5 часть . Название и автора напишу в самом конце....

Значит, вот для кого он принес сухой корм. Не для нее. Для этих тварей.

Сам он не станет ее убивать.

Это сделают крысы.

Бывшая дневная больница, обнесенная каменной оградой, располагалась у въезда в Клиши. Массивное здание без всяких архитектурных изысков, построенное в XIX веке, ныне полностью обветшало, и все его прежние функции были переданы университетской клинике, находившейся на другом конце предместья.

В течение последних двух лет эта территория пустовала. Компания, планировавшая развернуть здесь застройку, сделала ее охраняемой, чтобы избежать появления наркоманов, бомжей и бродяг, — словом, нежелательных для ее репутации элементов. Сторожу отвели небольшое служебное помещение на первом этаже бывшей больницы. В его обязанности входило наблюдение за зданием и всей прилегающей территорией до того, как начнутся строительные работы, по плану — через четыре месяца.

Этим сторожем и был Жан-Пьер Трарье, пятидесяти пяти лет, прежде работавший в службе уборки больницы. Разведен. Несудим.

Отыскать его удалось Арману, который выудил его фургон из сотен аналогичных, представленных в списке. Прежним владельцем транспортного средства был некий Лагранж, чья фирма занималась установкой окон из ПВХ. Уйдя на пенсию два года назад, он продал все свое оборудование. Трарье купил фургончик и перекрасил его на скорую руку с помощью распылителя, кое-как замазав название фирмы и фамилию бывшего владельца. Арман по электронной почте послал фото нижней части кузова в комиссариат, и оттуда в больницу направили полицейского. Капрал Симоне прибыл на место в конце рабочего дня, благо ему было по пути, и впервые в жизни пожалел о том, что так и не удосужился приобрести мобильный телефон. Вместо того чтобы ехать домой, он срочно вернулся в комиссариат, абсолютно убежденный в своей правоте — следы зеленой краски на фургончике Трарье, припаркованном перед зданием бывшей дневной больницы, в точности совпадают с теми, что видны на фотографии. Тем не менее Камиль предпочел все перепроверить. Не устраивать же битву за форт Аламо без некоторых предосторожностей. Он приказал одному из подчиненных тайком взобраться на ограду бывшей больницы. Уже стемнело, и сделать контрольные фотографии не представлялось возможным, но одно не вызывало сомнений — фургон во внутреннем дворе отсутствовал. Как, судя по всему, и сам Трарье. Его окна не были освещены, и никаких других следов его присутствия тоже не обнаружилось.

Его поджидали, чтобы схватить, сети были расставлены, все готово.

Полицейские заняли свои места, устроили засаду.

По крайней мере, так было до прибытия дивизионного комиссара и судьи.

Совещание на высшем уровне в данный момент проходило в одном из автомобилей, припаркованных в нескольких сотнях метров от главных ворот больницы.

Судья — тип лет тридцати, фамилия у него, как у госсекретаря времен Жискара д’Эстена или Миттерана — Видар: вне всякого сомнения, то был его дед. Стройный, сухощавый, носит костюм в тонкую полоску, мокасины и золотые запонки — все эти детали говорят сами за себя. Кажется, он так и родился в костюме и при галстуке — как ни старайся, невозможно представить его голым. Прямой как палка, с манерами профессионального соблазнителя. Волосы густые, разделенные безукоризненным пробором, и весь его облик наводит на мысль о страховом агенте, мечтающем заниматься политикой. В будущем он обещал стать красивым стариком.

При виде подобных типов Ирэн обычно говорила Камилю, смеясь исподтишка: «Ну надо же, какой красавчик! И почему только я не вышла замуж за такого?»

К тому же выглядит он самовлюбленным идиотом. Дурная наследственность, подумал Камиль. Спешит, хочет устроить штурм. Возможно, у него в роду, помимо госсекретаря, был какой-нибудь генерал от инфантерии — уж очень ему не терпится разделаться с Трарье.

— Нельзя так поступать, это глупо.

Камилю следовало бы проявить больше такта, соблюсти все формальности — но что означало самолюбие этого напыщенного болвана по сравнению с жизнью женщины, похищенной пять дней назад? Ле-Гуэн, очевидно, решил подстраховать своего подчиненного.

