Страшно занудно-морализаторский пост без единой картинки.

Я итак всем, с кем-более менее регулярно общаюсь, уже прожужжала уши про автобиографию Паустовского. И в ДК не грех лишний раз ее посоветовать. Прочитайте, она удивительна, прекрасна и мудра.

Но сейчас не об этом. Сейчас о литературе, о ее восприятии, о школьной программе, которую все так не любят, и о том, что нужно, но что так редко объясняют детям про книги учителя и родители. (Я не виновата, Паустовский навеял).

Я очень хорошо это поняла и запомнила учась в школе. Наши старшие классы пришлись на странное достаточно время, когда везде была гласность, и в очередной раз в истории страны было модно сбрасывать всех и всё с парахода современности. А школьную программу еще не переделали, сознание многих учителей не поменялось. И мы по-старой программе читали "Что делать?" и обсуждали его тоже по старому.

Наш класс тогда взбунтовался. Реально, объявил забастовку, отказываясь изучать Чернышевского по старым программам. Были: затяжной конфликт, осуждение со стороны многих учителей, беседы с директором, две недели без литературы. В итоге, все вернулось на круги своя, нового учителя нам не нашли. Пришлось мириться со старым, и переходить на чтение следующего програмного произведения.

И вот в этот период сомнений и тягостных раздумий, мой папа, а он Литератор( не преувеличиваю, правда, с большой буквы). Преподаватель литературы, которого многие ученики боготворили, и помнят до сих пор, многие, правда, не любили, потому что не все любят, когда тебя заставляют вдумываться, спорить, осознавать, понимать, мыслить. (И я немножко жалею, о том, что мои родители не хотели, чтобы я училась в школах, где преподавали они, чтобы у меня не было никакого блата, поэтому я могла только слышать об уроках моего папы. Но не могла быть его учеником)

Так вот, тогда мой папа сел, и рассказал мне о Чернышевском. О литературе до Чернышевского и после, о той цепочке, в которой миллион звеньев, каждое из которых находится в строгой связи с остальными, без каждого из них цепь просто распадется. И мне вдруг все стало понятно.

Вот с тех самых пор у меня никогда не возникает сомнения в необходимости знания о том, или ином знаковом произведении, я могу его любить или не любить, понимать, или не понимать. Но знать о нем я должна, уважать его я должна, потому что оно является звеном - обязательным, важным, неотъемлемым.

И вот у Паустовского я вдруг встретила то же самое ощущение и понимание литературы. И сюда с удовольствием этот кусочек копирую.

"Тростянского сменил преподаватель психологии и русской литературы

Селиханович, похожий на поэта Брюсова. Он ходил в черном, застегнутом

наглухо штатском сюртуке.

Это был человек мягкий и талантливый. Он "промыл" перед нами русскую

литературу, как опытные мастера-реставраторы промывают картины. Он снял с

нее пыль и грязь неправильных и мелких оценок, равнодушия, казенных слов и

скучной зубрежки. И она заиграла перед нами таким великолепием красок,

глубиной мысли и такой великой правдой, что многие из нас, уже взрослые

юноши, были поражены.

От Селихановича мы узнали многое. Он открыл нам не только русскую

литературу. Он открыл нам эпоху Возрождения и европейскую философию XIX

века, сказки Андерсена и поэзию "Слова о полку Игореве". До тех пор мы

бессмысленно вызубривали наизусть его древнеславянский текст.

У Селихановича был редкий дар живописного изложения. Самые сложные

философские построения в его пересказе становились понятными, стройными и

вызывали восхищение широтой человеческого разума.

Философы, писатели, ученые, поэты, чьи имена до тех пор воскрешали в

памяти только мертвые даты и сухой перечень их "заслуг перед человечеством",

превращались в ощутимых людей. В изображении Селихановича они никогда не

существовали сами по себе, вне своей эпохи.

На уроках о Гоголе Селиханович воскрешал перед нами Рим гоголевских

времен -- его карту, его холмы и руины, его художников, карнавалы, самый

воздух римской земли и синеву римского неба. Вереницы замечательных людей,

связанных с Римом, проходили перед нами, вызванные к жизни магической силой.

Эта магическая сила была проста и доступна каждому. Называлась она

знанием, одухотворенным любовью и воображением.

Мы переходили из одной эпохи в другую, из одних интереснейших мест в

другие, не менее интересные. Изучая литературу, мы побывали с Селихановичем

всюду-- среди оружейников Тулы, в казачьих станицах на границе Дагестана,

под моросящим дождем "болдинской осени", в сиротских домах и долговых

тюрьмах диккенсовской Англии, на рынках Парижа, в заброшенном монастыре на

острове Майорке, где болел Шопен, и в безлюдной Тамани, где морской ветер

шуршит стеблями сухой кукурузы.

Мы пристально проследили жизнь тех людей, кому были обязаны познанием

своей страны и мира и чувством прекрасного,-- жизнь Пушкина, Лермонтова,

Толстого" Герцена, Рылеева, Чехова, Диккенса, Бальзака и еще многих лучших

людей человечества. Это наполняло нас гордостью, сознанием силы

человеческого духа и искусства."

К чему я все это? Да просто к тому, что с учителями в школе везет не всем. И чтобы весь богатый и многообразный мир русского слова не прошел мимо ребенка, не закрылся для него раз и на всегда от скучной зубрежки таких далеких и чужеродных "гремлют сабли о шеломы...", вместо того, чтобы осуждать школьную программу, не ленитесь, открывайте книги вместе с детьми, "промывайте" их, счищайте пласты, путешествуйте по эпохам, открывайте новое, удивляйтесь и удивляйте ребенка. И, конечно, наслаждайтесь настоящей литературой.

Уф, знаю, сама знаю, жутко пафосно. Но почему-то вдруг подумалось и захотелось написать. Именно так и именно об этом.

Я исправлюсь, и скоро обязательно напишу что-нибудь веселое и бездумное про детские книжки.