Это кто здесь плохая мать?

Заголовок для привлечения внимания.

Копирую к себе текст лекции Петрановской о любви к детям, современных изменениях и

На самом деле вопрос любви к детям крайне непрост. Дети-то как раз нас любят по уши, и надо очень сильно постараться, чтобы что-то с этим сделать. А вот в другую сторону - сложнее. Тарас Бульба любил своего сына? Более мрачное произведение на эту же тему - «Маттео Фальконе» Мериме. Там сын младше гораздо, он там ребенок, а сюжет тот же. Так любил ли отец сына? Вроде как, если не любил, то и смысла нет во всей истории, потому что не любил - не жалко. А если любил, то как мог? Монтекки с Капулетти - они своих детей любили? А родители, которые плохо с детьми обращаются, любят их? Или те, что обращаются со своими хорошо, посвящают им жизнь, растят ребенка спортсменом или музыкантом, с самого детства ставят его на эти рельсы, подчиняя все его время достижению цели, - любят? Стоит задумываться, мгновенно возникает масса вопросов.

Тут есть две традиционные концепции. Первая: был золотой век, прекрасные архаичные культуры, где царила гармония, родители гармонично любили детей, и дети жили в этой привязанности. Далее началась деградация. Вторая концепция говорит прямо противоположное: на протяжении истории человечество, наоборот, постепенно становилось лучше. Сделалось более гуманным отношение к детям, появилось понятие прав ребенка, уважение к его личности и так далее. Что из этого правда? Если честно, и то, и другое. Отношение к детям, свойственное архаичной культуре, с одной стороны, действительно более естественное, более природное, более в чем-то животное, особенно это касается маленьких детей. С другой стороны, в тех же культурах с естественным родительством ничто не мешало делать из ритуальных соображений какую-то очень жестокую операцию, после которой десять процентов детей умирали. Ребенок считался частью родителя, как его рука или нога.

Эти подходы друг другу в какой-то степени не противоречат, и, возможно, динамика развития состоит вовсе не в том, что когда-то с детьми плохо обращались, а потом стали обращаться хорошо, или наоборот.

Динамика развития скорее состоит в том, что с определенного момента дети начали восприниматься как люди. Не как часть, не как продолжение, не как инвестиция, а как отдельные такие человечки.

Это тоже был процесс не быстрый. И очень интересно за ним наблюдать.

Моей дочке 13 лет, она вчера прочитала «Ромео и Джульетту» впервые в жизни. Говорит: «Там всех убили, про кого я понимаю, какая у них логика. А всех остальных, которые остались, я вообще не понимаю».

Про что «Ромео и Джульетта»? Не про любовь, то есть не любовь там главное. Пьеса написана на переходе от Средних веков к Возрождению, она именно о том, как «выламывается» человек из рода, как рождается личность.

Как человек, который до этого поколениями, веками существовал просто как часть рода, как его щупальца, ложноножка такая, и вся его воля, все его желания, все его стремления, все его интересы абсолютно совпадали с родом. Он был частью. И вдруг герои оказались одни среди всего этого сумасшедшего - для них вдруг ставшего сумасшедшим - мира. Они вдруг - не части рода, они вдруг человеки отдельные. И мы видим, что на первых этапах происходит. Действительность просто выкашивает всех тех, кто выломился. Это очень давно было. Это даже не начало, это предвестники Нового времени. Когда вдруг выяснилось, что люди - это личности.

Потом дело дальше шло. Помните, был Руссо, который рассуждал о том, как вырастить ребенка в естественных условиях. Разные были деятели Просвещения, они про это много что писали. На уровне реальном происходило следующее: у нас из-за того, что были обнаружены такие вещи, как санитария и гигиена, элементарно стали акушерки руки мыть. Потом выяснилось, что есть такая штука, как водопровод, и вообще руки можно мыть еще когда-нибудь, например после туалета. Стала резко сокращаться детская смертность. Потом еще прибавилась вакцинация, которая тоже очень сильно ее уменьшила.

Параллельно шло массовое переселение в города. Как отличается жизнь в городе от жизни в селе с точки зрения родительско-детских отношений? Кардинально. Если вы в городе не хозяин поместья, а живете в муравейнике, ребенок внезапно становится проблемой. В деревне он уже с трех лет где-то там при деле, гусей каких-нибудь пасет. Тут же за ним присматривают старшие дети или бабушки с дедушками. В городе ребенок достаточно долго нуждается в опеке. Соответственно, общество на это реагирует, и начинает сокращаться количество детей в семье. Тут еще подоспела контрацепция и всякие разные способы регулирования семьи.

