предновогодняя история (хоть и не в сезон)))

Самое унылое и беспросветное место на Земле — это не музей керамики или багажник автомобиля, в котором вас на ночь глядя куда-то везут, а самая обыкновенная сельская больница. Особенно, если угодить туда в канун Нового года...

Аркадий Петрович, учитель ботаники Кукуевской средней школы, был непобедимым интеллигентом. То ли руки у него были специальной конструкции, то ли голова, а только кроме преподавания ботаники делать он ничего не умел. Но не так страшно что-то не уметь, как, не умея, делать. Аркадий Петрович, к своему несчастью, был из тех людей, чью целеустремлённость можно остановить только противотанковой гранатой. Когда его жена заикнулась о том, что надо бы починить печную трубу, она имела в виду пригласить мастера. Но Аркадий Петрович был твёрдо уверен, что учитель ботаники на две головы выше любого печника. Через пять минут он уже изучал устройство лестницы, способы её установки и навыки подъёма. Надо отдать должное нашему герою, на крышу он всё таки взобрался. Более того, даже ухватился за трубу. Но, кто же знал, что она окажется такой шаткой, а крыша, покрытая снегом, такой скользкой...
31 декабря всех больных, способных передвигаться самостоятельно, отпустили домой на "новогодние каникулы". Единственным на всю больницу нетранспортабельным пациентом оказался уже знакомый нам Аркадий Петрович — на его ноге поблёскивал хромированными деталями аппарат Елизарова, придавая учителю сходство с ранними моделями киборгов. Весь медперсонал постепенно рассосался, и к восьми часам вечера состоял исключительно из дежурной медсестры Зиночки — особы лет двадцати пяти, сносной наружности и внятно прорисованных форм. Выпавшим на новогоднюю ночь дежурством Зиночка не особенно тяготилась: её муж Николай "мотал срок" за хулиганство и раньше следующего года домой не ожидался.

Аркадий Петрович разгадывал кроссворд, мучительно пытаясь вспомнить название оперы Драгомыжского, когда в палату, заискивающе улыбаясь, вошла медсестра.
— Может быть вам укольчик, Аркадий Петрович? Обезболивающий?
— Балуете вы меня, Зинаида Ивановна.
— Не хотите, значит? А вот одну процедурку вам сделать всё же придётся... Санитарку, бабу Маню, я отпустила, а вам нужно пенис протереть для гигиены.
Аркадий Петрович густо покраснел.
— Неудобно это...
— Удобно, удобно. Нас, медработников, стесняться не надо. К тому же, — Зиночка понизила голос до шёпота. — мы никому не расскажем.
Она, плотоядно блеснув глазами, откинула одеяло, уверенно взяла пенис как держат подсвечник и принялась протирать его влажным тампоном.
От этого Аркадий Петрович покраснел ещё сильнее.
— Ой, у меня кажется эрекция начинается, извините. Ради бога не подумайте чего-нибудь.
— Эрекция — это нормально. — одобрительно кивнула головой Зиночка, продолжая тереть пенис учителя. — Это бывает...

В этот момент в палате погас свет. Такое и раньше случалось. Дело в том, что неподалёку от больницы держали теплицу выходцы то ли из солнечного Таджикистана, то ли из другой не менее солнечной республики. Выходцы эти имели обыкновение ближе к ночи повышать мощность тепличных обогревателей, отчего выбивало автомат на подстанции. Тогда они что-то там чинили, после чего свет снова горел, но уже еле-еле. Обычно на эти манипуляции уходило минут десять.
Аркадий Петрович почувствовал, что вместе с наступившей темнотой изменился и характер обтираний.
— Зинаида Ивановна, может быть хватит? — почти простонал он. — Что-то вы совсем уж странное там делаете...
Но Зиночка только что-то невнятно промычала в ответ.
Свет зажёгся так же неожиданно, как и погас. Аркадий Петрович на секунду зажмурился, а когда открыл глаза, Зиночка, как ни в чём ни бывало поправила причёску и продолжила нежно протирать объект гигиены.

