позиФФФФчик!!! не про мои роды)))
Стащила из чужого дневника, в основном для тех кому скоро рожать или есть что вспомнить)))))
- Мальчик, кем ты хочешь стать, когда вырастешь?
- Космонавтом…
Почему девочки не хотят стать космонавтом? Или хотят, но их мало. На сто Гагариных одна Терешкова. Да, еще Белка и Стрелка, но они не в счет, их не спрашивали. Хотя, говорят, Терешкову тоже не спрашивали, но сейчас много чего говорят о том, что было тогда. Даже, когда не спрашивают.
Дело не в этом. А в том, что любая практически девочка глубоко на подсознании знает, что сама в состоянии родить себе свой Космос. Маленького человечка, который в считанные секунды становится центром ее вселенной. И лететь никуда не надо. 9 месяцев постоянной проверки возможностей своего вестибулярного аппарата оставляют полное ощущение невесомости.
Со своим Космосом я встретилась 30 марта 2007 года в 13:15 по Москве. Все 9 месяцев ожидания, 6 часов упорного труда, «Тужься! Тужься! Еще!!! … Девочка. 13:15» оставили ощущение нереальности происходящего. Я выпала из матрицы на время беременности, а когда вернулась в реальный мир, мой Космос лежал у меня на животе и удивленно смотрел мне в глаза. Пристально. Внимательно. «Здравствуйте, женщина. Изнутри Вы по-другому смотритесь. Я теперь буду смыслом Вашей жизни, если Вы не против». А я не против. Я только за! Я даже не подозревала, что ТАК тебя ждала.
Переходя от космического к земному, вспоминаю свои 9 месяцев.
1. – Свадьба подруги пела и плясала, и «крылья эту свадьбу вдаль несли». Я билась в неистовом танце, разгоряченная всеобщим весельем и изрядной дозой виски с колой. Потом мы приехали домой. Муж был за рулем и не пил. И слава Богу! Знать бы тогда… В общем, именно тогда, я уверена, все и свершилось. Я знала, что беременна еще до задержки. 6 или 7 тестов, сделанные мной до предполагаемой даты след. месячных, с одной полоской не сломали моей уверенности, и я с упорностью идиота покупала все новые и новые. Каждое утро начиналось в туалете в позе «н-да», писая на узкую полоску бумаги, беготни по всей квартире, размахивая описанной бумажкой и удивленных глаз мужа. Мол, «да нууууууууу.. один раз незащищенный.. да не может быыыыыыть». Может, милый, может! И сбылось! Две полоски очередным утром. И долго еще потом скучали по мне фармацевты всех аптек, расположенных в радиусе 1 км. вокруг моего дома и работы Как же, как же, я уж было сделала им годовой план по тестам.
2. – Истерика. Месяц жизни на постоянной истерике. «Так. Я пила, когда зачали ребенка. Значит, родится урод. А вдруг у меня замершая? А вдруг внематочная? А вдруг?.. А что, если?.. А… ААААААаааааааааа». Будучи в состоянии истерики я впадаю в окончательный неадекват и начинаю совершать совершенно неразумные поступки: за месяц я обошла 12 врачей с просьбой диагностировать мне беременность. Мне сделали 5 УЗИ. Мне один раз предложили сделать чистку, т.к. сердце не бьется, мне один раз поставили диагноз «двойня». Надо мной издевались, как могли. И больше всех над собой издевалась я сама. Стоматолог положил мне какое-то лекарство в зуб – прорыдав всю ночь, я решила сделать аборт. Как же, лекарства же в первый триместр нельзя. Теперь точно родится урод. Спасибо моему мужу, за то, что выдержал все это. Первый триместр нашей беременности был особенно эмоционально сложным. Я оказалась совсем не готова. Я все время, каждую минуту ждала выкидыша и не верила, что это счастье все-таки коснется и меня. И что я доношу ребенка и рожу здорового красивого малыша. Мне казалось это нереальным. Из серии с кем угодно, но не со мной. Не знаю почему.
3. – конец первого триместра. Я как-то сразу успокоилась. Первые 12 недель самые сложные. Самые тревожные. Теперь все будет хорошо. И на сроке 14 недель я попадаю на сохранение в 20й роддом. Угроза, увезли на скорой. Неделю я промяла бока на жутчайших кроватях, посидела на диете из волосатой курицы и серого кашеобразного нечто и зареклась еще хоть раз посетить роддом. Как и где я буду рожать, я боялась думать, ибо сама мысль о возвращении в этот Эдем приводила в панику и нагоняла тоску. Из терапии, кот. со мной проводили в патологии были: а)свечи с папаверином (а то я дома не могла их вставлять) и ежедневная побудка в 6 (!) утра на построение на посту с целью измерения давления. Зачем в 6, я так и не поняла. Особый вид извращения, видимо. Чтобы мы готовились к тяжелым будням молодых мамаш. Не знаю. Еще был один осмотр на кресле, лучше б его не было, забор крови на ВИЧ и определение группы и резуса. В общем, бездарно время провела.
