Новые отношения

23 часть.

Я обхватила обеими руками этих двоих, моего мужа и мою дочь. 

"Я на самом деле люблю тебя за то, что ты принес ее домой", - сказала я Муди, хотя это и казалось смешным, ведь он был причиной моих страданий. 

"Я думаю, эта бомбежка была знаком Бога, - проговорил Муди. - Нет причин, по которым мы должны быть оторваны друг от друга. Мы должны держаться вместе. Я на самом деле волновался за тебя. Больше не будем разлучаться".

Я протянула руки, и Муди передал мне Махтаб. Было так хорошо снова прикоснуться к ней. 

Она не говорила ни слова, пока я несла ее в спальню, а Муди шел следом. Я завернула ее в одеяло, смочила тряпицу в холодной воде и приложила ко лбу. Она, очевидно, боялась говорить со мной при Муди.

Я всю ночь прижимала ее к себе и боялась задать Муди вопрос: "А что теперь?"  

Утром, когда Муди собирался на работу, он сказал мне, не враждебно, но и без той теплоты, что ночью:

"Одень ее".

"Пожалуйста, не забирай ее".

"Нет. Я ее с тобой не оставлю".

Муди имел надо мной полную власть, и я не могла рисковать снова остаться в одиночестве. Все так же молча Махтаб позволила унести себя, и оставила мать, которой казалось, что у нее не выдержит сердце.

С нами тремя происходило что-то странное. Интуитивно я знала: мы входим в новую фазу нашей совместной жизни.

Муди стал не таким агрессивным, зато более расчетливым, чем раньше. Больше всего его занимала тема денег.

"Мне до сих пор не заплатили в больнице, - жаловался он. - Вся работа зря".

"Но это смешно, - сказала я. - Откуда ты берешь деньги?"

"Занял у Маммала".

Я ему не верила и была убеждена, что он делает вид, будто не может изменить нашего положения.

По неизвестной причине приступы бешенства Муди прекратились. Он стал каждый вечер приводить Махтаб домой, если только у него не было ночной смены. Через неделю или две он позволил Махтаб днем иногда оставаться со мной, но подчеркивал наше заточение двойным поворотом ключа.

Однажды утром он ушел, и я ждала знакомого звука закрывающегося замка, но его не было. По шагам было слышно, что Муди ушел. 

Он забыл нас закрыть? Или это была проверка?

Я решила, что последнее. Мы оставались дома, пока он не вернулся в уже более хорошем настроении. 

Муди все чаще говорил о нас как о семье, которая была для него щитом перед окружающим миром.

Махтаб тоже изменилась. Сначала она не хотела обсуждать подробности разлуки.

"Ты много плакала? - спрашивала я. - Просила папу вернуться?"

"Нет, - тихо говорила она. - Я ни с кем не разговаривала. Не играла. Вообще ничего не делала".

Потребовалось много разговоров, чтобы она сняла свой панцирь хотя бы передо мной. Я узнала, что она вынесла много допросов, особенно от Малук. Она спрашивала, ходили ли мы в посольство, пытались ли покинуть страну. Махтаб все отрицала. 

"Мама, я на самом деле пробовала сбежать, - говорила она, будто я на нее сердилась. - Я знала дорогу из дома Малук. Иногда, когда ходила с Малук за покупками, я хотела убежать и найти тебя".

Как я была рада, что ей не удался побег. Было ужасно представить ее одну на оживленных улицах Тегерана, с неосторожными водителями и бессердечной полицией.

Махтаб была несчастна и подавлена.

Я понимала, что смущенный дух Муди вряд ли когда-либо излечится. Сейчас ему было лучше, но я могла использовать эту ситуацию только чтобы улучшить свое положение, пока он снова не начнет злиться.

Я пришла к выводу, что мне нужно держать свои планы в секрете от дочери. Меня очень беспокоило, что ее допрашивали. Нельзя было подвергать ее такой опасности. Я не имела права будить в ней надежды. Только когда мы будем на пути в Америку, - а я еще не знала, как нам это удастся, - я ей об этом скажу.

Так каждая из нас строила свою защитную стену, пока Муди в своем безумии искал эмоциональной связи с женой и дочерью.

Маммал и Нассерин жили у родственников, но вернулись Реза и Эсси. Мы с Эсси возобновили нашу недоверчивую дружбу.

Я на совесть совершала молитвы, и Махтаб начала повторять за мной. Все больше и больше Муди поддавался обманчивому впечатлению, что мы снова живем нормальной жизнью. Я должна была имитировать теплые чувства. Что, если я забеременею? Я не хотела добавлять себе проблем и дарить новую жизнь в этот безумный мир. Не хотела носить ребенка от мужчины, который был мне противен. Беременность повергла бы меня в еще большее заточение.

