Ирина Тишкина

Наташка села на скамейку и начала обижаться.

Когда Женька во второй раз сделал круг, Наташка быстро наслюнявила пальчики

и "нарисовала" на щеках влажные дорожки. Сложила ручки на груди и надула губки.

Мы так и ахнули.

А индийские страсти тем временем разгорались.

Женька слез со своего транспорта и подбежал к ней.

Наташка же быстро перекинула ножки на другую сторону скамейки - и снова гордо, но по-прежнему театрально отвернулась.

Женька обежал скамейку и стал заглядывать Наташке в лицо. Та снова, как-то очень

по-женски дернув плечиком, отвернула носик в сторону.

- Погоди, он ее сейчас еще уговаривать будет,- предсказала я.

Вся Наташкина фигурка выражала океан презрения и безразличия.

Женька потрогал ее за плечо. Наташка отодвинулась.

И тогда Женька стал что-то говорить, показывая на свою технику.

Вся Наташка по-прежнему изображала непреклонность.

После продолжительных уговоров она, наконец, встала и пошла к велосипеду, а Женька торопился за ней и, судя по всему,с готовностью расписывал достоинства своей крутой тачки.

Наташка подошла и "неохотно" села за руль.

А Женька побежал следом...

- Ну вот...- удовлетворенно сказала я.

- Невероятно,- ответила подружка.

Санька, несмотря на свои три года, знает, что надо сначала спросить, а потом уже брать.

Мы в гостях у замечательной женщины - Инессы Федоровны.

И все, что стоит или лежит на полках - страшно интересно: Инесса Федоровна жила в

Индии полтора десятка лет.

- Тетя Инесса Федоровна!

- Что, Саша?

- А можно, я посмотрю эту фигурку?

- Посмотри, Саша.

- Спасибо, тетя Инесса Федоровна.

- Пожалуйста, Саша.

- Тетя Инесса Федоровна! Можно у Вас спросить?

- Спроси, Саша.

- Вы не могли бы дать мне посмотреть вон тот альбом?

- Пожалуйста, Саша.

- Спасибо, тетя Инесса Федоровна.

- Тетя Инесса Федоровна!

- Что, Саша?

- Я кошелек нашел!

- Спасибо, Саша.

Вмешиваюсь я:

- Саша, найти можно вещь, которая потерялась. Ты думаешь, кошелек потерян?

- Нет, мама.

- Тогда просто положи на место.

- Тетя Инесса Федоровна! А можно Вас спросить?

- Можно, Саша.

И так - до бесконечности...

Я уже готова придушить Саньку с его вежливостью, а Инесса Федоровна только

чуть улыбается, но отвечает очень серьезно...

И так - целый день... У меня уже голова квадратная, а Инесса Федоровна

по-прежнему внимательна и улыбчива. Вот что значит советская педагогическая

школа! И я учусь у Инессы Федоровны быть терпеливой, но не через псих, а через

любовь.

- До свидания, тетя Инесса Федоровна!

- До свидания, Сашенька. Приходи еще.

Чтобы встретить самолет из Чехословакии, мне пришлось рано утром уехать из
Ангарска, где не было пассажирского аэропорта, в Иркутск, где он был. Самолет
прибывал к семи и к пробуждению сынишки я уже должна была вернуться домой.
Из-за большой разницы в часовых поясах оказалось, что мой чешский друг ошибся на сутки, и самолет прибывал только завтра...

Трехлетний Санька просыпался в девять - уже практически два года подряд.
Приучила к режиму сразу, и чудо внутренних часов не раз меня выручало - мы
жили одни.

Но на трассе из-за аварии случилась пробка и я неслась домой, сломя голову,
потому что опаздывала на 20 минут.
У двери меня охватила паника: в ручке торчала записка.

Хватаю, читаю...перечитываю.

Постепенно буквы перестают прыгать и выстраиваются в короткое сообщение о
том, что ребенок находится у соседки.
Стучусь в указанную квартиру, по диагонали от меня - там живет пара пенсионного
возраста.
В открывшуюся дверь вижу, как Санька сползает с коленей соседа и радостно
кидается ко мне, а соседка между делом строго отчитывает меня: как я могла
мальчика оставить с чужим мужчиной дома наедине?? Даже если это - милиционер??

