... До последних дней своей жизни он не хотел соприкасаться с нею и улыбаться ей, так как оставался тверд в своих убеждениях, и никогда не прекращал творить... По большому счету, Гумилев в сердце своем был последним Рыцарем России, которая потом изменилась навсегда.

Женщиной его жизни, больной любовью до последних дней так и осталась для него Ахматова, несмотря на то, что позади был развод и в его жизнь (как и в её) входило много других людей. Гумилев любил её с первых дней знакомства, а она отвергала его, потом соглашалась и уходила опять, изменяла и в состоянии помолвки, и будучи уже его женой несколько лет спустя (отношение к Ахматовой у меня несколько изменилось) - продолжала его не любить и не дорожить им. Даже после рождения ребенка… Много лет они просто жили под одной крышей, каждый своей жизнью. Позже, уже после смерти поэта, Ахматова будет еще долго винить себя и писать стихи раскаяния. Ещё в молодости в своей поэзии она бесконца пророчила «другу» смерть. Впрочем, как им сам он себе - уже в конце пути.

Труднее всего мне было читать о времени, когда Гумилев служил на фронте (я военные тексты вообще не перевариваю), а также о многочисленных его опасных путешествиях по джунглям Африки и т.д. - Для меня это что-то запредельное… Хоть и вызывает чувство глубокого уважения. А вот мой отец, я уверена, этой частью книги наслаждался.

В возрасте 35 лет, в августе 1921 года, Гумилев был арестован большевиками (ЧК) по обвинению в организации преступной антиреволюционной группировки в рамках полностью сфабрикованного дела. В те времена много талантливых людей было сгублено новой советской властью, фальшивые дела стряпались на ходу, мгновенно, попутно захватывая людей абсолютно ни к чему не причастных - кстати, незадолго до этого был отправлен и любимейший Гумилевым Александр Блок (хотя у них было много разногласий по вопросам поэзии). После нескольких дней допросов, Гумилев был объявлен врагом народа и советской власти, приказ о его расстреле был лично подписан В.И.Лениным…

Смерть от пули в затылок Гумилев принял с честью, мужественно и спокойно. Его печалило только одно - что он больше не сможет заниматься поэзией - тем, что он любил на свете больше всего.

Место смерти поэта до сих пор точно не известно, похоронен он был в неизвестной могиле.

Смерть великого поэта стала глубочайшим потрясением не только для его близких и друзей-литераторов, но и для всей страны, и не только интеллигенции. После этого Гумилев был предан забвению - власти полностью запретили его книги и всяческое о нем упоминание, всех, кто каким-либо образом увлекался его творчеством - ссылали в лагеря. Много лет в концлагерях провел и сын Гумилева, ученый Лев Гумилев, только за то, что носил его фамилию, а также и его младший сын, носивший фамилию матери… Память о Гумилеве и о том, что он сделал, были полностью стерта из истории страны.

Только в 1991 с него были сняты все обвинения, дело было полностью пересмотрено и закрыто по отсутствию состава преступления, а расстрел поэта - рассчитан как заказное государственное убийство. В настоящие дни по всему миру издается множество книг о творчестве и судьбе Н.С. Гумилева, и интерес к его фигуре только растет.

Я очень рада, что соприкоснулась и приобщилась к памяти о такой грандиозной личности, меня разрывают чувства гордости и одновременно горькой досады за такое неровное прошлое нашей страны.

И, несмотря на то, что в самом начале я знала, чем кончится книга…. Вы бы знали, КАК я вчера ревела………

В конце еще выкладываю статью о мнении В.Новодворской о Гумилеве.

http://blogs.privet.ru/user/oleg_989/104901418

ОТКАЗ

.

Царица - иль, может быть, только печальный ребенок,

Она наклонялась над сонно-вздыхающим морем,

И стан ее, стройный и гибкий, казался так тонок,

Он тайно стремился навстречу серебряным взорам.

Сбегающий сумрак. Какая-то крикнула птица,

И вот перед ней замелькали на влаге дельфины.

