В. Шаповалов - "Руки матери"

То, что под катом, - конкурсная работа. Моя. Предупреждаю, что текст в эмоциональном плане достаточно тяжёлый.

Как говорит сам автор, мысль создать это произведение его озарила после посещения памятника невинно погибшим мирным жителям в поселке Троицкий, расстрелянным в Калиновке 4 июля 1942 года. В монолите бетона изображен старик, скошенный пулей. Упал, опершись на одну руку, а другую поднял, прикрыв женщину с ребенком. На постаменте - памятная доска с тринадцатью именами, семь из погибших были маленькими детьми…
«Позже я узнал, что мать, потерявшая четырех детей и послужившая прототипом для скульптуры, жива и что ей воздвигнут монумент при жизни. И вот я стучусь в незнакомую дверь, а сердце учащает стук: жива ли, здорова? Дверь отворилась. Передо мною предстала рослая, знакомая мне по монументу женщина, только сорока годами старше. Я узнал ее. Та же стройность во всей фигуре, мужественные черты лица. Время не согнуло ее. Высоко, как на постаменте, держа голову, она пригласила меня в комнату… Я ничего не изменил в ее рассказе. Да и какой смысл! Никакое «художественное» воображение неспособно представить себе то, что преподносит нам реальная жизнь…» - пишет В. Шаповалов. Горькие воспоминания мужественной белгородки Натальи Константиновны Травкиной, на глазах которой гитлеровцы расстреляли родных детей, легли в основу книги. Самого младшего, еще грудничка, во время расстрела Наталья держала на руках. Пуля прошла сквозь ее ладонь в голову младенца, смешав кровь матери и ребенка.

Получив множество пулевых ранений и потеряв самых близких людей, Наталья Травкина нашла в себе силы выжить в тяжелейших условиях немецкой оккупации. После освобождения района ушла в армию, в конце войны счастливая случайность сводит ее с потерянным мужем. Чтобы уже после войны подарить родине новое потомство.
«Наталья Константиновна Травкина отошла в 1985 году. Но после войны родила девочку. Пятого ребенка нарекли Верочкой. Вера Иосифовна окончила Курский медицинский институт, замуж вышла тоже за врача - Анатолия Григорьевича Степанова. В их семье родилась девочка - Леночка. Она уже выросла и тоже избрала себе самую мирную профессию на земле, работает врачом в железнодорожной больнице…» - раскрывает секреты биографии своей героини Владислав Мефодьевич.
Следует отметить, что рассказ читается на одном дыхании, и, как любое произведение Владислава Мефодьевича, написан богатым, «сочным» языком с глубокой психологической разработкой образов литературных героев. ("Белгородская правда")

- Стой. Тебе это не нужно...

Инга упрямо смотрела мне в глаза:

- Почему? Я не хуже других!

- Лучше. Не смей убивать, Инга!

- Почему? - упрямо переспросила она.

- Потому что... я... ты девчонка. Ты не должна убивать.

(С. Лукьяненко - «Рыцари сорока островов»)

Изначально «Руки матери» попали ко мне не как книга, а как проект экранизации, так получилось ввиду профессиональной деятельности, но это совершенно не важно. Важно, что меня заинтересовал первоисточник. «Любопытство сгубило кошку», - говорят англичане. В моем случае это так. Возможно, мне не стоило бы этого читать - спокойно спала бы ночью. Возможно… Но только есть правда, которую должен знать каждый - вне зависимости от того, сколько бессонных ночей она ему принесет. Если существует что-то, что способно помочь сохранить мир, то это - исключительно и только - знание правды о войне.

Женщиной быть сложно. Мужчины по природе своей воины, защитники, иногда - завоеватели, женщине же - хранить жизнь, помнить и провожать. Взрослеешь, а за твоим плечом - извечно - тень потери: горячие точки… военные игры… А потом становишься матерью и только тогда понимаешь, что все предыдущие страхи были цветочками, потому что единственный неодолимый страх - это страх потерять ребёнка. Можно заменить что угодно, кого угодно, можно построить новый дом и полюбить другого мужчину, можно научиться жить в слепоте, можно смириться с одиночеством. Ребёнка не заменит никогда и ничто. Даже другой ребёнок.