4-5-6-7 месяцы пролетели, как один миг. Работа-дом-покупка квартиры-ремонт… Заботы и дела свалились на голову, было некогда ходить на консультации к врачу и сдавать анализы, не то, что волноваться по поводу своих надуманных страхов.
8 месяц. Декрет. Мы сделали ремонт. Переехали. Все. Делать больше нечего, и я села ждать. Пока, наконец, не пришел срок 39 недель…
В 39 недель мы с моим врачом, кот. принимал у меня роды, решили положить меня в патологию согнать отеки перед родами, понаблюдаться и спокойненько родить под надзором санитаров. Памятуя мои мытарства в 20м роддоме, в патологию я ехала, как на голгофу. Гордо подняв подбородок и со скорбью всего еврейского народа в глазах. Я сильная. Я выдержу и патологию. Я готовила себя к встрече с, уже было забытой, волосатой курицей. Уже в роддоме на каждом углу я кричала, что обязательно заплачУ, если меня поселят в двухместную палату (в основном там палаты на 6 человек, а такой концентрации беременных женщин на квадратный метр я была не готова выносить, устав от своей-то беременности, как от тяжкой ноши), если мне разрешат посещения, домашнюю еду и вообще, будет лучше, если меня запрут где-нить в изоляции подальше от всех и будут поменьше трогать. По возможности. В общем, тихо съезжала в депрессию и загоняла туда всех, рядом находящихся. Про 7 дней в патологии я могу написать отдельную повесть, сейчас не об этом. Могу сказать только, что было весело, невкусно и томительно долго. Но искренне весело, жаль, что находясь в эйфории от скорых родов я не догадалась взять контакты у соседки по палате и еще у пары девчонок. Жаль. (Лирическое отступление: если вдруг этот текст попадется на глаза Оле, которая рожала в 25м роддоме в начале апреля 2007 года, и с которой мы время от времени по очереди вступали в родовую деятельность, я очень прошу тебя найтись! Хоть в «Жди меня» идти, чесслово ). Легла в понедельник. Собиралась рожать каждый день. Вечером, ложась спать, думала, что ночью обязательно рожу. Несколько раз отходила пробка. Я уже несколько параноидально искала у себя следы отошедших вод. Воды не отходили, роды не начинались, чувствовала я себя отменно, только ночами мучалась от предвестников. В среду врач сказал, что, если до пятницы сама не рожу, проколем пузырь и я могу идти на все 4 стороны. Я достала всех. Я хотела рожать. Я стала ждать пятницы…
Пятница. 30е. Та-да-да-да.
В 6 утра меня разбудила медсестра с предложением проследовать за ней, взяв с собой бритвенный станок и рулон туалетной бумаги. Меня насторожил такой джентльменский набор, потому как ни бриться, ни какать я в 6 утра не планировала, а спросонья про то, что сегодня рожаю, как-то подзабыла. Но за неделю я привыкла слушаться медсестер безоговорочно (себе дороже) и пошла. Дура. Бритье я еще пережила в полусонном экстазе. А вот потом… Меня уложили на бок, я почувствовала некий дискомфорт сзади, и стало ТАК больно, как никогда до этого. «Чуть-чуть поболит живот», - сказала медсестра. Ага. Я цедила сквозь зубы непристойности и умоляла оставить меня в покое, что рожать я передумала и с удовольствием покину их гостеприимный дом. 5 минут в меня медленно вливали 2 литра теплой водички. После чего медсестра попросила меня полежать минут пять и идти в туалет.
Лирическое отступление: всю неделю, что я ходила в душ в отделении патологии, меня удивляло объявление, висящее над биде: «Уважаемые Дамы! Просьба в биде не писать и не какать». Каждый раз я задавалась вопросом, кому же придет в голову писать или, не дай Бог, какать в биде?! Чай все интеллигентные люди, чай знаем, куда писать, а куда… Так вот, учитывая, что предродовая пыточная как раз находится в душевой, а биде располагается в манящей близости от кушетки, где клизмят, бреют и вообще издеваются, как могут (хорошо, хоть арсенал пыток не богатый), я очень хорошо поняла тех дам, что спровоцировали своим недостойным, но вынужденным поведением появление подобной надписи. Стоит ли говорить, что туалет находится, пусть не далеко, но все-таки в некотором отдалении от душевой-клизменной. И стоит ли говорить, что по законам жанра, туалет этот общий, имеет в арсенале две кабинки и перманентную очередь из пузатых будущих мамаш. Становится понятным, однако, бодрый подъем в шесть утра: очередь редка и состоит из полусонных дам, крепко прижимающих к груди баночки для анализов. Победить в борьбе за кабинку полусонную даму гораздо проще, чем стаю все-никак-не-рожающих и от того озверевших мамаш. Тем более что Вы-то бодры. Вы-то после клизмы.