Получилось два одновременных процесса. С одной стороны, у нас стало сокращаться количество детей в жизни человека: если раньше было нормальным иметь семь-восемь детей, то сейчас нормально - двух-трех, а то и одного.

С другой стороны, благодаря резкому снижению детской смертности ребенок перестал быть венчурным проектом. До того какая была ситуация? Пятерых рожаешь - глядишь, один останется. А тут вдруг выяснилось, что, скорее всего, сколько родишь, столько и останется.

Противоположный сценарий воспринимается как трагедия, как какой-то сбой невероятный.

Мы так боимся, что ребенка у нас заберет смерть, что забираем у него жизнь

Что в результате? Детей стало мало, и при этом они с большей вероятностью защищены. В результате резко выросла в восприятии общества «цена» ребенка.

Дети, которые в архаичных обществах были расходным материалом, вдруг стали ценностью. Точкой, обозначившей это свершение, стала книга Януша Корчака «Как любить ребенка?», написанная до Второй Мировой войны.

Как любить ребенка - раньше вообще вопрос так никогда не ставился. Было много произведений, где говорилось, как ребенка воспитывать, чтобы он соответствовал ожиданиям общества, чтобы за него не было стыдно. Появлялись книжки про то, как ребенка растить в смысле гигиеническом - мыть, лечить, кормить. Это скорее в эпоху Просвещения, когда естественные науки пошли в массы. Тогда же начали появляться труды о развитии. Но вот «как любить ребенка» - никто так вопрос не ставил. Было какое-то естественное состояние, понятное по умолчанию: все детей любят. И вдруг выяснилось, что эту тему как-то можно проблематизировать.

Ответ по сей день неоднозначен. Если мы вспомним все те сложные ситуации, с перечисления которых я начала, то вернемся к вопросу: любят ли эти люди своих детей? И поймем, что ответить очень сложно. Чувствуют ли они любовь? Наверняка. Может быть, не в описываемый момент, но когда-то, безусловно, чувствуют. Готовы ли они защищать их? Ну да, я уверена, что тот же самый Тарас Бульба, если бы его сына пытался убить кто-нибудь другой, защищал бы его как угодно, в том числе ценой собственной жизни. Что здесь не так?

Мысль, звучащая у Корчака, как раз в том, что кроме природного тепла и нежности к детенышу у людей начала прорезываться такая вещь, как уважение к своему ребенку.

Мы видим в нем человека, мы понимаем, что у него есть какая-то система ценностей, какие-то решения он принимает, какие-то, отличные от наших, желания у него могут быть.

Сейчас вдруг выясняется, что дети как-то сами будут обходиться со своей жизнью. И возникают вопросы: а нам как с этим быть? Как пройти этот путь от точки А, где он явно ничего не может решить, даже будет ли он сейчас сейчас есть, до точки Б, где мы ожидаем, что он пойдет с университетским дипломом, будет выбирать себе специальность, место работы, гражданскую позицию, мужа и жену, стиль родительства.

Цена ребенка выросла, появилось представление о том, что его следует любить и уважать, и мы помним все, что происходило в течение ХХ века довольно стремительно.

Про это «Маленький принц» Экзюпери, про это же во многом у Сэлинджера: ребенок, который сейчас нам объяснит, правильно мы живем или неправильно. И надо бы замолчать и послушать его. У нас декларация прав детей, у нас всегда дети в первую очередь. От ребенка как расходного материала мы перешли к ребенку как существу на пьедестале.

Кульбит на самом деле очень быстрый и очень непростой для психики родителей в частности и общества в целом. Со всякими осложнениями и закидонами, которые его сопровождают.

Одно из самых главных осложнений, которое тоже, кстати, первым заметил Корчак, - это когда высокая цена начинает оборачиваться высочайшими требованиями к безопасности. Поскольку теперь по умолчанию ребенок не венчурный проект, очень страшно, что с ним что-нибудь случится. В идеале общество наше хотело бы ребенка взять, обернуть ватой, замотать скотчем, положить, и пусть он так до 18 лет полежит. Про это сказал Корчак в свое время очень точно: мы так боимся, что у нас ребенка заберет смерть, что забираем у него жизнь. Мы запрещаем ему все, мы оборачиваем его ватой. Это одна из издержек любви к детям.

Это кто здесь плохая мать?