Чтоб плыть к бирюзовым владеньям влюбленного принца,

Они предлагали свои глянцевитые спины.

Но голос хрустальный казался особенно звонок,

Когда он упрямо сказал роковое: "Не надо"...

Царица, иль, может быть, только капризный ребенок,

Усталый ребенок с бессильною мукою взгляда.

.

САДЫ ДУШИ

.

Сады моей души всегда узорны,

В них ветры так свежи и тиховейны,

В них золотой песок и мрамор черный,

Глубокие, прозрачные бассейны.

Растенья в них, как сны, необычайны,

Как воды утром, розовеют птицы,

И - кто поймет намек старинной тайны?-

В них девушка в венке великой жрицы.

Глаза, как отблеск чистой серой стали,

Изящный лоб, белей восточных лилий,

Уста, что никого не целовали

И никогда ни с кем не говорили.

И щеки - розоватый жемчуг юга,

Сокровище немыслимых фантазий,

И руки, что ласкали лишь друг друга,

Переплетясь в молитвенном экстазе.

У ног ее - две черные пантеры

С отливом металлическим на шкуре.

Взлетев от роз таинственной пещеры,

Ее фламинго плавает в лазури.

Я не смотрю на мир бегущих линий,

Мои мечты лишь вечному покорны.

Пускай сирокко бесится в пустыне,

Сады моей души всегда узорны.

.

Индюк

.

На утре памяти неверной

Я вспоминаю пестрый луг,

Где царствовал высокомерный,

Мной обожаемый индюк.

Была в нем злоба и свобода,

Был клюв его как пламя ал,

И за мои четыре года

Меня он остро презирал.

Ни шоколад, ни карамели,

Ни ананасная вода

Меня утешить не умели

В сознаньи моего стыда.

И вновь пришла беда большая,

И стыд, и горе детских лет:

Ты, обожаемая, злая,

Мне гордо отвечаешь: "Нет!"

Но все проходит в жизни зыбкой

Пройдет любовь, пройдет тоска,

И вспомню я тебя с улыбкой,

Как вспоминаю индюка.

.

НАСТУПЛЕНИЕ

.

Та страна, что могла быть раем,

Стала логовищем огня.

Мы четвертый день наступаем,

Мы не ели четыре дня.

Но не надо яства земного

В этот страшный и светлый час,

Оттого, что Господне слово

Лучше хлеба питает нас.

И залитые кровью недели

Ослепительны и легки.

Надо мною рвутся шрапнели,

Птиц быстрей взлетают клинки.

Я кричу, и мой голос дикий.

Это медь ударяет в медь.

Я, носитель мысли великой,

Не могу, не могу умереть.

Словно молоты громовые

Или волны гневных морей,

Золотое сердце России

Мерно бьется в груди моей.

И так сладко рядить Победу,

Словно девушку, в жемчуга,

Проходя по дымному следу

Отступающего врага.

.

Я И ВЫ

.

Да, я знаю, я вам не пара,

Я пришел из другой страны,

И мне нравится не гитара,

А дикарский напев зурны.

Не по залам и по салонам,

Темным платьям и пиджакам -

Я читаю стихи драконам,

Водопадам и облакам.

Я люблю - как араб в пустыне

Припадает к воде и пьет,

А не рыцарем на картине,

Что на звезды смотрит и ждет.

И умру я не на постели,

При нотариусе и враче,

А в какой-нибудь дикой щели,

Утонувшей в густом плюще,

Чтоб войти не во всем открытый,

Протестантский, прибранный рай,

А туда, где разбойник и мытарь

И блудница крикнут: вставай!

.

БАЛЛАДА

.

Влюбленные, чья грусть как облака,

И нежные, задумчивые леди,

Какой дорогой вас ведет тоска,

К какой еще неслыханной победе

Над чарой вам назначенных наследий?

Где вашей вечной грусти и слезам

Целительный предложится бальзам?

Где сердце запылает, не сгорая?

В какой пустыне явится глазам,

Блеснет сиянье розового рая?

