Санька.
Он появился в нашей жизни неожиданно. Как бы в «нагрузку» со старым домом в глухой таежной деревушке.
Махонький, в старой вязаной кофте и штанах с вытянутыми коленками, он выскочил к нам из соседней калитки, семеня ногами в огромных калошах.
- Сосед я ваш! Санька меня зовут.
Мы с удивлением рассматривали неожиданного собеседника. Он был так мал ростом, что можно было без труда разглядеть его лысоватую макушку с обрамляющими ее светлыми кудряшками. По лицу его невозможно было определить возраст: то ли ему тридцать, то ли все семьдесят. Но улыбка была такой добродушной, что казалось, мы знакомы давно.
- Я помогать вам буду, я всем в деревне помогаю!
Стояли жаркие летние дни. Работы со старым домом было много. Мы приезжали туда каждые выходные. Сначала со злостью и обидой на весь белый свет, на родителей, которые заставляли работать, на жгучую крапиву в человеческий рост, которой зарос весь двор. А еще на Саньку, который буквально не оставлял нас в покое. Он хватался за любую работу, задавал бессмысленные вопросы, в который раз рассказывал одни и те же истории. Смешно, по-детски, сидя на корточках, выкапывал бесчисленные сорняки или, постукивая молоточком, ровнял старые, никому не нужные гвозди.
Хозяйством мы пока не обзавелись, и Санька охотно приносил то лопату, то грабли, то молоток.
- Я вам столик подарю! У вас же ничего нет, а я его сам сделал! - и буквально приволок во двор отличный самодельный стол с резными ножками.
- Я же хорошим столяром был, только фабрику нашу разрушили, - с грустью вспоминал он.
Санька казался нам немного странным, и при случае отец поинтересовался о нем у бывшей хозяйки дома.
- Санька-то? Он хороший! Только вот как хворь какая-то приключилась с ним в 18 лет, так и остался он ребенком по росту и уму. А ему уж почитай шестьдесят! Он работящий, непьющий! Вот только с родней ему не повезло… Дом-то родительский, сестра с мужем приезжают сюда на лето. Шпыняют его. Он хлам разный в дом тащит - поделки делает, приемники старые чинит. Ругаются, выкидывают все. А он плачет…
- Скучно тут у нас, - грустил Санька. - А я пластинки люблю слушать! Может, найдете?
Старые пластинки нашлись у знакомых. Из певцов на ярких конвертах я с трудом узнала только молодого кудрявого Леонтьева. Санькиной радости не было предела! Он даже кинулся нас обнимать.
- Вот здорово! Сегодня слушать буду!
- А что ты еще любишь, дядь Саш? - улыбалась я.
- Газировку люблю! Вкусная! Только магазина у нас нет, я на велосипеде в Сосновку езжу. И котов люблю! Хочешь, познакомлю? У меня их четыре. Зовут Васьки!
- Все Васьки?
- Ага, чтоб не перепутать! - заливался счастливым смехом Санька.
Лето клонилось к закату. Мы с удивлением стали замечать, что уже с радостью и нетерпением ждем поездки в деревню и встречи со странным соседом. А он продолжал торчать в нашем дворе, помогая нам во всех делах и сбегая от ворчливой своей родни.
Зарядила дождями осень. Санька, все чаще хмурый, жаловался:
- Совсем озверели, ироды! Я посижу тут у вас? Не могу с ними! - и глаза его наполнялись слезами.
Выпал первый снег. Мы снова приехали в наш старый дом и с удивлением поняли, что Санька в этот раз не пришел. Тихо было в соседском дворе, не шел из трубы дымок, и только маленькие следочки котов Васек нарушали белизну снега у калитки.
- А сдали его в дом престарелых родственники, - с грустью рассказала нам соседка из дома напротив.
Назад засобирались почти сразу. Ничего не хотелось делать в опустевшем без странного соседа доме. Ехали молча. Дорога шла мимо деревенского пустыря, приспособленного под свалку. На самом верху ее ярким веером выделялись пластинки. С одной из них грустно улыбался молодой кудрявый Леонтьев.