Потом все было, как на быстрой перемотке вперед: собирала вещи в пакетики. Перекладывала, вытаскивала то, что мне понадобится в послеродовом, решала, что не понадобится, перекладывала снова. А тем временем меня уже ждали. Всем не терпелось уже поскорее от меня избавиться. Потому как мое дикое желание родить вкупе с искрометным чувством юмора, понятным только мне одной, утомили уже весь персонал, включая гардеробщиц и студентов-практикантов. Со студентами мы с одной такой же, как и я, мамашей без мозгов вообще поступили жестоко: гуляя по коридору, вдруг начали рожать с дикими схватками и зверскими лицами. Причем «рожала» она, а я громко предлагала ей то тужиться, то дышать. Нам было весело. Практикантам страшно. И пусть этот миг нашего триумфа длился считанные секунды, день был прожит не зря.
Меня спускают на этаж вниз. Прокол пузыря занял минут пять, мне не больно и как-то очень волнительно. Меня трясло, чтобы скрыть эту трясучку, я болтала без умолку. Я несла такую ахинею, какой не слыхивал бедный доктор отродясь, видимо. Воды отошли, светлые, хорошие. И сразу пошли схватки. Ощущения, как будто каждые пять минут в попе раскрывают зонтик. Пока маленький. Детский. Вполне терпимо… Меня отводят в комнатку, видимо, родовой бокс, где и будет проходить основная часть нашего балета. В боксе скучно. Есть аппарат КТГ, раковина, зеркало, кровать, кресло и большой гимнастический мяч, шоп скакать. Скакать не хочется, в зеркало на себя любоваться тоже. Равно, как и спать. Исследую комнату внимательнее. Под кроватью обнаруживается утка, что приводит меня в дикий восторг. Утку, она же судно, я вижу впервые, чему очень рада, будет, о чем рассказать, если спросят. И тут же заходит нянечка.
- А, Вы уже нашли судно? Хорошо. По маленькому ходите сюда, я приду – вынесу.
- А если мне надо будет по большому? – уточняю я.
- А по большому если, позовите меня, я Вас провожу, - отвечает и собирается уходить.
Я понимаю, что сейчас останусь одна, я не хочу одна, мне одной страшно. И сразу начинаю хотеть по большому, о чем и сообщаю нянечкиной спине. Идем с ней гуськом по коридору. Она, как Суворов, который ведет свою армию через Альпы, следом я с зажатой пеленкой между ног, придерживая ее одной рукой, и с судном – в другой. Она – Суворов, я – солдат, раненный в бою в промежность. А чего, и такое бывает. Не иду. Семеню. Но радуюсь, что меня не забыли, мной занимаются. По большому я так и не сходила. Перехотела. Как только мы с судном и пеленкой позорно вернулись к себе в бокс, пришел доктор. Поставил КТГ, чтобы снимать сердцебиение дитя и схватки. Сердце бьется, схватки схватывают, я дышу, как собачка – процесс идет. Когда лежать надоело и стало уже сложновато, доктор отключил меня от аппарата, оставил только проводок, который сердечко слушает. И я начала наматывать квадраты по периметру комнаты насколько позволял «хвостик» - провод КТГ. Надо сказать, что в боксе этом было огромное окно. Прямо вот в 2/3 стены. А напротив роддома жилой дом. Девятиэтажный. Кирпичный. Самый такой обыкновенный. Через неширокую дорогу. В общем, лично мне были видны люстры, шторы и силуэты жильцов, когда они подходили близко к окнам. Я догадываюсь, что мои мытарства тоже было хорошо видны из этих самых окон со шторами и силуэтами. Они-то, конечно, привыкли. А меня вот сильно забавил сей факт. И я стала стараться рожать покрасивше. Все-таки люди смотрят. Уж было собралась поскакать на мяче, но так и не рискнула. Ну на фиг, навернешься еще с него с непривычки, всю картину испортишь. Стало больнее. Больнее стало чаще. И дольше.
