Писатель для малых детей непременно должен быть счастлив. Счастлив, как и те, для кого он творит.

Писал Чуковский в статье "Как была написана "Муха-цокотуха". Он настолько интуитивно чувствовал, что нужно детям. Настолько прекрасно разбирался в особенностях детской психики, что создавал прекрасные сказки, которые захватывают уже не одно поколение детей.

"Ведь счастье для малых детей - норма жизни, естественное состояние души, еще не знающей ни об угрозе неминуемой смерти, ни о мучительных тяготах и томлениях жизни. В возрасте "от двух до пяти" они - самое счастливое племя из всех, какие живут на земле.

Спрашивается: где же серьезным и безрадостным взрослым, "измученным жизнью, коварством надежды", соваться в безоблачно-солнечное царство детей" (отсюда же)

Вспомните свое детство. Неужели кому-то не нравились сказки Чуковского? Неужели кто-то, сознательно или бессознательно, пропускал в них "страшные" места?

Кстати, по рассказам моей мамы, "Муха-цокотуха" была первым стихом, который я рассказывала наизусть.

А теперь мы смотрим на него критически. Теперь он человек, у которого не все в порядке с мозгами. Хотя дети, для которых он устраивал посиделки в Переделкино, с теплотой вспоминают о нем.

Мне всегда нравился Чуковский как детский писатель. Но после прочтения его "От двух до пяти" я прониклась им еще и как гениальным детским психологом, настолько тонко разбирающемся в детях, что он просто не мог писать для них что-то плохое или вредное. И это при том, что он потерял свою главную музу ( его дочь Мария (Мурочка) погибла в 11 лет). При том, что он пережил травлю и резкую критику своих детских произведений (от всеми так любимой А.Барто).

Чуковский - великий писатель и прекрасный человек, который мог становится ребенком для того, чтобы писать для детей....

"Далеко не всегда мне выпадало веселое счастье: писать стихи для маленьких детей. Тянулись месяцы, а порою и годы, когда в качестве детского автора я чувствовал себя жалкой бездарностью, способной вымучивать из вялого мозга одни лишь постыдно корявые вирши. Досаднее всего было то, что всякие прочие жанры в это самое время давались мне без всяких усилий. Я писал и этюды по истории словесности, и мемуарные очерки, и критические статьи, и памфлеты, но, чуть дело доходило до детских стихов, оказывался неумелым ремесленником.

Причина моего бесплодия ясна. Всякая искренняя детская сказка всегда бывает рождена оптимизмом. Ее живит благодатная детская вера в победу добра над злом. Этой веры мне в то время не хватало" (отсюда)