Тетрадь в клеточку, которая выцвела от времени. На обороте обложки - торжественное обещание пионера Советского Союза. Всё напоминает о том времени.
Подошёл сын, спросил, почему я плачу и что читаю. Сказала, что дневники своего отца - твоего деда. Еще раз переспросил, а почему же плачу? Ответила, что в этих тетрадях описана история любви его дедушки и бабушки. Очень трогательно и искренне.
Я не могу читать их равнодушно. Да и с воображением всё хорошо. Так хорошо, что как будто я читаю не историю любви своих родителей и не дневник отца, а повесть неизвестного доселе автора...
Как объяснить, почему я плачу?
Опять запись карандашом.
______________________
Ужас, как много в моей писанине лишних слов. Простой пример. Последний абзац. Ведь так будет гораздо лучше и короче: "Тоскливо. Дождь проверяет палатку, усталость зовёт под одеяло. Я подчиняюсь. Иду, милая, погоди, разденусь".
Был дома (в городе).
Неуютная комната, всё разбросано, и я, как гость, которому хозяин перед отъездом вручил ключи от квартиры. Не знаю, что делать, не знаю, куда сесть, не знаю, сколько сидеть, но главное, пожалуй, не это. Отвык и всё тут.
Там далеко она, и там хорошо. А что будет после лагеря? Будут ли встречи? Был бы самокат какой, сел бы и уехал обратно. Конечно, она уже спит, но сам процесс дороги к ней (не просто дороги, а дороги к ней) приятен мне.
Да, нужно будет приехать и убрать по-холостяцки эту халупу с газовой печкой и выбитой форточкой. Если она придёт ко мне, я буду показывать ей книги и фото. Наверное, я буду совсем другой в Чистополе. Давят на меня люди, чересчур я увлекаюсь самоконтролем. Нужно меняться, меняться, пока не поздно. Заставлять и мучить себя ради себя же. Других вариантов нет.
Завтра я в лагерь, а она оттуда. Сразу отпадает охота топать на Мо-5 или Мо-8.
Остро ощутил свою ненужность в этом городе. Взгляд, как у сытой кошки, - равнодушный и вялый.
Встретил С... (имя неразборчиво) с мордашкой, мимо которой не мог раньше спокойно проходить. Бывало, с трепетом здоровался, а сейчас гляжу и думаю: "Ну, и что. А нам всё равно, а нам всё равно. Растянись ты, милая, вот здесь у ног моих в любовном экстазе, я переступлю через тебя и твоего партнёра и уйду, не оглядываясь, а может даже перепрыгну".
Чудеса. Неужели так может получиться с Олей? Ужас.
Мы смотрим фильм, вернее, присутствуем при просмотре.
У меня свой экран - её лицо. И смотреть на него гораздо приятней, чем на настоящий, который повесили на мачте. Там какая-то злая тётя левой ногой швыряет под откос мальчишек, и они летят штабелями, как небрежные плевки мимо урны.
Давно уже хочу описать её лицо, но что-то у меня не получается. Чето-то главного я не схватываю и не могу понять, чего.
Смотрел на неё и вдруг брякнул: "Ты когда последний раз плакала?" "Вчера. А что?" Пришлось болтать всякую чепуху, затушёвывать свою глупость, потому что показалось - вот-вот она заплачет.
Я уже видел слёзы. Осталось совсем немножко, и они появятся крупные на лице, соединят двумя блестящими тропинками озёра глаз с уголками рта.
Временами она не выдерживает неподвижности моих глаз, рука подымается в сторону экрана и указательный палец говорит: "Смотри туда". Я гляжу, а там скука. Лицо опять возвращается в исходное положение и, слегка покачиваясь, как маятник, умоляюще произносит: "Здесь лучше".
А руки у меня как намагниченные, они тянутся и тянутся: то к воротнику её пальто, то к рукаву, то к плечу. Невероятное желание обнять, хочется, чтоб руки были, как тёплые одеяла, я завернул бы тебя в них, укутал ими, а сам слушал бы твоё мягкое дыхание, касаясь губами жёлтых, как осень, волос, а они ведь пахнут тобой, твоей подушкой, твоими привычками, которых я почти не знаю, но принимаю. А ещё я хочу поцеловать твои глаза, которые вчера почему-то плакали.
____________________
И снова ручкой:
Вчерашний день можно смело назвать днём встреч. Долго разговаривали у орешника, а вечером ушли в поле под аккомпанемент падающих звёзд.
Сначала ночь напоминала ленинградскую белую, и, если бы на деревьях висели лозунги "Да здравствует... и т .д.", то их можно было читать на расстоянии, но, к счастью, их вывешивают не в каждом лесу, и нас эта участь миновала. Потом луна покрылась какими-то красноватыми завитушками и клубками, и так как мы - астрономы неважнецкие, то единогласно порешили, что это "гады-американцы" пыль подняли своим луноходом, а может, и в футбол играли испорченным скафандром.
Днём больше говорила она, а вечером я завёлся неугомонным моторчиком. Насмешила меня своей жизнерадостной несдающейся бабкой-агитаторшей, которая знала о всех землетрясениях и государственных переворотах.
____________________________