— Господин судья, видите ли, майор Верховен порой несколько… резковат. Он просто хотел сказать, что нам стоит проявить большую осторожность и дождаться возвращения этого Трарье.

Но судью, надо полагать, совершенно не интересовал излишне резкий характер майора Верховена. К тому же он явно хотел показать, что ему не страшны никакие противники, что он — человек действия. Более того — настоящий стратег.

— Предлагаю окружить это место, освободить заложницу и ждать похитителя внутри.

И, поскольку ответа на столь решительное предложение ни от кого не последовало, он добавил:

— Мы заманим его в западню!

Слушатели, не сговариваясь, присвистнули.

Судья, очевидно, счел это знаком восхищения. Но Камиль, не давая ему продолжить, быстро спросил:

— Откуда вы знаете, что заложница внутри?

— Но вы, по крайней мере, уверены, что преступник — именно этот человек?

— Мы можем быть уверены лишь в одном: во время похищения его фургон находился в засаде в том месте, где оно произошло.

— Значит, владелец фургона и есть преступник.

Молчание. Ле-Гуэн пытался найти какой-то компромисс, но судья его опередил:

— Я понимаю вашу позицию, господа, но видите ли, наши подходы изменились…

— Я весь внимание, — отозвался Камиль.

— Простите, что мне приходится вам об этом напоминать, но в наше время защита жертвы важнее, чем поимка преступника.

Он по очереди обвел глазами обоих полицейских и пафосным тоном, словно находился уже в суде, произнес:

— Это весьма похвально — ловить преступников, более того — это наш долг. Однако мы не должны забывать и об их жертвах. Полагаю, сейчас именно жертве нужно уделить больше внимания. Ради нее мы здесь и находимся.

Камиль открыл было рот, но не успел возразить, — судья уже распахнул дверцу машины, вышел и обернулся, словно приглашая полицейских следовать за собой. Затем достал мобильный телефон, склонился к полуоткрытому окну и взглянул Ле-Гуэну прямо в глаза:

— Я вызываю полицейский спецназ. Немедленно.

— Да он совсем рехнулся! — бросил Камиль Ле-Гуэну.

Судья в этот момент еще не слишком далеко отошел от машины, но сделал вид, будто ничего не слышал. Генетика, не иначе…

Ле-Гуэн возвел очи горе и в свою очередь достал мобильник. Пришлось вызывать подкрепление, чтобы оцепить периметр, — на тот случай, если Трарье вернется как раз во время штурма.

И часа не прошло, как все были в сборе.

Было полвторого ночи.

Наборы отмычек отправили обратно: сегодня они не понадобятся. С комиссаром полицейского спецназа, Норбером, Камиль не был знаком — впрочем, его все называли по фамилии, а имени, кажется, никто и не знал. При взгляде на этого наголо бритого человека с мягкой кошачьей походкой невольно складывалось впечатление, что вы видели его уже сотню раз.

После изучения планов здания и местности, а также сделанных со спутника фотографий спецназовцы разделились на четыре группы и заняли следующие позиции: одна группа на крыше, другая — у главного входа и еще две — возле боковых окон. Отряды из уголовного отдела расположились по периметру. Три дополнительные группы Камиль разместил в машинах у каждого входа и, наконец, четвертую оставил в засаде у трубы для стока нечистот — единственного пути к бегству, которым преступник мог бы воспользоваться, если бы понял, что все остальные перекрыты.

Вся эта затея совсем не нравилась Камилю.

Норбер держался слегка отстраненно — оказавшись в обществе двух своих коллег, один из которых старше его по званию, и судьи, он предпочитал говорить и действовать сугубо в рамках должностных обязанностей. На вопрос, сможет ли он со своими людьми захватить здание и освободить находящуюся там заложницу (в том, что она там находится, судья не сомневался), — он ответил через несколько минут, предварительно изучив план и обойдя здание кругом: да, сможет. Доводы за и против штурма он излагать не стал, замкнувшись в молчании истинного профессионала. Про себя Камиль им восхищался.

Конечно, всем претило дожидаться возвращения Трарье, в то время как совсем рядом, внутри, находилась заложница, к тому же содержащаяся в условиях, которые даже страшно себе представить, — и все же, по мнению Камиля, этот вариант — лучший из всех возможных.

