На границе

36 часть :

http://m.babyblog.ru/community/post/Psychology/3132179

Через четверть часа мы приехали к дому возле проселочной дороги. Это было белое одноэтажное здание из бетона.

Дети и женщины вышли посмотреть на нас. Женщины были некрасивыми, с сердитым выражением на лицах и большими носами. Их курдские юбки были еще пышнее моих. Они недоверчиво глядели на нас, уперев руки в бока.

"Зуд баш!" - сказал мужчина, что нас забрал, и повел в дом. Женщины показали, что нужно снять сапоги. Страх и переутомление сделали свое дело. Мне все казалось нереальным.

Мы сидели на твердом глиняном полу. Одна из женщин развела огонь и вскипятила чай. Другая принесла нам пару кусков твердого холодного хлеба, третья одеяла. Мы закутались в них, но все равно не переставали дрожать.

Через какое-то время вошла женщина в необыкновенно широкой юбке и с ней мальчик лет двенадцати. Женщина шагнула к нам и резко приказала мальчику сесть рядом. Он сделал, что было велено, и со смущенным смешком взглянул снизу вверх на женщину. 

Мне стало очень страшно. Что происходит? Беспомощные заложники, мы были в распоряжнии этих людей, которые сами в своей ужасной стране были вне закона. Как обычная американка оказалась в таком положении?

Я знала, как. Муди! Его лицо с издевательской ухмылкой почудилось мне на стене. Это Муди вынудил меня бежать и взять с собой Махтаб. И если что-то случится...

Что планировали эти люди? Забрать Махтаб? Сделать ее невестой мальчика? За полтора года я убедилась, что здесь возможно все.

"Мама, мне не нравится здесь", - прошептала Махтаб. Мне стало еще страшнее. "Мужчина, который вернулся" молча сидел возле меня.

Мы просидели так около получаса, когда в комнату вошел другой мужчина. Женщины засуетились и тут же принесли ему чай и хлеб. Они обслуживали его и все время наполняли его чашку. На нас он не обращал ни малейшего внимания. Очевидно, он был хозяином дома. Неужели я бежала из мужского общества, чтобы попасть в еще более экстремальные условия?  

Стемнело, принесли свечи. Все вокруг казалось еще удивительнее. Так мы провели несколько часов.

В дом проскользнул пожилой мужчина. Ему было, наверное, около шестидесяти, но точно я не знала: в этой жестокой стране кожа стареет быстро. Он был одет в армейский костюм. 

"Салам", - пробормотал старик. Он быстро ходил по комнате, грел руки над печкой, разговаривал с остальными и был полон энергии.

Одна из женщина принесла нам одежду и жестом показала снять мой наряд. Потом помогла мне надеть другие четыре платья, которые по местному обычаю были расшиты рюшами. Я почти не могла двигаться. 

Старик нетерпеливо поманил нас за собой в маленькую комнату, где стояли наши сапоги. По его знаку женщины задули свечи. 

Махтаб не сразу смогла обуться.

"Быстрее! Быстрее!" - торопил нас старик.

Наконец, мы были готовы. Махтаб стойко взяла меня за руку. Мы не знали, куда идем, но были рады уйти отсюда. Молча вышли мы за хозяином дома и нашим новым спутником. "Мужчина, который вернулся" тоже шел следом и запер за нами дверь. Я слышала фырканье лошадей.

Это была ясная звездная ночь, но свет звезд едва достигал земли. Мы с трудом различали нашего проводника. Хозяин изобразил прощальный жест, на что я попыталась ответить знаком благодарности. 

"Мужчина, который вернулся" подставил руку, чтобы я могла забраться на лошадь, а старик забросил меня на ее спину. Седла не было, только одеяло, которое я пыталась поудобнее сложить под собой. Махтаб посадили впереди. Ветер продувал слои моей одежды. 

"Старайся наклонять голову", - сказала я Махтаб и ухватилась за гриву лошади. Это было небольшое животное, может быть, разновидность мула.

