Сирия-Иордания-3

Молочные реки

В 7 утра подъем. В 8 мы должны быть в заповеднике Вади Муджиб. Это самый интригующий пункт нашей программы. Меня отговаривали, пугали недавней гибелью в Муджибе паренька. Но я ждала, что острые ощущения вернут моему миру краски и звуки и заслонят собой усталость и домашние проблемы.

Еще вечером на ресепшн мы познакомились с французским семейством - бледной тонконогой дамой, ее тщедушным очкастым мужем с испанской бородкой и дородной румяной дочерью-старшеклассницей. Они тоже собирались в Вади Муджиб.

Утром мы мрачно пили чай с припасенной пахлавой в пустом гостиничном ресторане, когда туда влетели французы в полной амуниции, с тремя гороподобными рюкзаками. Дочь тащила упиравшегося менеджера, требуя приготовить положенный завтрак. Папа лихо подпрыгивал за спиной горе-повара и кривлялся, показывая, как надо расправиться с бедолагой. Мама смущенно краснела и разводила руками.

Шоссе бежало вдоль Мертвого моря, которое поблескивало маслянистой рябью в утренних лучах. Слева, прямо от обочины, поднимались отвесной стеной горы цвета тахинной халвы. Неожиданно в них разверзлось глубокое ущелье. Это и был вход в заповедник. Вади (долина) Муджиб - одно из самых низких мест на земле. Ущелье, подползшее к шоссе, находится на 410 м ниже уровня моря. Район Мертвого моря венчает разлом земной коры. С окрестных равнин в эту впадину устремляются реки, которые подогреваются сейсмическими процессами, и горячими ручьями и водопадами спускаются к морю. Края разлома продолжают двигаться, и иорданский берег Мертвого моря тихо едет на запад. Через 30 млн лет иорданские прибрежные курорты прибудут в район Назарета.

Отправление назначили на 9-00, а в 8-00 явилась смерть тела - я поняла, что отравилась. Зал ожидания представлял собой террасу с козырьком, прилепившуюся на горном уступе над рекой и открытую всем ветрам. На ее бетонном полу ряд лавок, сбоку лестница в подпол - в туалет. Весь имевшийся в запасе час я потратила на судорожный спуск по этой лестнице, обессиленный подъем, безжизненное лежание на лавке, и так по кругу. К 9-00 я качалась на ветру и была мрачна, как бедуин. Завернувшись в темное покрывало, я молча уселась в облупленный пикап, туда же весело запрыгнули Ирина, наши французы, седобородый американец, похожий на старого Хемингуэя, с икрами размером с футбольный мяч и неправдоподобно длинный и худой проводник Махмед с кукольными выгнутыми ресницами. Наш раздолбанный мини-грузовичок взвыл и задребезжал по крутому серпантину над пугающими обрывами. Позади, в проеме гор, золотилась чешуя моря.

Выгрузились у горной речки, занимавшей всю пешеходную зону ущелья. Пока вода доходила до щиколоток, идти было легко, но, поднявшись до пояса, она уже сбивала с ног. Жилистый и сильный проводник вытягивал нас из водоворотов.

Наконец мы свернули в один из притоков и углубились в совсем узкую щель между горами. Это был даже не ручей, а каскад маленьких очень теплых озерец, зажатых между скалами и соединенных пенными радужными порожками. Мы с Ириной стянули липнущие к телу брюки и поплыли. Стаи крошечных рыбок бросились врассыпную. Проводник подплыл ко мне, улыбнулся, дотронулся рукой до скалы и осторожно провел пальцем по моему лицу. Французы восхитились: «Скалы красятся!» И тут началось веселье: мы разрисовывали друг друга, визжали и брызгались, а потом, хохоча, отмывались под маленькими водопадами.

Последнее озерцо представляло собой, скорее, яму, вырезанную в скале шипящей и воркочущей стеной воды. За ее зеркальной плоскостью темнели каменные уступы. Срываясь и хохоча друг над другом, мы наконец покорили эту вершину. Но, о ужас, оказалось, что придется спускаться обратно. Проводник уверил: все элементарно - садишься на край водопада, и поток смывает тебя вниз. Дождавшись своей очереди, я придвинулась к краю, мысленно примерилась к каменным уступам, на которых растеряю свою полуголую попу, и… вцепилась в скалы.

Махмед терпеливо спустился до середины водопада, нащупал упор, широко расставил ноги, пропуская между ними бурлящий поток, и ласково поманил к себе. Я почуяла подвох (он и правда хотел столкнуть меня) и упрямо покрутила головой. Проводник осторожно, а потом настойчиво потянул меня за кроссовку. С паучьей цепкостью мои пальцы и попа впились в камни - я сидела на вершине водопада железно. И визжала, как летучая мышь.

Араб захлопал выгнутой щеткой ресниц, мотнул головой и рассмеялся, показав ряд крепких зубов. В черных зрачках заиграли зайчики. И Махмед снова протянул до черна прокопченные под солнцем руки: «Верь мне! Иди ко мне! Но осторожно!» Его крепкие ладони протянулись навстречу, напряглись полушария бицепсов, вздрагивая, пульсировала венка на шее, глаза в ожидании смотрели на меня. Я примерилась, упала ему на грудь, крепко прижалась и зарыдала: ведь это только середина пути. Махмед ласково шептал: «Вдвоем мы сорвемся на камни. Ты должна прыгнуть одна. Но береги локти». Поняв, что выхода нет, я напоследок вжалась в горячее сильное тело, грудью услышала гулкое биение его сердца и прерывистое дыхание и поверила. Вода поволокла меня вниз, по камням, с силой ударила струями по голове, втопила в глубину. Грохот воды превратился в приглушенное шуршание. Я беззвучно барахталась в зеленом мареве из щекочущих пузырьков, как в бокале шампанского. Но в следующий миг поплавком выскочила из-под воды и жадно стала хватать воздух. Толстые струи били по голове и снова закручивали под водопад. Испуганная Ирина выловила и прижала меня к себе. С поздравлениями обнимали меня французы. Подплыл Махмед и погладил по голове.