Норбер отступает на шаг. Судья тут же делает шаг вперед.

— Чего нам стоит подождать? — спрашивает Камиль.

— Мы зря теряем время.

— А чего нам стоит проявить осторожность?

— Возможно, заложнице это будет стоить жизни.

Даже Ле-Гуэн колеблется, не решаясь вмешаться. Тем самым Камиль остается в меньшинстве. Значит, штурма не избежать.

Через десять минут группы спецназа пойдут на приступ, все спешат занять свои места, идут последние согласования.

— Повтори-ка, что там внутри? — спросил Камиль у полицейского, который забирался на наружную каменную ограду.

Тот взглянул на него в явном замешательстве, не зная, что ответить.

— Ну, ты видел там хоть что-нибудь?.. — начиная нервничать, настаивал Камиль.

— Да ничего особенного — всякое строительное оборудование, бытовку… какие-то чугунные хреновины… по-моему, ими ломают стены…

Последние слова заставили Камиля задуматься.

Норбер и его люди сообщили по рации, что у них все в порядке. Ле-Гуэн решил присоединиться к ним. Камиль остался у наружного входа.

Он точно засек время, когда Норбер приступил к выполнению задания: 1 час 57 минут. В верхних окнах пустого безмолвного здания замелькали огни, послышался топот бегущих ног.

Камиль размышлял. «Строительное оборудование… чугунные хреновины, которыми ломают стены…»

— Здесь бывают рабочие, — сказал он Луи.

Тот взглянул на него с некоторым недоумением.

— Строители, подсобные рабочие, не знаю, кто еще, — продолжал Камиль. — Они уже перевезли сюда строительный инвентарь. Наметили план работ… Стало быть…

— …той женщины здесь нет, — закончил Луи.

Камиль не успел ответить — именно в этот момент белый фургончик Трарье выехал из-за ближайшего поворота.

С этого момента события стали развиваться стремительно. Камиль прыгнул в машину, за рулем которой уже сидел Луи, и вызвал по рации те четыре группы, которые были расставлены по периметру. Началась погоня. Камиль лихорадочно нажимал кнопки на приборной панели, сообщая остальным маршрут грузовичка, который двигался в сторону предместья. Ехал он не слишком быстро, чихая и кашляя, — все-таки это была довольно старая модель, — но при этом водитель явно старался выжать из него все, что мог. Однако ему не удавалось развить скорость больше семидесяти километров в час. Не говоря уже о том, что и сам он был далеко не гонщиком «Формулы-1». Он мешкал, ошибался, терял драгоценные секунды, выписывая лишние загогулины, — и тем самым давал возможность Камилю скоординировать действия своих подчиненных. Луи без всякого труда следовал за ним, не отрываясь ни на минуту. Вспыхивали мигалки, завывали сирены, преследователей становилось все больше, и уже было ясно, что подозреваемому не уйти. Камиль продолжал передавать координаты, Луи ехал уже едва ли не вплотную к белому грузовичку, включив на своей машине все фары, чтобы Трарье больше нервничал и меньше соображал. Их нагнали еще два полицейских автомобиля, один заехал с правого бока грузовичка, другой — с левого, затем третий, до этого следовавший по параллельной улице, выехал ему наперерез. Игра была окончена.

Ле-Гуэн позвонил Камилю, который схватил мобильник, судорожно вцепившись другой рукой в ремень безопасности.

— Поймал? — спросил комиссар.

— Почти. Что у тебя?

— Смотри не упусти! Потому что женщины здесь нет!

— Я знаю!

— Что?

— Ничего!

— Здесь пусто, ты меня слышишь? — заорал Ле-Гуэн в трубку. — Никого нет!

Это дело оказалось весьма богато яркими впечатлениями. Первым, так сказать, изначальным, стал нависающий над кольцевым бульваром мост, на котором Трарье наконец остановил свой грузовичок — прямо посреди проезжей части. За ним остановились две полицейские машины, перед ним — третья, преградившая путь. Полицейские выскочили из машин, чьи распахнутые дверцы образовали дополнительные заграждения вокруг преследуемого. Камиль тоже вышел, выхватил оружие и уже собирался предложить Трарье сдаться, когда увидел, что тот выбрался из грузовичка и тяжело, неуклюже побежал к парапету моста, а затем сделал нечто очень странное: уселся на него, лицом к преследователям, словно специально приглашая их подойти ближе.