...........?????- я в немом недоумении.

- Ну как же, ребенок сказал, что у вас дяденька милиционер ночевал,- тот,
который и привел ребенка к нам,и сказал, что у него нет времени, а мама ушла
в магазин.
Оставаясь в том же недоумении благодарю и поворачиваюсь, чтоб пойти домой.
Но на площадке тут же сталкиваюсь с другой соседкой, тетей Полей, из квартиры рядом:
- Ира, у тебя что, милиционер ночевал?
- Да ну тетя Поля! С чего Вы взяли-то?
- Так Саша сказал...

Приседаю перед Санькой:
- Рассказывай.
- Я проснулся, тебя нет, пошел узнать к тете Поле, а ее тоже нет...
- В магазине была,- вставляет тетя Поля.
- А дверь захлопнулась. Я решил подождать тебя у подъезда. На скамейке.
А тут дяденька милиционер идет. Я сказал ему, что дверь захлопнулась, а мамы
нет.
Он отвел меня домой и постучал к нам. Потом постучал соседям.
- Подожди, так ты сказал, что он у вас ночевал,- удивляется тетя Поля.
- Эээ...ночевал,- неуверенно говорит Санька.
Тут до меня дошло:
- Саш, а что такое - ночевал? - спрашиваю.
- Ннне знаю...- совсем растерялся мой Санька.
Мы с тетей Полей рассмеялись.

А соседка из квартиры по диагонали больше никогда со мной не здоровалась.
Зато ее муж иногда звонил в нашу дверь и передавал тихонько, улыбаясь и
оглядываясь на свою дверь, пакеты со свежими овощами с дачи - для Саньки.

Вечером я договорилась с сыном, что подниму его завтра утром очень рано,-
еще темно будет, и мы поедем в другой город встречать самолет.

Часто взрослые не задумываются,- а знает ли ребенок значение слов, которые слышит.
Почему-то моей соседке не пришло в голову спросить у только что проснувшегося
ребенка, хочет ли он есть. Но вот спросить, не ночевал ли дяденька у мамы,
она догадалась.

Валялась я как-то раз дома на диване с детективом (с книгой, к сожалению).

Трехлетний Санька что-то рисовал, высунув язык от усердия.

Вскоре подошел, сияющий и торжественный:

- Мам, я написал!

Ну, это - событие сверхважное: все-таки первое слово!

- Что написал?- делаю серьезное, согласно обстоятельствам, лицо.

Рисунок сын повернул к себе,- для продления удовольствия.

- Дуй в пузо! (то есть на рисунок) - и я дую.

- Еще дуй! как надо!- а надо три волшебных раза. Послушно и очень обстоятельно

дую оставшиеся два.

И вот лист торжественно развернут ко мне. А там, старательно выведенное

на весь лист всеми цветными фломастерами...

Сначала я покраснела, задохнулась от смущения, возмущения и ужаса, но тут же расхохоталась, глядя на уморительно-гордую физиономию своего карапуза...Хохотала я до слез, до катания на диване. Потом, немного успокоившись и обмахиваясь детективом (к счастью,все же,- книгой), вытирая глаза, поинтересовалась, где он нашел ЭТО слово.

- А помнишь, в домоуправление ходили, там в подъезде на потолке было написано,- ответил мой Санька, счастливый от произведенного впечатления.

Вот так и получилось, что первое слово, написанное сыном, было...то самое, забористо-заборное,- из трех букв...

Молодая мамаша - чемпионка чего-то там - в комнате своего ребенка, заваленной под потолок всякими игрушками, радостно и гордо рассказывала в какой-то передаче, как она тратит десятки тысяч рублей за один поход в магазин - чтоб у ее ребенка все было.
И не понимает самой простой вещи: как же скучно живется ее малышу! Как неинтересен его мир, в котором все есть.
Не успеешь протянуть ручку - как игрушка уже твоя...

