Культурный геноцид

В 19-ом и 20-ом веках Канада стремилась к принудительной ассимиляции молодежи среди коренного населения, забирая их из домов и размещая в финансируемых государством школах-пансионах, в которых запрещали выражать коренные традиции своего народа или говорить на его языке. Известные как Индейские школы-интернаты, эти учреждения, которыми зачастую управляли церкви, не предоставляли ни нормального обучения, ни питания, ни медицинской помощи, ни одежды, а многие ученики, прошедшие через эту систему (по оценкам, 150 000 детей из числа индейцев, эскимосов и метисов), пережили жестокое обращение. Недавно страна начала расплачиваться за последствия этой политики. Ранее в этом году был опубликован отчет Канадской комиссии правды и примирения, в котором то, что творилось в этих школах, описали, как «культурный геноцид».
Проект американского фотографа Даниэллы Зальцман под названием «Признаки твоей личности» изучает травматическое наследие школ эпохи принудительной ассимиляции. Этим летом она в течение двух недель путешествовала по прериям провинции Саскачеван. Зальцман сфотографировала 45 выживших и записала их истории, а затем создала потрясающие портреты с двукратной экспозицией, на которые были наложены фотографии предметов или мест, имеющих отношение к историям их жизни.

Майк Пинэй, индейская школа-пансион К'Аппель, 1953-1963 гг. «Это были худшие 10 лет моей жизни, - говорит он. - Я рос вдали от своей семьи с 6 до 16 лет. Как можно научиться отношениям? Как узнать о собственной семье? Я не знал, что такое любовь. Нас тогда даже по именам не называли. У меня был только номер».

Джейми Роктандер, ходившая в школу-пансион для индейцев К'Аппель с 1990 по 1994 гг. Она подвергалась нападениям сексуального характера во время учебы, а ее младшего брата изнасиловал одноклассник. «Он, наконец, решился рассказать мне об этом, почти 20 лет спустя, и он винил в этом меня, - вспоминает Роктандер. - Все, что он сказал, было: Почему ты не защитила меня?»

Валери Эвенин, Индейская школа-пансион Масковекван, 1965-1972 гг. «Меня воспитывали с любовью к природе, учили сжигать зубровку душистую и говорить на языке кри, - вспоминает она. - А потом я пошла в школу-пансион, и все это отняли у меня. А позже я и вовсе это забыла, и это было еще хуже».

Джимми Кевин Сэйер, Индейская школа-пансион Масковекван, 1983 - 1984 гг. «Полжизни я провел в заточении и виню в этом школу-пансион. Но я также знаю, что должен забыть о ненависти, потому что передо мной стоит ответственность. У меня три взрослые дочери, и я был в тюрьме, пока они росли. Сейчас у меня 2-летний сын, и я должен быть рядом с ним. Я должен стать другим».

Грант Северайт, Индейская школа-пансион Сент-Филлипс, 1955 - 1964 гг. Вот уже несколько десятилетий он работает советником и психологом для тех, кто ходил в подобные школы-пансионы и столкнулся с подобным опытом. «Мы нормализировали все допустимые дисфункции, которые нам пришлось пережить в школах-пансионах, - говорит он. - Негатив имеет свойство передаваться, и если мы не будем справляться с ним, мы передадим его другим. Даже в школе дети, которых унижают, обычно вырастают в агрессоров. Мы должны научиться излечиваться».

Рик Пеллетье, индейская школа-пансион К'Аппель, 1965 - 1966 гг. Пеллетье говорит, что его били в школе так сильно - и монахини, и старшие ученики, которые сами подвергались разным формам физического насилия, - что когда его родители попытались забрать его домой на второй год обучения, он просто сбежал. Позже он ходил в местную общественную школу, где был единственным индейцем, за что подвергался запугиваниям и расизму. «До сих пор не знаю, где было хуже», - признается он.

Анжела Роуз, Индейская школа-пансион Гордон, 1980 - 1986 гг. «В детстве я говорила на родном языке. Но сейчас из-за учебы в той школе я знаю только, как сказать «привет» и посчитать до десяти. Я включаю радио на родном языке и люблю сидеть и слушать его. Я не понимаю, о чем говорят, но иногда я слышу знакомое слово, затрагивающее что-то в моей памяти».

Джанет Дюфо, Индейская школа-пансион Маривал, 1952 - 1960 гг. «Священник приставал ко мне, потому что я была несимпатичной и скромной, а он, кажется, любил издеваться над самыми хрупкими из нас. Я не могла рассказать родителям, потому что мне было так стыдно… Я по сей день не люблю осень, потому что она приносит с собой то страшное ужасное чувство, что мне когда-нибудь придется туда вернуться».

Стюарт Биттерноуз, Индейская школа-пансион Гордон, 1946 - 1954 гг. «Однажды меня достало это место, я перепрыгнул через 2-метровый забор и побежал по дороге, - говорит он. - Я нашел ферму, спросил, не нужен ли им работник, и остался там на 2,5 года, получая доллар в день. Я научился управляться со скотом, чинить заборы, вымолачивать зерно. Я делал все. Я сказал фермеру, что сбежал, и он сказал, что ему все равно, - если они придут за мной, он прогонит их со своей территории за незаконное проникновение. Я до сих пор общаюсь с его сыновьями. Он спас меня».

Элвуд Фрайдэй, Индейская школа-пансион Сент-Филлипс, 1951 - 1953 гг. «Я никогда никому не говорил, что там было, - говорит он. - Это стыдно. Мне стыдно. Я никогда никому не скажу, и я делаю все, чтобы это забыть»

Розали Севап, Индейская школа-пансион Гай-Хилл, 1959 - 1969 гг. «Мы должны были каждый день молиться и просить прощения, - вспоминает она. - Но прощения за что? Когда мне было семь, меня начали унижать священник и монашка. Практически каждую ночь они приходили ночью с фонариком и уводили с собой одну из маленьких девочек. От этого невозможно избавиться. Я спилась, и мне пришлось очень долго лечиться. Я не могу простить их. Никогда не смогу».

Джозеф Гордон Эдечанчонс, Индейская школа-пансион Бьюваль, 1959 - 1969 гг. В школе Джозеф подвергался нападениям сексуального характера со стороны школьного инспектора, которого позже обвинили в 10 случаях приставания к малолетним. Он все еще носит на себе шрамы от регулярных побоев. Двое его братьев, ходившие в ту же школу, повесились уже будучи взрослыми. «Мне действительно трудно любить собственных детей, - признается он. - Я пытаюсь освоить слово «любовь»».