Разумеется, все тут же поняли, что это означает, — человек сидел на бетонном парапете, спиной к проходящей внизу автостраде, болтая ногами, повернувшись лицом к медленно приближающимся полицейским с направленным на него оружием. Это была вторая запоминающаяся сцена.

Какое-то время человек смотрел на полицейских, затем широко раскинул руки, словно собирался обратиться к ним с приветственной речью, почти одновременно поднял ноги и…

…опрокинулся назад.

Прежде, чем полицейские успели подбежать к парапету, они услышали глухой стук от падения тела на скоростную трассу, буквально в следующий миг — грохот грузовика, который сразу же его переехал, а затем — визг тормозов, гудки, скрежет шин столкнувшихся автомобилей.

Камиль взглянул вниз и увидел застывшие автомобили с тревожно мигающими фарами. Затем повернулся, бегом пересек мост и заглянул через парапет на противоположной стороне. Трарье попал под грузовик с полуприцепом. Была видна только верхняя часть его тела с размозженной головой, вокруг которой по асфальту медленно растекалась кровавая лужа.

Третья незабываемая картина предстала глазам Камиля примерно минут двадцать спустя — полностью забитая автострада, пульсирующие мигалки, зажженные фары, вой сирен, щиты ограждения с нанесенными светящейся краской надписями, «скорая», спасатели, полицейские, водители — настоящий хаос. Камиль и Луи сидели в машине, по-прежнему остававшейся на мосту. Луи записывал под диктовку Армана по телефону все сведения, которые удалось собрать на данный момент относительно Трарье. Камиль, натянув тонкие резиновые перчатки, изучал мобильный телефон, найденный на теле последнего, каким-то чудом избежавший колес грузовика.

Фотографии. Шесть штук. На каждой — деревянный ящик, подвешенный к потолку. Между боковыми досками ящика виднелись широкие зазоры, сквозь которые можно было разглядеть запертую внутри женщину, на вид не старше тридцати лет. Полностью обнаженная, со слипшимися от грязи волосами, она сидела скорчившись в слишком тесном для нее пространстве. На каждой из фотографий она пристально смотрела в объектив. Запавшие глаза обведены широкими кругами, взгляд блуждающий, словно у безумной. Однако черты лица были тонкими и изящными, темные глаза — большими, и в нормальных условиях она бы выглядела хорошенькой. Но на данный момент все фотографии неукоснительно подтверждали одно: хорошенькая или нет, женщина была в двух шагах от смерти.

— Девчонка… — пробормотал Луи.

— Да нет, ты что. Ей не меньше тридцати.

— Я про клетку. Она так называется — «девчонка».

И, перехватив недоумевающий взгляд Камиля, Луи пояснил.

— Клетка, в которой нельзя ни сесть, ни встать.

Произнеся эту фразу, он замолчал. Вообще-то Луи не очень любил демонстрировать свои широкие познания перед Камилем — он знал, что того это слегка раздражает. Но на сей раз Камиль сделал нетерпеливый жест — мол, давай выкладывай.

— Я читал, что это орудие пытки, изобретенное при Людовике Одиннадцатом епископом Верденским… По иронии судьбы епископу самому пришлось провести в такой клетке больше десяти лет. Пассивная пытка, так сказать, — но при этом невероятно мучительная. Суставы немеют, мускулы атрофируются… От этого можно сойти с ума.

Камиль взглянул на руки пленницы, судорожно вцепившиеся в доски. От этих фотографий у него все внутри переворачивалось. На последней видна только верхняя часть лица женщины — и три огромные крысы, которые расхаживали по крыше клетки.

— Твою мать!..

Камиль резко перебросил телефон Луи, словно обжегшись.

— Посмотри дату и время.

В отличие от Камиля Луи разобрался в чужом телефоне буквально за пару секунд.

— Последняя фотография сделана три часа назад.

— А вызовы? Проверь список вызовов! Прежде всего исходящих!

Луи быстро защелкал по клавишам. Может быть, методом триангуляции удастся определить место, откуда этот человек звонил…

— Последний исходящий звонок сделан десять дней назад…

То есть ни одного звонка с тех пор, как он похитил женщину.