У этого ребенка отняли самое главное в жизни - умение мечтать. Умение хотеть что-то.
И возможность фантазировать.

Жаль, что в телевизионной студии не нашлось никого, кто смог бы объяснить этой молодой дуре, что ее ребенок был бы намного счастливее, если бы его научили ждать подарок. Или самому дарить.
Ведь эмоции растут вместе с детьми. И должны развиваться вместе с ними.

Любой ребенок должен испытать всю богатую гамму чувств - желание и даже невозможность что-то получить; радость в общении с себе подобными,- а иногда и разочарование; умение преодолевать свои желания и великое счастье от улыбки друга, с которым поделился чем-то своим,- что действительно дорого тебе самому.
Только тогда вырастет в ребенке Гармоничная Личность.
И только тогда его взрослые желания будут нормальными. Ведь нам - людям - так свойственно хотеть то, чего нельзя. И вырастают потерянные души, которым можно все, кроме наркотиков и странных интимных отношений. И тогда они любой ценой добиваются обладания, не научившись говорить "нет" своим желаниям.

Помните французский фильм с бесподобным Пьером Ришаром - "Игрушка"?
Такие фильмы надо показывать в роддомах мамашкам между кормлениями - чтоб с молоком прибавлялось хоть немного мозгов.

Нашей маме,- как и любой другой, конечно,- очень хотелось приобщить нас с братом к чему-нибудь высокому.
Мое желание ходить в авиамодельный кружок хоть и имело отношение к высоте,- но не учитывалось.
И она купила мне скрипку.

- Дорогая моя баб-ця
Подарила мене скрип-цю...- старательно выводила я смычком. Ни о каком искусстве при таком отношении, понятно, и речи быть не могло.
А брат мой увлекся к тому времени ударными. Он ходил и выстукивал различные наборы дроби на всем, что попадалось под руку.

Вот ему-то и пришла в голову идея объединить наши умения и способности в один концерт.

Готовились мы основательно. Действо решено было устроить на балконе - так нам
казалось, что соседи за стенками не услышат наш "капустник", или же его
звуковое воздействие будет сведено к минимуму.

Балкон выходил в небольшой сад, за которым, параллельно дому, шел глухой забор из ракушечника. Справа за садом были гаражи, а слева - задняя стенка нашего магазина, дублированная ящиками. То есть, звуковая изоляция - полная. Как нам казалось.

Брат притащил на балкон разного размера кастрюльки, сковородку и банки. К
этой конструкции прилагались поварешка, большая серебряная ложка и маленькая
табуреточка.
Мне полагалось покорять публику стоя.

- Дорогая моя баб-ця...- вступила я, а брат тут же проаккомпанировал на кастрюле.
И, для звучности, добавил банки.
Мне показалось, что скрипку совсем не слышно, и я изо всех сил начала пилить
струны смычком. Но сковородка была громче.

Минут десять мы старательно долбили и пилили свои инструменты,
пока сквозь мощную какофонию не прорвались какие-то посторонние звуки.

Несколько секунд мы сидели совершенно глухие и, как двое контуженых, недоуменно глазели друг на друга.
- .....ма посходили совсем! - донеслось откуда-то, как сквозь вату. - Сосед на
балконе через два окна страшно жестикулировал.
Мы огляделись. Вот никогда бы не подумала, что в обычные летние будни так много людей сидит дома. Сердитых людей.
Вдруг сосед перестал жестикулировать и засмотрелся куда-то вниз. А вскоре все лица, до этого повернутые к нам, тоже смотрели на что-то, что происходило внизу. Видимо, не менее интересное, чем то, что мы только что натворили.
Синхронно и почти с опаской, как два нашаливших близнеца, мы посмотрели через перила.

Сержик, Сгинька, Мурка и Одноглазка составили лишь небольшую часть огромной группы кошачьих разных пород, расцветок и размеров, сидящих внизу. И все они смотрели, задрав усатые морды, на наш балкон.
Откуда взялись все эти кошки, и когда успели сбежаться к нашему балкону - до сих пор не понятно. Но то, что концерт им понравился,- было несомненно. И они явно не желали расходиться, ожидая продолжения.

