Элис и Феречете. План Амаля

27 часть.

Однажды я набрела на книжную лавку, которой раньше не замечала. Владелец говорил по-английски.

"У вас есть кулинарные книги на английском?" - спросила я.

"Да. Внизу".

Я была на седьмом небе от счастья. Как мне не хватало это простой возможности изучать рецепты!

Детский голос вырвал меня из экстаза. Девочка говорила по-английски:

"Мама, купишь мне сказки?"

За соседней полкой я разглядела женщину и девочку, обе были в плащах и платках. Женщина - высокая и темноволосая, с бронзоватым оттенком волос, свойственным большинству иранцев. Она не выглядела американкой, но я все равно спросила:

"Вы американка?"

"Да", - ответила Элис Шариф.

Мы тут же стали подругами в этой чужой стране. Элис была учительницей начальной школы в Сан-Франциско и замужем за американцем иранского происхождения. Вскоре после того, как ее муж Малек получил титул доктора философии, умер его отец. Сейчас они какое-то время жили в Тегеране, чтобы уладить дела. Ей здесь не нравилось, но у нее не было серьезных проблем. Ее дочь Самира - они называли ее Сэмми - была ровесницей Махтаб.

Вечером я рассказала Муди об Элис и Малеке.

"Мы должны пригласить их в пятницу, - говорила я с искренней радостью. - И познакомить с Хамси и Зари".

Элис и Малек тут же ему понравились. Элис была умным живым человеком, всегда готовым пошутить. Мне пришло в голову, что из всех, с кем я познакомилась в Иране, только Элис и Хамси выглядели счастливыми. Возможно, потому, что они знали: они вернутся в Штаты.

Элис рассказала анекдот:

"Один человек пришел купить картину и увидел портрет Хомайни. Продавец сказал, что он стоит 500 тумонов.

"Я вам заплачу 300", - сказал покупатель.

"Нет, 500".

"350".

"500".

"400, - сказал покупатель, - это мое последнее слово".

В тот самый момент вошел другой человек, нашел картину с изображением Иисуса Христа, спросил цену и сразу купил ее за 500 тумонов.

"Видите этого человека, - сказал продавец первому покупателю, - он пришел, увидел картину, которая ему понравилась, заплатил и ушел".

Покупатель на это ответил:

"Ладно, если вы пригвоздите Хомайни к кресту, я вам тоже заплачу 500 тумонов".

Все в комнате засмеялись, включая Муди.

Хамси позвонила мне на следующий день:

"Бетти, эта Элис чудесная женщина. Тебе на самом деле нужно с ней подружиться. Но забудь Эллен, - добавила Хамси. - Она ничтожество".

Мы часто встречались с Элис. Из всех моих знакомых женщин у нее единственной был этот новомодный шикарный прибор под названием сушильная машина. У нее был ополаскиватель для белья! И горчица! 

И паспорт, с которым она могла лететь домой.

"Только не рассказывай ни Хамси, ни Элис, что с тобой было в Иране, - предупреждал Муди. - Иначе ты их обеих больше не увидишь".

Тема возвращения в США больше не поднималась. Он был доволен своей победой. Он сделал со мной то же самое, что Хормоз сделал Эллен.

Муди верил мне и разрешал видеться с подругами. Кроме того, если бы он запер меня в нашем новом жилище, наши друзья быстро разгадали бы шараду нашего счастливого брака.

Еще одной причиной создавать "радостную" домашнюю атмосферу для меня было желание уберечься от сумасшествия. Я не знала, что будет со мной и Махтаб, когда мы, наконец, вырвемся на волю. Мне не хотелось задумываться об опасностях, которые, возможно, нас поджидают. 

Муди хотел сделать мне приятное и предложил сходить в салон красоты. Это казалось мне абсурдным в стране, где я не имела права показывать лицо и волосы. Тем не менее, я пошла. Тем же вечером я заметила сыпь на лице, которая быстро распространялась на шею и на грудь. "Наверное, инструменты были грязными", - проворчал Муди.

Однажды вечером я пришла из супермаркета домой и увидела, что комната ожидания плотно забита пациентами. 

"Открой дверь, - сказал мне Муди. - Пусти пару человек в гостиную".

