Первая глава

Носки его разношенных коричневых сапог разгоняли клубы пыли по дороге. Он переставлял одну за другой ноги и не понимал ни как он здесь оказался, ни вообще кто он такой. Первое время он, словно заведенная игрушка просто шел и смотрел на свои ноги и недоумевал что скрывается за матовой, покрытой словно щеки кокетки пудрой, густой сероватой пылью поверхностью обуви. Копыта? Лапы? Ступни? 

В конце-концов он сошел с дороги и присев на неудобный камень тут же впившийся своими острыми обломками в седалище, стянул один из сапог. Левый. Его глазам открылось зрелище не особо интересное, но познавательное. тонкая достаточно длинная человеческая нога в полосатом грубом носке. Пятка была так сильно вытерта, что сквозь нее просвечивала светлая розоватая кожа. Он вздохнул, натянул сапог на ногу и продолжил свой путь. Куда он шел? Зачем? Он не знал, но теперь он был уверен в своем человеческом теле. 

Через некоторое время пришло осознание того, что за спиной у него подобие котомки, двумя лямками заправленной подмышками. В ней лежало что-то длинное и при ходьбе оно то и дело било человека по позвоночнику. Останавливаться еще раз не хотелось, да и впереди замаячили дома. Приближался город. Солнце катилось к горизонту, а с другой стороны небо покрывали черные, угрожающие облака. Казалось будто небесное светило сдало свой пост и передало его только того и ждавшей грозе. Человек ускорил свои шаги и еще до наступления полной темноты он вступил в город, который так же как одна за другой появлявшиеся на темнеющем небосводе колючие звезды, уже готовился ко сну. 

Он замедлил шаги и стал оглядываться вокруг. Все казалось ему и странно знакомым и одновременно - неприятно чуждым. Он подошел к одному из деревянных домов и потрогал грубо отесанные доски террасы. Шершавая еще отдающая тепло необычно жаркого осеннего дня поверхность вызвала какие-то смутные воспоминания в его мозгу и он было уже вспомнил кто он и зачем он тут, но его оборвал резкий окрик:

- Эй, мистер, вы что тут делаете? 

Человек в пыльной одежде резко обернулся и тут же встретился с ярко-синими глазами высокого подростка. Соломенные волосы давно не видели ножниц парикмахера и спутавшаяся челка падала еще не юноше, но уже не мальчику на глаза. Он стоял набычившись глядя на пришельца и засунув на манер взрослых большие пальцы в карманы вытянувшихся явно доставшихся ему по наследству брюк. 

- Ну? - протянул он и сделал шаг вперед, - Чо вам тут надо? 

Человек вместо ответа пожал плечами, а в голове у него пронеслась мысль, заставившая его похолодеть. Вдруг он -немой? И чтобы проверить он раскрыл рот и сказал к своему облегчению:

- Добрый вечер. , - Голос его звучал высоко и мягко, легкая хрипотца придавала ему загадочности. В общем и целом голос был хороший. , - Где в вашем городе можно переночевать, молодой человек? 

Паренек приосанился от такого явно ему не знакомого обращения и ткнул пальцем в ближайший, когда-то белый дом, а сейчас облупившаяся краска густо усыпала его по периметру и казалось это какой-то огромный ребенок обвел мелком то место, на котором он после поставил это начинающее разваливаться здание. 

- Тетушка Винни сдает комнату, - уже почти вежливо сказал юноша,- Но она берет дорого. Пол-монеты за неделю. 

И он закатил глаза явно поражаясь такой неземной жадности. Когда человек зашагал по направлению к двухэтажному деревянному дому, в горшках которого доцветали свои последние до первых морозов желтые мелкие и горько пахнущие хризантемы, мальчик бросился ему вдогонку.  

- Мистер, а как вас зовут? - спросил он задыхаясь, так как длинные тонкие ноги новоприбывшего разрезали пространство подобно ножу теплое масло. , - Я - Тимми

- Тимми... , - медленно пробуя на вкус новое слово повторил незнакомец,- Это от Томас? , - и когда парень кивнул в знак согласия, - Я буду звать тебя Томас. А ты меня можешь звать....,- он помедлил и словно советуясь с кем-то утвердительно кивнул, - ...ты меня можешь звать Фабиан. 

- Как-как? - распахнул глаза Томас

- Для тебя, - снисходительно усмехнулся Фабиан, - просто Фаби. 

- Добро пожаловать в Пантивиль, мистер Фаби! - торжественно но с какой-то издевкой произнес сорванец и хлопнув по пыльному плечу нового знакомого убежал, но перед тем как совсем скрыться из виду в узких проулках, он громогласно (и откуда только в худом теле такой голос?) прокричал: 

- В Пантивиле гости! В Пантивиле гости! В Пантивиле гости! 

И в ответ на этот удивительный крик стали скрипя отворяться ставни, открываться  двери и раздвигаться белые, кокетливые занавески. В окнах словно привидения появлялись лица людей с широко раскрытыми от удивления глазами, мужчины стоя на пороге молча наблюдали и не спешили подойти и пожать руку Фабиану по законам гостеприимства. Он стоял один, посреди дороги и чувствовал на себе чьи-то враждебные, любопытные, строгие или равнодушные взгляды. Они гладили его, прожигали, пытались забрать под пыльную куртку или приоткрыть длинные темные ресницы, скрывавшие его, Фабиана, глаза. Мужчина замер опустив голову, прикрывая узкими полями шляпы выражение его лица, как кто-то мягкой рукой прикоснулся к его ладони.

- Пойдем, милый. Нечего тебе тут стоять. Темно уже, а в темноте сам знаешь...,- 

перед Фабианом возникла женщина. Полная, пожилая, в белоснежном переднике поверх темного строгого платья. Волосы убраны в высокую прическу, серебрящуюся в свете еще не сожранной грозовыми тучами луны. Пока Фабиан разглядывал ее, она сжала его ладонь и потянула, словно ребенка за собой в тот самый облупившийся домик с горько пахнущими желтыми цветами. В этот же момент, словно получив неслышный приказ, люди стали исчезать в темноте домов, дверных проемов один за другим. И ни в одном окне не горел огонь светильников, свечей или каминов. 

Фабиан поднялся по скрипучим ступеням на террасу с неизменным креслом-качалкой и в темноте никто не заметил, что цветы, доживающие свои последние деньки повели себя не так, как растениям полагается себя вести. Их головки потянулись, попытались прикоснуться к мельком скользнувшей над ними ладонью пришельца. Кто-то даже оторвал свою желтую головку в слишком резкой попытке следовать за ним. А те, кто остался - стали наливаться и выпускать бутоны один за другим. Если бы кто-то это видел, то мороз прошел бы по его коже. Цветы росли в кромешной темноте ночи.