Девятого июня был мой сороковой день рождения. Муди работал ночью и настоял, чтобы мы оставались внизу, под присмотром Эсси. Около полуночи зазвонил телефон. Эсси взяла трубку и я слышала, как она повторяет слова: "На, на".

"Это моя семья, - сказала я. - Я хочу поговорить с ними. У меня сегодня день рождения". 

Я вырвала трубку и услышала голос моей сестры Кэролин. Она сообщила, что папино состояние сейчас стабильно и что Джо начал работать на конвейере на одном предприятии. У меня стоял комок в горле.

"Скажи ему, что я его люблю, - смогла лишь выдавить я. - Скажи Джону, что... я его тоже... люблю".

Утром Муди принес букет ромашек и хризантем. Я ему быстро рассказала о звонке, пока этого не сделали Эсси и Реза. К моему облегчению, он отреагировал равнодушно. 

Однажды Муди позвал нас на прогулку и пригласил своего дальнего родственника Мортезу. Тот несколько лет назад потерял жену, и родители помогали ему воспитывать дочь Элхам, которая была на пару лет старше Махтаб. Она была красивой девочкой, но мрачной и одинокой, на которую отец и бабка с дедом не обращали много внимания.

Из разговора с Мортезой я поняла, что семья заставила Муди дать мне больше свободы.

"Как ты? - спросил Мортеза. - Тебя давно не было видно. Мы уже начали беспокоиться".

"С ней все хорошо, сам видишь", - с напором ответил Муди.

Мортеза рассказал, что хочет отправить Элхам на учебу в Швейцарию или Англию.

"Было бы хорошо, если бы она подучила английский", - сказал он.

"О, я бы ей с удовольствием преподавла", - предложила я.

"Отличная мысль, - согласился Муди. - Почему бы тебе не привести ее завтра к нам? Бетти может ее учить, пока я на работе".

По дороге Муди рассказал, что он особенно хочет помочь Элхам, потому что она, как и он в детстве, потеряла мать. И он был рад найти для меня занятие.

"Я хочу, чтобы ты была здесь счастлива", - сказал он.

Муди больше не уводил Махтаб в дом Малук. Нам с Элхам нужна была переводчица, и, когда мы не учились, девочки весело играли вместе.

В один из дней Муди взял меня в гости к Амех Бозорг, но не переоделся в салонную пижаму, а остался в костюме. Из-за этого разгорелась ссора. 

"Мне нужно по делам, - внезапно сказал Муди. - Вы оставайтесь здесь".

Я не любила находиться в этом доме и не любила никого из его жителей. Мы с Махтаб вышли на заднюю террасу к бассейну, чтобы наслаждаться лучами солнца, попадавшего на нас через наши одеяния. К моему неудовольствию, Амех Бозорг последовала за нами.

"Азизам", - нежно сказала она.

"Моя дорогая!". Амех Бозорг звала меня дорогой! 

Она положила мне на плечо свою костлявую руку и употребляла самые простые слова на фарси, чтобы я поняла ее:

"Мне так жаль, так жаль тебя, дорогая. Иди к телефону и позвони семье".

Это ловушка, подумала я, и с помощью Махтаб объяснила:

"Я не могу, потому что Муди рассердится". 

Амех Бозорг настаивала:

"Твой папа не рассердится, потому что мы ему ничего не скажем".

Я колебалась, вспоминая случай в Гхоме, когда она сначала велела мне сидеть на месте, а потом нажаловалась Муди, что я не пошла с ней к гробнице. 

Амех Бозорг позвала своих дочерей Зухру и Феречете, которые говорили по-английски.

"Позвони семье, - сказала Зухра. - Мы на самом деле чувствуем себя виноватыми, что ты так долго с ними не говорила. Позвони всем и разговаривай, сколько хочешь. Мы ему не скажем".

Слово "ему" было произнесено несколько отчужденно. И это меня убедило. 

Я плакала в трубку и говорила слова любви. Папа сказал, что его здоровье ухудшилось. Я позвонила и Джо с Джоном, которые жили у отца, и разбудила их среди ночи.

После мы долго беседовали с Амех Бозорг

"Это я сказала Муди, что он должен вернуть Махтаб, - уверяла она, - и что он не может так поступать с тобой".

Я держалась с ней настороженно, но Амех Бозорг отнеслась к этому с пониманием, что, несомненно, добавило в моих глазах очков в ее пользу.