Лирическое отступление №2: я рожаю уже часа 3, из соседнего бокса раздаются дикие, просто нечеловеческие вопли. Тысяча чертей! Это как же человеку больно, что она ревет, как сказал бы классик, «временами заглушая Терек»?? Может, мне уже тоже пора, а я пока дошла до стадии «а мне и не больно, курица довольна, йоп твою мать, когда же это кончится-то?!». Так и не решив окончательно, орать или нет, подумала, что альтернативным вариантом будет спеть. И спела. Понравилось, спела еще. Я пела громко, соревнуясь с голосистой теткой за стенкой в возможностях наших глоток. Брала все 8 октав, как мне тогда казалось. В общем, была вполне довольна собой, репертуаром («Нам нужна одна победа», «Вот кто-то с горочки спустился» и «Катюша») и явно делала тетку в соседнем боксе. Кстати, когда я спросила врача, насколько же надо раскрыть все чакры у себя ТАМ, чтобы так орать, врач ответил, что не знает, ибо у голосистой тетки пока еще вообще никакого раскрытия. А почему она так орет, никто из врачей пока не понял. Решили, что у нее голова болит, как вариант
А тем временем схватки усиливаются. Я уже лежу на кровати и прошу позвать мужа. Мужа соглашаются позвать, когда мне сделают анестезию, берегут его тонкую душевную организацию. Я тоже всегда была готова эту его самую организацию беречь, поэтому соглашаюсь на после обезболивания и начинаю робко интересоваться, где у них тут стол записи на эвтаназию. Прошу записать меня первой, по блату, уже скорее по привычке, нежели от души, обещая всем за все заплатить.
Приходит анестезиолог. Я люблю этого человека. Я его уже плохо вижу, туго соображаю, что происходит, но откуда-то изнутри по всем конечностям разливается любовь к высокому улыбчивому Александру Ивановичу, которому вдруг позарез понадобилось узнать, как меня зовут, сколько мне лет и кого я там рожаю (уже совершенно точно, слона). Только ответив на все эти важные вопросы, надо мной начинают колдовать. «Сейчас я уколю в позвоночник, подтяни коленки к подбородку и не дергайся минут 5». Схватки идут через 2 минуты. 5 минут не дергаться. Тщетно пытаюсь посчитать, сколько схваток мне придется пережить и не дернуться, но т.к. я уже закаленная клизмой («ты тут пять минут полежи теперь…» - самые долгие и трудные пять минут в моей жизни. Потуги на кресле – фуфел по сравнению с «ты тут пять минут полежи пока…»), лежу и не дергаюсь. Плачу. Я всегда плачу, когда мне больно и в спину че-то колют. И вот экстаз. Не больно. Хорошо… Зовут мужа, он приходит весь такой, как Джордж Клуни в сериале «Скорая помощь»: красивый, недоступный и в халате. Еще чуть-чуть и он сорвется катать меня на телеге по коридорам роддома, требуя срочно интубировать. В общем, жизнь наладилась. Схватки я чувствовала. Зря я надеялась, что все остальное действо будет происходить без меня, а мы с Санькой будем играть в карты и хихикать. Боли не было, но меня тужило на каждой схватке. Как будто танк едет по моей прямой кишке, а мне все очень настоятельно рекомендуют не тужиться. Даже муж-Джордж Клуни, видимо, попав под влияние одетого на него халата и войдя в образ, тоже заклинал не тужиться ни в коем случае. Я старалась. Я так старалась не тужиться, что потом еще 4 дня в туалет сходить не могла. Попу рвало пополам, доктор все время смотрел раскрытие. Кстати, не по своей воле, а по моему настоянию. Мне было так спокойнее. И вот настал тот долгожданный миг, когда мне разрешили тужиться. Боже мой, какой же это кайф. Я рычала, ревела, издавала совершенно непотребные звуки. Каким-то неведомым мне образом я оказалась на кресле, как я туда бежала, помню смутно, единственное, что врезалось в память – испуганные глаза мужа и мысль о том, что надо добежать быстрее, иначе задавлю уже показавшуюся головенку. Разадавить мозг собственного ребенка, упичканный за время беременности фолиевой кислотой и йодомарином, «чтобы была умненькой», мне не улыбалось, поэтому на кресло я взлетела. И стала с остервенением тужиться. На одну схватку три потуги. Первые две делаю, как отличница рододела, а натретьей дыхания не хватает и я засасываю уже было вылезшую голову назад. Когда мне стало казаться, что это уде никогда не кончится, что я так всю жизнь и буду тужиться на кресле под вопли акушерки «Какая! Какай!», мне вдруг стало как-то невероятно легко и совершенно комфортно. Через секунду на мне уже лежал синий глазастый комок, раскрыв крохотный ротик и покряхтывая. Все. Девочка моя. Теперь все. Теперь все будет хорошо, потому что теперь мы вместе. Потому что теперь я – мама. Спасибо тебе, доченька. Я люблю тебя.