Молчание.

Никто не знает ни кто эта женщина, ни где она сейчас находится.

Единственный, кто знал, только что раздавлен колесами грузовика…

Из шести фотографий в мобильнике Трарье Камиль выбрал две, включая ту, на которой были крысы.

Затем отправил их судье и Ле-Гуэну, добавив один и тот же текст:

«Теперь, когда преступник мертв, как нам спасти жертву?»

Когда Алекс открыла глаза, крыса была прямо перед ней, в нескольких сантиметрах от ее лица, — так близко, что показалась ей в два-три раза больше, чем на самом деле.

Алекс завопила, крыса поспешно юркнула обратно в корзину, но потом снова перебралась по веревке к клетке и оставалась наверху довольно долго, колеблясь между опасением и любопытством и принюхиваясь — очевидно, чтобы оценить степень возможной опасности, а также интереса объекта исследования. Алекс кричала на нее, пытаясь прогнать, но крыса не обращала на это внимания и продолжала сидеть неподвижно, слегка наклонив голову и пристально глядя на пленницу. Алекс, вне себя от страха и отвращения, смотрела на этот розовый нос, блестящие глазки, длинные белые усы, густую шерсть и голый хвост, казавшийся нескончаемым. Она с трудом перевела дыхание. Она уже настолько обессилела, что не могла много кричать, чтобы напугать крысу, и вскоре замолчала, после чего они обе долго смотрели друг на друга.

Все это время крыса находилась сантиметрах в сорока от нее. Потом она осторожно вернулась обратно в корзину и принялась грызть корм, время от времени поглядывая на Алекс. Иногда она, непонятно по какой причине, неожиданно вздрагивала и шарахалась в сторону, словно желая спрятаться, но быстро успокаивалась, убеждаясь в том, что ничто ей не грозит, и снова возвращалась к еде. Кажется, она была голодна. Это была взрослая крыса, примерно тридцати сантиметров в длину. Алекс забилась в глубь клетки, как можно дальше от огромного грызуна. Она смотрела на крысу так пристально, словно надеялась одной силой взгляда удержать ее на расстоянии. Крыса доела корм, но после не сразу поднялась по веревке. Она приблизилась к Алекс. На сей раз та даже не закричала — лишь закрыла глаза и заплакала, не поднимая век. Когда она наконец открыла глаза, крыса исчезла.

Отец Паскаля Трарье. Как же он ее нашел?.. Если бы Алекс соображала хоть немного лучше, она, возможно, и нашла бы ответ на этот вопрос, но сейчас ее мысли были смутными и застывшими, словно выцветшие старые фотографии, — никакого движения. Да и потом, разве это в нынешней ситуации так уж важно?.. Нужно попробовать как-то договориться с ним, выдумать правдоподобную историю, чтобы он наконец выпустил ее из этой клетки… дальше мысли начинали путаться. Алекс всеми силами пыталась сосредоточиться, но так и не смогла подхватить ускользающую нить размышлений — перед ней появилась вторая крыса.

Еще больше первой.

Возможно, вожак.

Шерсть у него гораздо темнее, чем у других.

Он подобрался к ней не по той веревке, которой была привязана корзина, а по той, на которой держалась ее клетка — и теперь оказался прямо над головой Алекс. В отличие от своего предшественника он не собирался убегать, даже несмотря на окрики. Быстро перебирая лапками, он спустился по веревке на крышку клетки. Когда передние лапки коснулись крышки, Алекс ощутила его запах. Это был воистину огромный грызун, плотный, с блестящей шерстью, с очень длинными и густыми усами и черными глазками-бусинами. Хвост у него такой длинный, что, на мгновение проскользнув в щель между досками, он коснулся плеча Алекс.

Не удержавшись, она в ужасе завопила. Грызун без всякого испуга повернулся к ней и начал неторопливо расхаживать туда-сюда по верхним доскам. Время от времени он останавливался, замирал, потом снова двигался с места, словно выполняя норму ходьбы. Алекс следила за ним глазами, вне себя от страха и отвращения. Она задыхалась, сердце билось неровно, с перебоями.

Его привлекает мой запах, подумала она. От меня воняет грязью, мочой, рвотой… Ему нравится этот запах падали.