- Кина не будет,- сказал им мой брат и понуро побрел с поварешкой в комнату. Он
понимал,что ему, как старшему, от мамы достанется намного больше.

Два положительных момента в нашем выступлении все же были: во-первых,мама оставила свои попытки сделать из меня музыканта. А во-вторых, если я все же когда-нибудь вынуждена буду перепрофилироваться, я точно знаю, где искать благодарную аудиторию.

Родился Санька страшненьким.

Фиолетовый, с крошечными щелочками глаз из-под припухших век, с лягушачьим ртом и огромным носом. И весь сморщенный. Этакий маленький старикашечка лет ста пятидесяти,
Его тонкие конечности жили своей собственной жизнью и норовили взлететь каждый раз, едва я разматывала пеленку.

С любопытством естествоиспытателя я разглядывала это нелепое существо и удивлялась, что красивого находили соседки по палате в своих младенцах, которые были явно еще страшнее Саньки.

Дома,- а я жила тогда на квартире актрисы Людмилы,- нас ждала кроватка,- подарок от театра. Наши мужчины ловко ее собрали, не переставляя удивляться, как можно спать так сладко при том шуме и галдеже, который они создавали, разбираясь с конструктором и при этом стараясь не сесть друг другу на голову в моих нескольких квадратных метрах. Но Санька, видимо, так сильно устал при появлении на свет, что сразу начал спать. И не переставал даже во время кормлений.

Потом быстренько отметили праздничным ужином на кухне появление нового человека и тихо, как-то по-подпольному скоропостижно разошлись: снова требовалось кормить нового человека.

Осталась только Людмила. С гитарой.
Сидя в углу на табурете, она тихо напевала какую-то мелодию без слов.
- Знаешь, - потянуло меня под музыку на кухонную философию, после разглядывания заспанной нелепой рожицы, - я тут подумала... а может, вот такая внешность при рождении - это единственная возможность увидеть маме своего ребенка глубоким старцем?.
- Кто знает,- в тон мне задумчиво ответила Людмила.- может, и правда. А может, у него и ум сейчас, как у старичка, вот только сказать ничего не может...Потому как нечем.

Санька вдруг оторвался от груди и как-то по-Мефистофелевски, глубокомысленно засмеялся,- прямо захохотал, - долго и беззвучно...

- Да ну вас,- сказала Людмила, откладывая гитару в сторону,- мне даже как-то не по себе стало,- и ушла.
У меня же сбежать не получилось, и я осталась кормить маленького старичка в цветастой пеленке, с испугом косясь на его хитрую умиротворенную физиономию.

Только чур - мужчинам дальше не читать.
Потому как вам совсем не обязательно знать, где женщины рожают иногда вас и ваших детей.

- Кажется, началось! - это неизбежно, как гагаринское "Поехали!"
Людмила,актриса нашего театра, у которой я жила на квартире, вызвала скорую и
через полчаса я уже "покоилась" в приемном покое. Встретили меня очень тепло:
- Вы из театра? Нам директор уже звонил по поводу Вас.

Людмила заранее меня предупредила:
- Не пугайся, там стерильное белье, поэтому оно выглядит очень грязным.

Логику я не поняла, но приняла к сведению. И все равно испугалась, когда пришлось надеть
на себя рубашку, которая выглядела так, словно ее сначала замочили в чае, а потом
усугубили некоторые пятна пакетиками с заваркой.
Хотя, если честно, когда "началось", то в принципе, становится все равно, во что тебя
переоденут. Лишь бы скорее "закончилось".

Но вот с этим, оказывается, у некоторых происходит серьезная загвоздка.

В нашем деревянном двухэтажном роддоме "предродовая" находилась на первом этаже.
В палате стояло штук шесть кроватей с настоящими "ночными вазами" под ними.
- Никаких туалетов!- категорично заявила мне санитарка,- чтоб ребенка не потерять.