Следующая темная сторона в том, что очень для многих ребенок становится проектом. Выросла ценность функциональной роли «я родитель». До этого целые поколения, классы вообще как родители не реализовывались. Детей-то они рожали, а воспитывать их не собирались, существовали кормилицы, бонны, гувернантки. И хороший родитель был тот, кто мог обеспечить ребенку приличных учителей и условия. И еще не растратить все наследство, не проиграть на скачках или в карты. Что произошло, когда повысилась цена ребенка и, соответственно, цена родительской любви и функциональной роли родителей? Ты не можешь считаться успешным, если ты плохой родитель. «Я хороший родитель» стало важной игрой. «Я живу жизнью ребенка, я все для него, я соответствую». Появилась очень сильная зависимость от оценки социума, что не добавляет родителю уверенности, их отношениям с ребенком стабильности, а ребенку покоя. Очень часто люди играют в это с азартом и стараются соответствовать высоким требованиям. И мы видим это, например, по агрессии, с которой реагируют на кого-то, кто возражает или придерживается другой концепции. Очень часто в мирных и прекрасных интернет-сообществах молодых мамочек идут агрессивные перепалки с виртуальным перегрызанием глоток на тему «делать или не делать прививки», «кормить или не кормить после двух лет» и так далее.

Очевидно, что вопросы очень болезненные, они задевают именно «я», именно личность. Появляется такая интересная вещь, как необходимость демонстрировать родительскую любовь и любовь ребенка к себе. Про это есть очень хорошая книга, «Дневник няни». Молодая девушка устраивается няней к мальчику четырех лет, у его мамы свои проблемы, депрессии, в общем, она с мальчиком в контакте быть не может, заботиться о нем не может и не хочет. Няня уже не первая, до нее нескольких уволили, мальчик уже достаточно пострадал от всего этого. Няне стоит большого труда наладить с ним контакт, но ей это в итоге удается, и мы видим, что она заботится о ребенке в самых базовых ситуациях. Он заболел, задыхается, у него температура, ему страшно - все это время с ним няня. Естественно, у него формируется к няне привязанность, доверие. А потом происходит интересный момент. Когда во время светской вечеринки он падает и больно ударяется, к нему пытается подойти мама. Он маму отталкивает и зовет няню. У мамы - тяжелейшая нарциссическая травма.

100 лет назад на этом месте не было бы ничего. Ребенок упал, мама зовет бонну и говорит: «Займитесь им». Никакой травмы. А сейчас все вокруг увидели, что ее ребенок, ударившись, не хочет ее помощи, не принимает ее утешения, а хочет няню. Девушку увольняют в тот же день, не дав даже попрощаться с ребенком, за то, что она взяла на себя слишком много. «Почему это он любит вас, а не меня? Хотя я его мать. Ну и что, что вы им занимаетесь, вы его утешаете и понимаете. Но я его мать, любить он должен меня». И, надо сказать, очень много детей сейчас от этого страдают. Потому что всегда были и есть женщины с не очень развитым материнским инстинктом. Но если раньше для этого был совершенно приемлемый способ передать заботу о ребенке другому человеку, то сейчас тут стоит социум, руки в боки, и говорит: «Ага, кто это тут плохая мать?»

Еще есть теневые стороны. Отмечают интересный феномен, что в сторону детей смещаются очень сильно у людей эротические чувства. Именно эротические, не сексуальные - всякие объятия, поцелуи.

По мере того как люди все больше и дольше ласкают своих детей, происходит снижение сексуальной активности в супружеской паре. Потому что на самом деле нам нужно гораздо больше объятий, чем сексуальных актов.

Плохо это или хорошо, никто не знает. Отсюда появляются уже следующие фобии: не эротизируем ли мы наши отношения с детьми, не имеет ли это плохих последствий и с какого возраста это становится нехорошим, неприличным и неправильным? А ответа-то никто не знает. Есть на эту тему всякие концепции, которые часто радикальны и непонятно, из какого пальца высосаны.

Обнаружив в своей жизни детей как людей, человечество не очень пока понимает, что с ними делать. Мы стараемся где-то их слышать, где-то идти им навстречу. Потом мы спохватываемся, а не разбиваем ли мы их альфа-комплекс, а не нужно ли нам все-таки больше доминировать. Потом мы начинаем больше доминировать, и нам что-то не нравится. Родительская любовь оборачивается довольно большими издержками, постоянным чувством ответственности, постоянным страхом совершить ошибку, причинить вред. Я начала с того, что есть два подхода: деградационный и эволюционный. И оба верны в каком-то смысле. Не получается все хорошее взять и проблем никаких не поиметь. Что нам остается? Только жить, пробовать, читать книжки, писать свои книжки, делиться этим друг с другом, нащупывать какую-то свою тропинку. Утешаться тем, что дети на самом деле удивительно выносливы и пластичны и не так легко им бывает навредить, и все наши эксперименты они обычно способны переварить. Как можем детей любить, так и любить. А они точно никуда не денутся.