Потеряешь дитя - рождённое ли, нерождённое - и будешь винить себя вечно. Даже если потеря пришла к тебе пьяным водителем, неизлечимой болезнью, расплывшимся по юбке кровавым пятном, будешь спрашивать себя - «а вдруг я мало говорила о правилах безопасности… недодала витаминов… проглядела симптомы… подняла тяжёлое?» Не найдешь ответа. Будут психологи, антидепрессанты, смена впечатлений, тренинги. Ответа не будет. А если потеря приходит войной? В обличье, которого не сломишь. Если - мгновенно - отнимает четверых малышей, кидает в самое пекло, дает изнурительную - изо дня в день - работу, срывает с места, как былинку без корней - как жить тогда, можно ли тогда не просто физически выжить - остаться человеком, остаться женщиной, сохранить материнское сердце.

Можно. Наша непридуманная героиня доказала это. Наверное, это очень показательно, что она, потерявшая детей, не стала на войне спасительницей жизни: она не сделалась ни медсестрой, ни санитаркой. Можно списать это на «случайность», но кто докажет, что случайности - случайны… Но - и это очень важное, основополагающее - но: она не взяла в свои руки оружия и не прервала ни единой жизни. Да, её руки касались холодного железа, да, она ремонтировала орудия, несущие смерть, но - и это снова неимоверно важно - сталь, какую бы ей ни придали форму, - невинна. Руки, кующие ли меч, отлаживающее ли более современное, более убийственное и страшное оружие - невинны. Создавать оружие - это, как ни крути, созидание, почти - а иной раз и не почти - искусство. Отнимать жизнь - мечом, огнём, росчерком пера - это уже другое.

Собственно, вопрос о соотношении жизни и смерти сложен, запутан и вечен, и в частности: имеет ли право та, что дарует жизнь, отнимать её? Нет, совершенно ясно, что любая мать будет биться за своё дитя. В том, что касается материнства, глубокого - глубинного - инстинкта налёт цивилизованности слетает неимоверно быстро. Когда же дети потеряны навсегда, пропали, погибли в горниле войны, тогда вправе мать отомстить, если сама судьба сталкивает её с тем, кто не задумываясь, походя, совершил неимоверное злодейство? Око за око - первое, что приходит на ум. Око за око, ибо простить такое невозможно. Но только суть, пожалуй, не в прощении, не в том, чтобы оставить извергу жизнь: суть в том, чтобы не сравняться с ним, не смыть - его кровью - границу меж ним и собой. Не отдавая себе в том отчёта, по наитию, но наша героиня поступила единственно верно. Рождение её последнего - послевоенного - ребёнка исчерпывающее тому доказательство.

Фраза «у войны не женское лицо» стала расхожим мнением. И, как подавляющее большинство расхожих мнений, она резко противоречит действительности: война многолика. Одно из её лиц - женский лик. Не образ неистовой валькирии - образ матери: скорбящей о своих детях, оберегающей своих детей среди смертоносного железа огня и крови, ждущей известий, готовой работать, спасать и защищать, смиренно молящей о помощи. Это самое трагичное, самое пронзительное и самое жуткое лицо войны. Это - её единственное человеческое лицо. И знаете что еще: если бы век за веком матери, вне зависимости от степени их цивилизованности, языка, на котором они говорят, места прописки и вероисповедания, равно как и отсутствия такового, - не решались бы бросать вызов смерти и вновь и вновь брать на себя неподъёмную ношу и неописуемую ответственность возрождения жизни на казалось бы навеки бесплодных пепелищах, мир бы давно и основательно погрузился во мрак.