Я испуганно присела на краешек кровати. С разных концов палаты доносились стоны
и причитания типа:
- Да чтоб я еще раз!...Приеду домой, кирпичами там все заложу, пусть только сунется!
Девушка с соседней койки сползла со стонами вниз и присела на горшок, как наседка
на корзину.
Тут же вошел доктор, словно ждал за дверью этого момента и обратился к ней:
- Ну что, все? Не торопись, я подожду...
- А теперь пойдем, я тебя посмотрю.

В палату заглянула санитарка:
- Тишкина? - на выход.
Я вышла.
- А Вы правда художник? Ой, Ириночка, помогите нам пожалуйста! Нам бы газету к 1Мая
сделать! А то у нас никак не получается!

На столе уже лежали два листа ватмана и краски с кистями.

Когда начиналась схватка, я замирала на стуле и ждала, пока отпустит. Затем снова
склонялась над газетой.
Вот так, между схватками, и родился очередной шедевр настенного творчества.

После чего всем стало ясно, что вот уже - точно пора - и меня повели в родовую.

Стол, на который полагалось взобраться, был высоковат даже для меня не в положении.
Потому самое большое, что я смогла сделать после команды "ложись!" - это подержаться
за краешек. Доктор вздохнул и санитарка принесла табуретку, на которую тоже сначала
надо было взгромоздиться.
Наконец, я благополучно водрузилась на стол. Но видимо, так устала, что пропало
всякое желание рожать. Хотя схватки при этом остались.
- Ну миленькая, ну давай, тужься,- уговаривала меня замечательная акушерка тетя
Маша.
Я стискивала зубы, мне вытирали бинтиками лоб, но все равно ничего не помогало.
- Только не закрывай глаза!- уговаривал меня почему-то доктор.
Продолжалось это уговаривание несколько часов. Спасибо тете Маше за ее поистине
ангельское терпение.
У бедного доктора оно все же лопнуло.
Он махнул рукой и вышел.

Тогда мед.персонал, находящийся в родовой, как-то оживился, все начали что-то делать:
акушерка положила руки мне на живот и как-то сильно, но при этом мягко и плавно стала
давить, санитарка загремела шприцами, я услышала, что показалась головка, тут же мне
в вену воткнули шприц и приказали работать кулаком - и буквально через минуту все
и закончилось: я услышала, что - мальчик. После чего малыша отшлепали - и наконец,
раздался не то, чтобы крик, но какое-то обиженное кряхтение.
Ребенка засунули под кран, где он все же повысил голос.

Тут все обрадовались, выдохнули и показали мне нечто среднее между баклажаном и
ребенком,и предъявили, как законному владельцу новоявленного чуда, парное количество
всех конечностей, и не парное - головы и прочего. После чего новоявленный на Свет
был благополучно спеленован и уложен приходить в себя.
Мне же положили на живот грелку со льдом - и все ушли отдыхать.

Была ночь на 20 апреля 1986 года...

Ненавижу ложь и людей, которые лгут.

Нет, когда говоришь больному, который и сегодня, как и вчера - из рук вон плохо

:- Ты сегодня прекрасно выглядишь! - это не ложь, это моральная поддержка.Когда говоришь очень чувствительной маме, что идешь в поход с друзьями, а сама одна, с рюкзаком, в неизвестность,- это тоже не ложь, а попытка сберечь мамины нервы.

Когда просто лгут, чтоб соврать,- это противно. Но - когда лгут, потому что солгали уже один раз, и, попав в это болото, лгут дальше и дальше,- потому что уже стыдно признаться и сказать правду, потому что ложь засасывает, - это уже как болезнь.

Девочка, которая однажды, в порыве чувств, выдала мой стих за свой,- вызвала бы у меня только жалость. Но, продолжая не только лгать, но и писать мне,- МНЕ! - что мой стих - не мой,- уже вызывает стойкое отвращение. Ее мелкая душонка погрязла во лжи, а она не только не замечает этого, но и пытается заляпать грязью тех, у кого ворует...

я в шоке...