Грызун встал на задние лапки и, подняв мордочку вверх, зашевелил усами.

Алекс невольно подняла глаза и посмотрела в том же направлении.

Две другие крысы, в свою очередь, начали спускаться по удерживающей клетку веревке.

Можно было подумать, что в заброшенном здании бывшей больницы собираются снимать кино. Спецназ уже уехал, работники технических служб протянули повсюду десятки метров кабеля и расставили мощные прожекторы на треногах, заливающие внутренний двор и склад стройматериалов режущим глаза светом. Несмотря на то что стояла глухая ночь, здесь, кажется, не осталось ни одного квадратного сантиметра тени. С помощью бело-красных пластиковых лент устроили специальные проходы, чтобы перемещаться без риска наследить там, где могут обнаружиться улики. Затем эксперты приступили к работе.

Задача заключалась в том, чтобы узнать, привозил ли Трарье свою пленницу сюда сразу после похищения, прежде чем переправить ее в какое-то другое место.

Арману очень нравилось, что кругом полно народа — толпа сослуживцев всегда была для него надежным источником дармовых сигарет. Он умело лавировал между ними, обходя тех, у кого стрельнул уже не одну сигарету, и, прежде чем те успевали предупредить остальных, успел запастись куревом на три-четыре дня.

Затем он вышел во двор и, докурив одну из трофейных сигарет до последнего миллиметра, слегка озадаченно воззрился на царящую вокруг суету.

— Ну что? — подойдя к нему, спросил Камиль. — Я так понимаю, судья уже уехал?

Арман мог бы сразу ответить на этот риторический вопрос, но, будучи натурой философской, весьма ценил такую важную добродетель, как терпение.

— Само собой, он вряд ли поехал и на автостраду, — продолжал Камиль. — А зря — не каждый день увидишь преступника под колесами грузовика. С другой стороны…

Он нарочито внимательно взглянул на циферблат своих часов. Арман с невозмутимым видом ожидал дальнейших рассуждений. Луи, казалось, полностью погрузился в созерцание строительного инвентаря.

— С другой стороны, уже как-никак три часа ночи, — словно в раздумье произнес Камиль. — Судье пора и на боковую. Его можно понять: нагромоздить такую кучу глупостей всего за один день — это тяжело. Как тут не устать…

Арман отбросил в сторону свой микроскопический окурок и вздохнул.

— Что это значит? — спросил Камиль. — Ты хоть слышал, что я сказал?

— Ничего, — ответил Арман, — ты ничего по сути не сказал. Ну что, будем работать или груши околачивать?

Он был прав. Камиль и Луи, проталкиваясь сквозь толпу сотрудников, добрались наконец до жилища Трарье на первом этаже бывшей больницы. Там уже находились эксперты-криминалисты, и в крохотной квартирке работать пришлось в буквальном смысле плечом к плечу.

Сначала Камиль бегло осмотрел все помещения одно за другим. Квартирка скромная, комнаты — чистые, посуда аккуратно расставлена, ложки, вилки и прочий кухонный инвентарь — разложены в ряд, словно у торговца на блошином рынке. Кроме того, обнаружились внушительные запасы пива — есть из чего соорудить настоящую гору. И ни одной книги, блокнота или даже просто листка бумаги, словно обитатель квартиры был неграмотным.

Единственной любопытной деталью оказалась комната, принадлежавшая, судя по всему, подростку.

— Комната его сына… э-э-э… Паскаля, — уточнил Луи, заглянув в свои записи.

В отличие от остальных помещений здесь уборку не делали чуть ли не с допотопных времен. Пахло затхлостью и плесенью, образовавшейся на отсыревшем постельном белье. Игровая приставка Xbox 360 и джойстик покрыты густым слоем пыли. Но компьютер с широким монитором выглядел более-менее прилично — только о нем в этой комнате заботились, хотя и не слишком: пыль, кажется, стирали рукавом. Один из экспертов уже включил его и бегло просматривал имеющиеся на диске материалы, прежде чем забрать его с собой для более подробного изучения.

— Игры, игры, игры… — пробормотал он. — Интернет-подключение…

Камиль слушал, одновременно осматривая содержимое стенного шкафа, которое фотографировали другие эксперты.