Вот я нашел, и песнь моя легка,

Как память о давно прошедшем бреде,

Могучая взяла меня рука,

Уже слетел к дрожащей Андромеде

Персей в кольчуге из горящей меди.

Пускай вдали пылает лживый храм,

Где я теням молился и словам,

Привет тебе, о родина святая!

.

Влюбленные, пытайте рок, и вам

Блеснет сиянье розового рая.

В моей стране спокойная река,

В полях и рощах много сладкой снеди,

Там аист ловит змей у тростника,

И в полдень, пьяны запахом камеди,

Кувыркаются рыжие медведи.

И в юном мире юноша Адам,

Я улыбаюсь птицам и плодам,

И знаю я, что вечером, играя,

Пройдет Христос-младенец по водам,

Блеснет сиянье розового рая.

.

* * *

Нет тебя тревожней и капризней,

Но тебе я предался давно,

Оттого, что много, много жизней

Ты умеешь волей слить в одно.

И сегодня небо было серо,

День прошел в томительном бреду,

За окном, на мокром дерне сквера,

Дети не играли в чехарду.

Ты смотрела старые гравюры,

Подпирая голову рукой,

И смешно-нелепые фигуры

Проходили скучной чередой.

Посмотри, мой милый, видишь - птица,

Вот и всадник, конь его так быстр,

Но как странно хмурится и злится

Этот сановитый бургомистр.

А потом читала мне про принца:

Был он нежен, набожен и чист,

И рукав мой кончиком мизинца

Трогала, повертывая лист.

Но когда дневные смолкли звуки

И взошла над городом луна,

Ты внезапно заломила руки,

Стала так мучительно бледна.

Пред тобой смущенно и несмело

Я молчал, мечтая об одном:

Чтобы скрипка ласковая спела

И тебе о рае золотом.

.

***

Еще не раз вы вспомните меня

И весь мой мир волнующий и странный,

Нелепый мир из песен и огня,

Но меж других единый необманный.

Он мог стать вашим тоже и не стал,

Его вам было мало или много,

Должно быть, плохо я стихи писал

И Вас неправедно просил у Бога.

***

Правдива смерть, а жизнь бормочет ложь,

И ты, о нежная, чье имя - пенье,

Чье тело - музыка, и ты идешь

На беспощадное исчезновенье…

.

Волшебная скрипка

Валерию Брюсову

.

Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка,
Не проси об этом счастье, отравляющем миры,
Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка,
Что такое темный ужас начинателя игры!

Тот, кто взял ее однажды в повелительные руки,
У того исчез навеки безмятежный свет очей,
Духи ада любят слушать эти царственные звуки,
Бродят бешеные волки по дороге скрипачей.

Надо вечно петь и плакать этим струнам, звонким струнам,
Вечно должен биться, виться обезумевший смычок,
И под солнцем, и под вьюгой, под белеющим буруном,
И когда пылает запад и когда горит восток.

Ты устанешь и замедлишь, и на миг прервется пенье,
И уж ты не сможешь крикнуть, шевельнуться и вздохнуть, -
Тотчас бешеные волки в кровожадном исступленьи
В горло вцепятся зубами, встанут лапами на грудь.

Ты поймешь тогда, как злобно насмеялось все, что пело,
В очи глянет запоздалый, но властительный испуг.
И тоскливый смертный холод обовьет, как тканью, тело,
И невеста зарыдает, и задумается друг.

Мальчик, дальше! Здесь не встретишь ни веселья, ни сокровищ!
Но я вижу - ты смеешься, эти взоры - два луча.
На, владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищ
И погибни славной смертью, страшной смертью скрипача!

.

* * *

После стольких лет

Я пришел назад,

Но изгнанник я,

И за мной следят.

- Я ждала тебя

Столько долгих дней!

Для любви моей

Расстоянья нет.

- В стороне чужой

Жизнь прошла моя,

Как умчалась жизнь,

Не заметил я.

- Жизнь моя была

Сладостною мне,

Я ждала тебя,

Видела во сне.

Смерть в дому моем

И в дому твоем,-

Ничего, что смерть,

Если мы вдвоем.