Тут распахнулась дверь и в палату, покачиваясь, вошёл мужик в неряшливом медицинском халате.
— Зинка, бл@, опять кому-то дрочишь? Лучше спирту налей, а то я замерз весь, как п%здец! В морге у нас опять не топят. Фашисты.
Следом за мужиком в палату вползло облако удушливого перегара. Аркадий Петрович смутился и попытался прикрыть наготу свободной от гипса левой рукой.
— Простите, — пролепетал он. — это не то, что вы могли подумать...
— А хуле там думать? — заржал мужик. — Я чо, Зинку не знаю что ли?
— Да что вы такое говорите, Борис Пантелеич! — вспыхнула Зиночка. — Больной чёрт те что про меня подумает.
— Ладно. — добродушно махнул рукой мужик. — Не буду мешать. Да гляди калеку совсем не угробь. Вон он уже еле дышит и глаза закатил. Спирт у тебя в шкафчике?
— В шкафчике. — Буркнула Зиночка.
Гость ушёл. Но в следующую минут над кроватью нависла чья-то грозная тень. Аркадий Петрович вскрикнул и по-бабьи прикрыл рот ладонью. Зиночка обернулась и её раскрасневшееся лицо мгновенно приобрело первоначальный цвет. Перед ними в угрожающей позе стояла жена учителя ботаники Фаина.
— Милуетесь? — зловеще улыбаясь спросила она. — Ночи не дождётесь, голубки?
— Фаечка, я сейчас всё тебе объясню. — начал было Аркадий Петрович, но тут же замолчал, метко сражённый в голову праздничным гусем.
— Это ги-гиена пе-пениса. — проблеяла Зиночка, пятясь к двери.
— А помада на пенисе чья? Тоже этой твоей гигиены?
Жена Аркадия Петрович издала брачный рёв самки бегемота и вцепилась в волосы медсестре. Обе повалились на пол, и визжа принялись рвать друг дружку в клочья.

За этим занятием и застал их уже совершенно невменяемый Борис Пантелеич. Он прошёлся по палате, в точности повторяя амплитуды переменного тока, и сел на свободную койку рядом с ботаником.
— Останусь ка я здесь, пожалуй. Всё равно телевизор не работает. А тут кино.
Вскоре соперницы исчерпали взаимную неприязнь, и тяжело дыша, разбрелись по углам зализывать раны. Зиночке пришлось совсем туго. Лицо её совершенно утратило узнаваемость, а от ветхого халатика целым остался только нагрудный карман, да и тот валялся на полу. Жене ботаника тоже досталось. Но выглядела она значительно лучше своей противницы. Учитывая разницу в весе, примерно как КамАЗ после столкновения с мопедом.
Но, как говорится, их радость была бы не полной, если бы не...
Продолжение этой фразы появилось в дверях, коротко остриженное, одетое в фуфайку и попыхивающее папиросой "Север".

— В рот меня! Это, сука, чо такое? Я, бл@ бу, откинулся, вернулся домой, нах, и чо я вижу? Это чо за мужик тут с писюном? И чо это у тебя за непонятки с таблом, Зинуля?
— Коля!
— Хуля Коля? Я, бл@, не могу сообразить кому тут первому табло бить.
Борис Пантелеич засобирался.
— Я пожалуй пойду. Меня там пациенты ждут.
— Сидеть, нах! С тебя и начнём. Ты, бл@ бу, кто тут? Чо тут за беспредел? Кто мою супружницу ух%ячил, как бог черепаху? И чо за мужик с писюном в губной помаде?
— Это больной. — вступила в разговор Зиночка. — Ему совсем плохо.
— Бл@! Так у него же писюн в твоей помаде! Плохо ему! В рот меня! Выходит ты ему искусственное дыхание делала?
Коля был человеком мгновенных решений, и в любой нестандартной ситуации действовал стандартно: в глаз, за волосы и таблом об колено. И на этот раз он также не стал баловать супругу разнообразиями. Ботанику же он просто прислал в бубен и тут же потерял к нему интерес — всё равно не реагирует.
Управившись с делами Коля закурил папиросу.
— Слышь, чмо, спирт тащи. — обратился он к Борису Пантелеичу. — Бегом, нах.
— Коля-а-а. — скулила под кроватью Зиночка.
— Вылазь, сука. Дома разговор продолжим.

Борис Пантелеич принёс спирт. Коля организовал из тумбочки ботаника импровизированный стол. Зиночка принесла приготовленные праздничные закуски, Фаина после долгих колебаний выложила гостинцы, приготовленные для мужа и присоединилась к праздничному ужину. Через некоторое время компания уже вполне могла сойти за дружную.
— Фа-а-аечка. — подал голос пришедший в себя Аркадий Петрович.
Его супруга, уже изрядно подобревшая, протянула ему рюмку спирта.
— На, горе моё.
Спирту оказалось достаточно. Новый год встретили под всеобщие радостные крики. Потом рассказывали друг-другу всякую чепуху. Коля оживлённо описал, как он угнетал петухов на зоне и как все его боялись. При этом зачем-то прятал татуировку на руке. Потом снова пили. И когда уже собрались укладываться спать, Борис Пантелеич задумчиво произнёс:
— Фая, ты у меня в прошлый раз в кабинете трусы забыла. Забери как-нибудь.
После чего мгновенно захрапел. А жена Аркадия Петровича смутилась и принялась убеждать мужа не обращать внимания на пьяный бред.

В общем всё было так, как обычно бывает в подобных ситуациях.