Старик вышел за ворота и растворился в темноте. "Мужчина, который вернулся" взял поводья и повел нас следом.

Я много лет не сидела на лошади и никогда не ездила без седла. Махтаб безостановочно дрожала. Двигаться нужно было тихо, потому что в горах каждый звук будто выстрел и сигнал для пасдара. Лошадь терпеливо выполняла свой тяжелый долг: возможно, она уже знала дорогу. Когда она забиралась на высокий холм, мы не удержали равновесие, и скатились на землю.Во время падения я прижимала Махтаб, защищая от удара. "Мужчина, который вернулся" торопливо помог нам подняться и отряхнуть снег. Махтаб, у которой лицо горело от ветра, тело болело, было утомлено и хотело есть, молчала, стараясь не плакать громко.

Сколько это будет продолжаться? Я не могу даже удержаться на лошади. Они меня бросят.

Холмы переходили в горы, и дорога казалась все опаснее. 

У меня болели руки и занемели пальцы ног. Больше всего мне хотелось заплакать, упасть с лошади и потерять сознание. Я боялась обморожения. Наверняка эта кошмарная ночь будет стоить нам пары пальцев. 

Время и пространство стали пустым звуком. Мы навечно заблудились в одиночестве в этой ледяной пустыне. 

Внезапно мы услышали голоса и различили стадо овец. Наш проводник поговорил с пастухом, тот взял у "мужчины, который вернулся" поводья и просто повел лошадь дальше. Наш спутник исчез, не попрощавшись. Старик снова направился вперед в поисках дороги.

В какой-то момент я случайно взглянула наверх. Перед нами, прямо на гребне крутой горы, я заметила на фоне жуткого потемневшего неба привидение. Там стояли всадники. Пасдар, прошептала я беззвучно.

Из всех ударов судьбы попасть в руки пасдара было бы самым ужасным. Они насиловали всех жертв женского пола, даже девочек, до того, как убить их. "Ни одна женщина не должна умереть девственницей", - был их отвратительный лозунг.

Мы продолжали путь. У меня текли слезы боли и отчаяния.

Снова раздались голоса; говорящие, казалось, не пытались держать в тайне своего присутствия. Мы подошли к группе из четырех мужчин, выглядящих так, будто они просто гуляли. С ними было три лошади. 

"Салам", - тихо сказал мне один из них. Его голос показался мне знакомым. Это был Мозен! Он пришел, чтобы сдержать обещание и перевести меня через границу.

"Слезьте с лошади", - сказал предводитель этих бандитов.

Я передала ему Махтаб и с благодарностью соскользнула вниз. Ноги болели, как и руки, я едва стояла.

Мозен объяснил, что планы поменялись. После того, как нашу машину днем обстреляли, контрабандисты решили, что слишком опасно перевозить нас на машине скорой помощи. Мы поедем дальше верхом, сторонясь всех дорог. 

"Посадите Махтаб на другую лошадь", - сказал Мозен на фарси.

"Я не хочу", - внезапно расплакалась Махтаб.

После пяти дней побега, бесконечных часов голода, боли и страха она, наконец, не выдержала. 

"Я хочу с тобой, мама", - всхлипывала она.

"Тшшш, - сказала я ей. - Мы уже на границе. Нужно пройти еще чуть-чуть, и мы сможем попасть в Америку. Иначе придется вернуться к папе. Пожалуйста, сделай это ради меня. Эти люди знают, как лучше. Верь им".

Махтаб где-то в глубине души нашла в себе силы и решительно сказала:

"Я смогу. Я сделаю все, чтобы попасть в Америку". И добавила: "Ненавижу папу, это все из-за него".

Все мужчины шли пешком и вели за поводья наших лошадей и двух резервных. Я оглядывалась, чтобы посмотреть, как дела у Махтаб, но слышала в темноте только шаги. Будь сильной, моя девочка, говорила я про себя.

Ночь все длилась. Когда же мы будем на той стороне? Я привлекла внимание своего проводника и шепотом спросила, показывая на землю:

"Турция? Турция?"

"Иран, Иран", - прошептал он.