"У нее было сердце"...
Я с ранних студенческих лет усвоила, что врач - это человек без границ. Помню огромное впечатление, которые произвели на меня книги Германа. Я почему-то тогда решила, что именно таким должен быть врач. Вернее не так. Врач. Именно Врач. С большой буквы. Всегда! И этот всепонимающий, всепрощающий человек, всегда выше будничной низости, грязи, подлости, имеющий мудрость смириться с неизбежным - для меня этот образ свят. И непоколебим.
С этими убеждениями я вышла из университета, потом из интернатуры. И каждый день захожу в приемный покой, в палату, в перевязочную и в операционную, подсознательно готовая все понять, все простить, отстраниться от низости, грязи, подлости человеческой сущности, вынужденная мудро со всем этим смириться.
Мне бы не хотелось зависеть в своей готовности оставаться хорошим врачом и выполнять свою работу от личности пациента, от обстоятельств, которые привели его на больничную койку. Вы наверно не совсем понимаете. Объясню. 
Вот лежит передо мной животное на кушетке, 41 года от роду, мужского пола, то бишь - кобель. Грязный, запах пота с мочой, наколки по всему телу, в паху - шахты. Шахты - это такие хронические раны, результат длительного введения наркотических веществ, когда формируются постинъекционные аневризмы травмируемых грязными иглами сосудов, либо свищи, либо прочая гнойная дрянь. И вот лежит это животное, склеры желтые, печень до пупка, только "откинулся". Говорит, что из своих 41 годков, 19 провел в местах лишения свободы. Образования нет, никогда нигде не работал. Пьяный, наглый, ко всем обращается на ты. С ним сердобольные родственники - мать и сестра. Мать пожилая скромная старушка, только достает из карманов деньги - то за рентген заплатить, то в аптеку за перчатками сходить, то за зонд желудочный сестрам отдать деньги, т.к. в аптеке зондов нет. А вот сестра - неопределенного возраста женщина, с алкогольным анамнезом на лице, грязная, потная, кричащая, с табачной хрипотцой в горле. Еще более наглая, хамовитая, несдержанная жирная тварь. Необразованная пьющая бабень, коих сотни и тысячи на рабочих окраинах любого города. Врач скорой, сдавая мне этого пациента жалуется, что в доме смрад и темень, наркоманский притон, что попросила снять одежду, чтобы снять ЭКГ, так он ее за руки хватал в порыве алкогольной нежности. Принимаю, расписываюсь, осматриваю, говорю сестрам, что делать, назначаю исследования и получаю поток брани и ругани, что денег обследоваться нет, что медицина бесплатная, что я должна. Вот и все. Безусловно, что я не испытываю симпатии к такому пациенту и даже глубоко в душе презираю. Каждому медику знакомо чувство невыводимого из души отвращения к падшим людя - наркоманам, алкоголикам, просто мудакам по жизни. От этого невозможно избавиться. Но я ведь Врач, поэтому работаю по стандарту, моя готовность быть хорошим врачом не должна зависеть от всего вышеописанного. Но это очень трудно.
Все устали, напряжение до сих пор сохраняется, вроде все сделали, но остаточное осознание, что могло бы быть как в тех моих студенческих байках-страшилках до сих пор меня не отпускает. Я десятки раз ассистировала коллегам в подобных ситуациях, а теперь, когда сама стою справа, когда я принимаю решения - страшно. Отстранясь от анамнеза пациентки она остается для меня всего лишь ПАЦИЕНТКОЙ. Молодой женщиной, которой я должна помочь. И если с животом как-то более-менее ясно, то представив себе ранение легкого или перикарда, а уж тем более сердца, я обливалась липким потом, а перед глазами проносились картинки из атласов и учебников. Конечно, за спиной ходил старший дежурный хирург, готовый в любой момент помыться на операцию и помочь, но все же. Ощущения незабываемые, коллеги поймут.
Преступников не любят. Убийц тем более. Мать, зарезавшую своего ребенка просто не считают человеком. Холодно, отстраненно, безучастно с нашей стороны шло ее лечение. После реанимации перевели в отдельную палату, где за ней присматривала ее мать - обезумевшая от горя, пожелтевшая от ужаса и позора женщина. Круглосуточно пациентку охранял сотрудник милиции. Я ежедневно приезжала после поликлинического приема в больницу и осматривала ее. Боялась, что что-то пропустила. Каждому медику известно, что на таких все как на собаках заживает. Так и есть. После выполнения рентгенографии исключили легочную патологию, дренажи из плевральной полости и из малого таза удалили. Перевязки и обезболивание. Ежедневно приходили сотрудники милиции, допрашивали ее, мы выдавали справки по запросам.