Вообще-то мне не очень хотелось пускать чужих иранцев в свою гостиную, но я открыла деревянную дверь и предложила стоящим пациентам сесть на диван и стулья. Одной из моих обязанностей на приеме была подавать чай. Я не любила этого делать, а сегодня у меня особенно плохое настроение, потому что я знала, что моя гостиная скоро будет покрыта лужами чая и следами сахара.

Но я подала чай и когда повернулась, чтобы унести поднос в кухню, одна из женщин в комнате спросила:

"Вы американка?"

"Да, - сказала я. - Вы говорите по-английски?"

"Я училась в Соединенных Штатах".

Мое настроение тут же улучшилось:

"Где?"

"В Мичигане".

Ее звали Феречете Нороози. Она была красивой молодой женщиной, которую кто-то из больницы направил к Муди. У нее по неизвестным причинам болели шея и спина, и она надеялась, что мануальная терапия ей поможет.

Мы разговаривали все три четверти часа, что Феречете прождала в очереди. Я стала всегда приглашать ее в гостиную. В один из вечеров Феречете доверилась мне:

"Я знаю, откуда мои боли - от стресса".

Она начала плакать. Год назад ее муж поехал вечером заправить машину и больше никогда не вернулся. В отчаянии Феречете и ее родители обзвонили все больницы, но не нашли и следа.

"Через двадцать пять дней позвонила полиция, - рассказывала Феречете в слезах, - и они сказали: приезжайте, заберите его машину, но больше ничего не захотели объяснять".

Феречете с годовалой дочерью переехала к свои родителям. Через четыре ужасных месяца полиция сообщила ей, что ее муж в тюрьме, и она может повидаться с ним. Сейчас он сидит уже год, и против него до сих пор не было выдвинуто официального обвинения.

"Как они могли такое сделать? - спросила я. - Почему?"

"У него диплом экономиста, - объяснила Феречете. - У меня тоже. И мы оба учились в США. Правительство боится таких людей".

Феречете не хотела, чтобы я кому-то рассказывала о ее муже. Вечером после закрытия практики Муди сказал мне:

"Мне нравится Феречете. Чем занимается ее муж?"

"Он дипломированный экономист", - ответила я.

"Приходите сразу, как только сможете".

У меня забилось сердце.

"Я могу самое раннее во вторник, когда Муди в больнице".

"Позвоните мне, чтобы я вас ждал,"- сказал Амаль.

Во вторник я проснулась рано, совершила вместе с Муди свои молитвы и мысленно подгоняла время. Махтаб шла в школу в семь, Муди уходил через 45 минут после нее. 

Я наблюдала в окно, как он садится в такси, потом позвонила Амалю, чтобы подтвердить встречу.

Было начало ноября. Холодный ветер предвещал снегопад. Утренний транспорт стоял в пробках и длинная поездка усложнялась тем, что мне пришлось много раз менять такси. 

Он тут же отворил на мой стук и широко улыбнулся:

"Входите, садитесь. Чай или кофе?

Я нетерпеливо ждала, пока он приготовит мою чашку, но он наслаждался тем, что растягивал этот момент.

Наконец, он дал мне мой кофе, сел за письменный стол и произнес:

"Думаю, вам лучше связаться с вашей семьей".

"Что произошло?"

"Скажите им, чтобы на день благодарения положили на стол еще два прибора".

У меня из груди вырвался вздох облегчения. Сейчас, я это знала, сейчас все получится. Мы с Махтаб вернемся в Америку!

Он озвучил свой план. Мы полетим иранским самолетом в Бандар Аббас на юге страны. Оттуда мы на моторной лодке через Персидский залив попадем в Арабские Эмираты. 

"В Эмиратах будут некоторые бюрократические сложности, но вы выберетесь из Ирана, и никто не пошлет вас обратно. Вы получите в посольстве паспорт и вернетесь домой".

Мысль плыть в лодке по открытому морю была немного пугающей, но если это плата за билет на свободу, я готова рискнуть.

Я выложила на стол пачку денег:

"Сохраните, пожалуйста, для меня. Я не хочу, чтобы Муди их нашел", - это были 90 долларов, деньги из моего тайника. Амаль взял их.

"Заберите бумаги из посольства, но будет лучше, если нам удастся получить ваши иранские документы", - сказал он. 

"Когда мы летим?"

"Сейчас один человек все подготавливает в Бандар Аббасе и через два дня вернется в Тегеран. Не волнуйтесь. На день благодарения вы с Махтаб будете дома".