— …и порносайты, — добавил тот, кто сидел за компьютером. — Игры и порносайты. У моего пацана то же самое.

— Этому тридцать шесть, — заметил Луи.

— М-да… — хмыкнул эксперт. — Это несколько меняет дело.

В шкафу оказался целый арсенал боевых средств — как видно, сторож будущей стройки относился к своим профессиональным обязанностям весьма серьезно. Бейсбольная бита, плетка из бычьих жил, огромный кастет — таким наверняка можно убить с одного удара… Даже странно, что вдобавок ко всему не обнаружился питбуль.

— Питбулем здесь был сам Трарье, — отозвался Камиль, когда Луи озвучил последнюю мысль.

Затем, повернувшись к сидевшему за компьютером эксперту, спросил:

— Еще что-нибудь интересное нашли?

— В почтовом ящике несколько писем. Совсем немного. Впрочем, учитывая его орфографию, это немудрено…

— Что, тоже как у твоего сына?

На сей раз эксперт слегка обиделся. Разумеется, у его сына с орфографией все в порядке!

Камиль наклонился к экрану монитора. Действительно, судя по тому, что он прочитал, — несколько коротких, самых заурядных посланий, написанных в основном по принципу «как слышится, так и пишется», — с грамотностью у Трарье-младшего дела обстояли не лучшим образом.

Затем Камиль надел резиновые перчатки, протянутые ему Луи, и осторожно ухватился за краешек фотографии, обнаруженной в одном из выдвижных ящиков комода. Снимок сделан как минимум несколько месяцев назад, поскольку молодой человек стоял у окна здания, которое охранял его отец, — в окно виднелся узнаваемый внутренний двор, заваленный стройматериалами. Трарье-младший был некрасив: слишком длинный и тощий, с невыразительным тусклым лицом и чересчур длинным носом. По контрасту Камиль вспомнил фотографии женщины, помещенной в клетку. Хорошенькая, несмотря на измученный вид. Явно неподходящая пара — эти двое…

— Судя по виду, он глуп как пробка, — проворчал Камиль.

Ни с того ни с сего ей пришла на ум фраза, слышанная когда-то давно: «Если видишь одну крысу — значит, поблизости как минимум десять». Сейчас их было семь. Они постоянно дрались за право перемещаться по веревке, но прежде всего — за сухой корм. Как ни странно, наиболее прожорливыми оказались не самые крупные. Те, кажется, были в первую очередь стратегами. Особенно две из них. Не обращая никакого внимания на крики и проклятия Алекс, они долго неподвижно сидели на крышке клетки. Наибольший ужас и отвращение она чувствовала, когда они вставали на задние лапки и начинали принюхиваться, поводя усами. Они были громадны, чудовищны. Постепенно некоторые крысы расхрабрились, очевидно догадываясь, что она не представляет для них серьезной опасности. В сумерках одна из них, среднего размера, попыталась перелезть через кого-то из своих собратьев и, провалившись в щель клетки, шлепнулась прямо на спину пленницы. Это вызвало у Алекс такое отвращение, что она снова закричала, отчего испуганные крысы разбежались и на какое-то время притихли. Но совсем ненадолго. Вскоре они собрались снова, тесно прижавшись друг к другу, образуя сплоченную массу. Одна крыса, кажется самая молодая, наглая и любопытная, наконец осмелилась подобраться к ней почти вплотную, чтобы обнюхать. Алекс отодвигалась, отодвигалась, крыса безостановочно перемещалась за ней и попятилась лишь тогда, когда Алекс завопила во всю мощь своих легких.

Трарье не приходил уже очень давно, дня два или три, может быть, больше. Начинался какой-то очередной день — если бы она только знала, какое сегодня число, сколько времени… Но все равно странно, что он не появлялся, — он пропустил уже два или три своих ежедневных визита… Сильнее всего Алекс беспокоило то, что у нее почти не оставалось воды. Она всеми силами старалась экономить воду, и, к счастью, у нее пока еще оставалось почти полбутылки — вчера она почти не пила. Она надеялась и на то, что ее тюремщик пополнит запасы корма — когда его достаточно, крысы относительно спокойны. Но сейчас они начинали нервничать, все более заметно проявляя нетерпение.