Хочу отдельно сказать про семью пациентки. Семья самая обычная. Не маргиналы вроде, алкоголь не образ жизни. Психических заболеваний ранее у пациентки не наблюдалось. Обстоятельства выяснять больше желания не было. Самое страшное во всей этой ситуации было лично для меня - мать пациентки. Сгорбленная горем случившегося, она невидимо и неслышно шла по коридору. Казалось, что она бы предпочла взять всю вину на себя, лишь бы не страдать своей болью и болью своей дочери. Мать - она всегда мать. Хотя именно в этой истории видим обратное. Шла эта женщина по больнице тенью. Очень быстро, под стенкой, не глядя никому в глаза, раздавленная позором и осуждением людей, растоптанная нашим презрением. Я говорю нашим, имея в виду в первую очередь нас - медработников, тех, кто должен быть самым безучастным к личным обстоятельствам пациентов, самым непредвзятым, самым объективным. Но случилось обратное. История долго и в подробностях обсуждалась в ординаторских и сестринских, узнали об этом случае и другие пациенты, стали живо судить. Каждый, кто имел доступ к пациентке, врачи, сестры и санитарки, без тени смущения в лоб спрашивали ее зачем она убила своего ребенка, как она думает дальше жить и пр. Т.е. полное отсутствие этики, воспитания и деонтологии. Ужас. Я как-то приехала на дежурство, а мои коллеги рассказывают, что заглядывала мать моей пациентки в ординаторскую и спрашивала - можно ли ее дочери банан. И каждый посчитал своим долгом ответить, чтоб она внуку на кладбище бананы лучше отнесла. Как представлю - не верится. Прозвали мою пациентку в больнице душегубкой. Ни фамилии, ни имени никто не знал. Так и звали душегубкой. На обходе, между собой, на конференции утренней.
Женщину выписали. Я сняла швы и ее забрали в СИЗО.
Мне очень, очень жаль, что мы вынуждены зависеть от окружающих нас обстоятельств. Все мои коллеги, прекрасные люди, замечательные специалисты, и я вместе с ними - каждый окунулся в это говно и в разной мере проявил неэтичное поведение и субъективность. И это лишь малая часть и частная история, но каждый из нас ежедневно вынужден сталкиваться со всем этим.
Я не хочу знать причину ее поступка. Что это было? Аффект на фоне алкоголя? Наркотики? Может дебют психического заболевания? Мне это неинтересно. Это не мое дело. Оправдывать равно как и осуждать ее не могу и не буду. Но я Врач. И может быть я последний на ее жизненном пути человек, который не пнет ногой и не ткнет носом в произошедшее. Больше никто ее в этой жизни не полюбит, никто не будет с ней благосклонным, узнай он ее поступок. Я как раз в то время читала книгу о Гаазе. Знаете ведь "у Гааза нет отказа"? Прочтите о нем, поймете почему так говорят. Человек, который в самом страшном преступнике видел человека. Меня очень тронула книга, я много из нее взяла для себя. Как для человека, но в первую очередь как для врача.
Наверно наша грубость, порой жесткость с пациентами, родственниками - защитная реакция, мы стараемся оградить себя от всего этого. Пропускать через себя самого - невозможно, сгоришь и не заметишь, а оставаться равнодушным, отключая лишь функцию человека, но не Врача - невозможно. Я мечтаю просто быть врачом - лечить людей, оперировать. Я не хочу искать возможность диагностировать без узи и рентгена, вылечить без лекарств, прооперировать без перчаток, выписать с осознанием, что мой труд в очередной раз не оценили. Этого быть не должно. И я не хочу зависеть в своем желании, возможности и готовности помочь, спасти, просто сделать свою работу от всех прочих внешних обстоятельств. Как жаль, что мы погрязли в бытовухе, что мы больше просто не можем прописать лечение, дать назначения и быть спокойным, что все будет выполнено. Мы сейчас вынуждены обсуждать с пациентами и их родственниками объем лечения исключительно в рамках их финансовых возможностей, вытягивание с того света граничит с постоянными отгавкиваниями от руководства, жалобщиков, пустословов. Мы пишем бумаги, лечим старость и одиночество, ищем возможность заработать. Мы больше не Врачи. И даже не врачи. Мы озлобленные голодные собаки. Готовые загрызть до смерти.
И вот думайте сами, какой же знак поставить в конце темы - вопросительный или восклицательный... И речь не о сердце той, о которой сказ. А о каждом из нас.
Не болейте!