Вернувшись к основному каньону, мы свернули в следующую горную щель. Шириной метров пять, она, как молния, прорезала горное плато. Солнце не пробивалось сюда, скалы почти смыкались высоко над головой. Мы брели по течению, осторожно ступая по скользкому неровному дну. Глубокая река сбивала с ног, неслась на торчащие повсюду валуны и, клокоча, огибала их.

Помогая каждому удерживать равновесие, Махмед двигался взад-вперед по цепочке и весело учил нас арабским словам. В какой-то момент он вскочил на высокий камень и, перекрикивая реку, объявил: «С этой минуты говорим по-арабски!» И, показывая вперед, гортанно, с жестким придыханием, забарабанил непонятными словами, а в ответ на ошарашенное молчание расхохотался.

Полчаса пути, и ущелье перегородили гигантские обломки скал. Через узкий просвет между ними видно было, что река продолжает путь где-то далеко внизу. Оттуда же, снизу, доносился гул и грохот сверзающейся воды.

Махмед сел на камень, закурил и внимательно стал наблюдать за каждым из нас. Хемингуэй играл мышцами и нетерпеливо потирал руки, мама-француженка в полуобмороке прижалась к скале. Дочь взывала к ее силе духа, одновременно отбиваясь от папы, который забегал с разных сторон, беспрерывно протирал очки и что-то пытался вставить от себя. Мы с Ириной натягивали брюки.

Первого страховкой обвязали Хемингуэя. Он встал на краю водопада спиной к пропасти, широко расставил свои мощные ноги и - откинулся назад. Страховочный канат натянулся. Пружиня ногами и придерживаясь за скалы руками, американец упрыгал вниз и скоро появился там, где река, миновав водопад, круто заворачивала за каменную стену.

Следующей спустили маму. В полной тишине все следили за веревкой - она медленно и слабо дергалась и уползала вниз. И вот кто-то, поддерживая под локоть, водрузил маму рядом с Хемингуэем. «Вас уже встречает мой коллега», - указал вниз Махмед. Папа с дочкой подошли ко мне, серьезно поглядели в глаза, потрепали по плечу: «Она смогла. Значит, сможешь и ты». И тоже скрылись в бездне.

Потом спускалась Ирина. Я разматывала и подавала Махмеду страховочный канат. Страха не было.

(Это я наверху, меж скал)

Мы остались одни. Махмед аккуратно опоясал меня, застегнул ремни вокруг бедер, щелкнул замками и, удерживая за пояс, с силой опрокинул: «Держи тело, так ты будешь спускаться сейчас на канате». И, подхватив под спину, вдруг прижал к себе с такой силой, что нечем стало дышать. В каком-то безумии он сжимал меня все сильнее и яростно покрывал поцелуями плечи и руки. Я вывернулась и отскочила на край пропасти. Снизу, сквозь дымку брызг и шум воды, крохотные товарищи кричали что-то и махали руками, я помахала в ответ.

Уже оттолкнувшись от края и зависнув над каньоном, увидела склонившегося Махмеда. Его пылающие глаза скрылись за выступом, и урчащие потоки обрушились на меня, колотя по щекам, голове, плечам, забивая водой нос и рот. Я кашляла и задыхалась, но помнила, что руками надо держаться за стены, чтобы не разбиться о них. Где-то на середине пути должна быть площадка. Вот она, нащупала ногами, встала, прижалась лицом к скале, судорожно хватая воздух. Теперь дальше, вниз. Неожиданно камни расступились, и под грохочущим шквалом воды я плавно погрузилась в реку. Чьи-то руки вытянули меня из-под режущих струй, затолкнули на камень, умыли, отстегнули страховку. «О'кей?» - весело спросил черномазый пацаненок. «О'кей», - засмеялась я и погребла к мели, где ждала наша группа.

Дальше было много порогов и водопадов. Опасных и не очень, бурлящих, каменистых, заглатывающих на долгие мгновения в глубину, обдиравших попу и локти, бьющих колени или нежно слизывающих вниз. Но все это было уже весело и нестрашно. Хемингуэй плелся с Ириной позади и вещал ей о том, как страшно жить. Особенно в арабском мире: вот идем мы с мокрыми волосами, а для арабов это уже эротическое шоу. Я шла и размышляла: карабкаясь, мы вставали на руки и колени Махмеда ногами, он поднимал, поддерживал нас, ловил под водопадами - в естественных условиях начинаешь ценить в мужчине надежность, силу и выносливость, а не остроумие и умение зарабатывать. Теперь Махмед понуро шагал впереди, загребая расхлябанными сандалиями воду.

И вот замаячил просвет. Стая птиц шумно захлопала крыльями, взмывая вверх. Ущелье раскрылось, и мы увидели над головой каменную террасу с туалетом, от которой начинали путь.

Приведя себя в обычный вид, мы долго еще смеялись, прощались, обменивались телефонами, снова прощались и никак не могли расстаться. Только Махмед облокотился поодаль на перила и скорбно поглядывал на нас исподлобья. Усталые складки вокруг рта, острые плечи под рыжей полосатой рубашкой, холщовые шорты, худые загорелые колени. Между ним и нами пролегла пропасть намного глубже, чем ущелье Вади Муджиба.