Парадоксально, но Алекс боялась, что Трарье больше не придет, что он бросил ее тут одну, запертую в клетке, чтобы она умерла от голода и жажды, под пристальными взглядами крыс — те, конечно, не замедлят подобраться ближе… Самые большие крысы уже поглядывали на нее достаточно красноречиво — у них, очевидно, сложились вполне определенные намерения по отношению к ней.

С тех пор как появилась самая первая крыса, не проходило и пяти минут без того, чтобы та или другая не забиралась на клетку или не ползла по веревке к корзине, убеждаясь, что корма там больше нет.

Некоторые, сидя в раскачанной собственными усилиями плетеной корзине, внимательно поглядывали на Алекс.

Семь утра.

Комиссар Ле-Гуэн отвел Камиля в сторону и вполголоса сказал:

— Ну что, на сей раз ты виртуозно сработал. Будешь продолжать в том же духе?

Камиль ничего не обещал.

— Значит, договорились, — удовлетворенно сказал Ле-Гуэн.

В самом деле, по прибытии судьи Видара Камиль не смог удержаться и, войдя почти сразу вслед за ним в кабинет шефа, предъявил увеличенные фотографии, найденные в мобильном телефоне Трарье.

— Кажется, вам хотелось увидеть жертву, господин судья, — ну так вот, смотрите. Во всех ракурсах.

В увеличенном и распечатанном виде фотографии производили еще более жуткое впечатление — они казались кадрами из какого-то любительского порнофильма в жанре садомазо. Вот на одной — почти безумный взгляд женщины из узкой горизонтальной щели между неплотно прилегающими друг к другу поперечными досками, ее скорченное, будто изломанное тело, упирающаяся в крышку ящика-клетки голова, хорошо различимые на переднем плане руки с обломанными ногтями, покрытыми засохшей кровью, — без сомнения, она царапала доски… Вот на другой — снова руки крупным планом, вцепившиеся в пластиковую бутылку с водой, слишком большую, чтобы пролезть в щели клетки… Глядя на это, легко представить, как женщина пьет из горсти, с жадностью человека, потерпевшего кораблекрушение и спасенного лишь много времени спустя. Ее конечно же ни разу не выпустили из этой клетки — на теле заметны следы рвоты и испражнений. Под этой грязью виднелись синяки и кровоподтеки — ее мучили, избивали, скорее всего, изнасиловали… Тем более удивительно, что она еще жива. Никто даже не решался представить себе, что ее ждет.

Однако, несмотря на неожиданное и отчасти провокационное появление Камиля с этими фотографиями, судья Видар оставался невозмутим, внимательно разглядывая их одну за другой.

Все присутствующие хранили молчание. Все — иными словами, помимо вышеназванных, Арман, Луи и еще шесть человек из тех, кто занимался этим делом, — их срочно вызвал Ле-Гуэн, буквально вытащив из постели среди ночи.

Судья Видар ходил вдоль стола, на котором лежали фотографии. Лицо его оставалось спокойным и серьезным, словно у его предка-госсекретаря, открывающего какую-нибудь выставку. Мелкий пафосный мудак с мудацкими же идеями, думал про себя Камиль. Мудак, но далеко не трус — у судьи хватило духу повернуться к нему.

— Майор Верховен, — сказал он, — вы оспариваете мое решение о вторжении в жилище Трарье, а я, в свою очередь, оспариваю всю вашу манеру ведения этого расследования с самого начала.

Едва Камиль успел открыть рот, судья остановил его, подняв руку с обращенной к нему раскрытой ладонью:

— У нас возникли разногласия, но я предлагаю урегулировать их позже. Мне кажется, что на данный момент первоочередная задача, что бы вы ни думали на этот счет, — поскорее найти жертву.

Засранец, конечно, но ловкий засранец. Ле-Гуэн выждал несколько секунд и слегка кашлянул. Однако судья не унимался. Он продолжал, обращаясь уже ко всем присутствующим:

— Вы позволите мне, господин комиссар, поблагодарить ваших людей, которым удалось быстро вычислить преступника, этого Трарье, при таком недостатке улик. Но они профессионально сработали!

Это уже явный перебор.

— У вас, часом, не избирательная кампания? — спросил Камиль. — Или таков ваш обычный стиль