Протопресвитер Александр Шмеман. Простить = не сердиться?
Рекомендую послушать/почитать/посмотретьБеседа «Приступая к подвигу» посвящена теме истинной сущности прощения.
Если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный, а если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших (Мф. 6:14–15). Эти слова Христа слышим мы в канун . Ими призывает нас Церковь начать подвиг самоуглубления, внутреннего очищения, покаяния, возврата к Богу.
Эти слова о прощении мы слышали столько раз, что как бы оглохли к ним. Но вот стоит только на секунду вдуматься, вслушаться, стряхнуть с себя внутреннюю к ним привычку, как они снова поражают нас, ударяют прямо в сердце и совесть, становясь устрашающими. Ибо здесь необычайно просто и при этом неумолимо сказано, что от нашего прощения всецело зависит и прощение нас Богом. Если не простим мы — не простит нас Бог. И тогда ненужным и бессмысленным становится все остальное — молитвы, посещение храмов, отвлеченные размышления о Боге и жизни, или, иными словами, сама религия.
А если так, то первое, о чем следует задуматься в дни, когда к такой вдумчивой самопроверке призывает нас Сам Бог, — это о . «Прощение» — такое простое как будто слово. Все здесь, казалось бы, так ясно: простить — значит больше не сердиться, не желать отомстить, «ничего не иметь», как мы часто говорим, против другого. Но стоит опять немного подумать, и окажется, что можно всего этого достичь — не сердиться, не желать отомстить, не жить обидой и т. д. — и все же не простить, как призывает к этому Христос. В чем же тут дело? В чем истинная сущность прощения?
Заметим для начала, что все внутренние состояния, которые я только что перечислил и в которых мы обычно видим прощение, определяются нами в отрицательных выражениях, через не — не сердиться, не хранить обиды в сердце и пр. Но в том-то и дело, что даже тысяча отрицаний не даст хотя бы одного утверждения. Или, иными словами, отсутствие одного еще не означает присутствия другого. Отсутствие ненависти не есть любовь, как и отсутствие гнева не есть примирение. Разве не знаем мы на страшном и горьком опыте собственной жизни, что равнодушие, например, может быть страшнее вражды и ненависти?
Апостол Павел начал с того, что возненавидел Христа и боролся с Ним. И вот сама эта ненависть, которая на деле была порождена слепотой и блужданием впотьмах, обернулась в нем такой верой, такой любовью ко Христу, что они до сих пор обжигают нас словами его посланий. Но сколько было тогда и таких, кто, не испытывая ненависти к Христу, были, тем не менее, заняты лишь собой и попросту не заметили Его, а если и заметили, то отвернулись. В Пилате, который предал Христа на распятие, не было ни ненависти, ни мстительности, ни обиды, но лишь безмерное равнодушие.
Но как часто именно равнодушие, именно внутреннее отчуждение выдается нами за прощение! Как много в нашем языке слов и выражений, кажущихся безобидными, но являющих, если вдуматься, страшную сущность такого псевдопрощения. «С него взятки гладки, — говорим мы про кого-нибудь. — На нем можно поставить крест, на него можно махнуть рукой, на него даже сердиться не стоит» — и т. д., и т. д. Или еще так: «Я вас прощаю, но никакого дела с вами иметь не желаю. Я вычеркнул вас из своей жизни».
Но разве это то прощение, о котором говорит, к которому призывает нас Христос? Разве к такому равнодушию, вычеркиванию из жизни, отсечению призваны мы? Нет, конечно. И даже можно сказать больше: пока есть гнев — есть еще надежда. Даже ослепленный гневом, я все еще принимаю человека всерьез, он все еще существует для меня, и потому сам гнев может быть претворен в примирение, воссоединение и обновление. Но где начинается равнодушие, там воцаряется смерть. Ад — это равнодушие всех ко всем, уход каждого в себя и тем самым — в страшное одиночество духовной смерти. Поэтому нужно со всей твердостью сказать: прощение от равнодушия и презрения — уже не прощение, а карикатура на него.
Настоящее прощение есть прежде всего приятие человека до конца и всерьез, возврат к той глубине, на которой познается единственность и потому неповторимая ценность каждого человека как Божия творения, как носителя образа Божия, за кого умер на Кресте Сам Христос. Настоящее прощение — в том, чтобы увидеть человека таким, как видит и любит его Бог.
«Всякий из нас за все перед всеми виноват» , — сказал . Всякий из нас, увы, повинен прежде всего в том страшном равнодушии всех ко всем, которое превращает всю жизнь, весь мiр в одиночество, вражду, недоверие, страх. И этому смерть несущему равнодушию как раз и противостоит преодолевающее и побеждающее его прощение. И потому оно — всегда от Бога, ибо Бог прощает нас не оттого, что «с нас взятки гладки», не оттого, что Он махнул на нас рукой, а оттого, что Бог есть любовь (1 Ин. 4:8) и ничто не может любовь эту разрушить, она же, напротив, может победить, воссоздать, обновить и воскресить собою все. И только когда узнали мы эту обращенную на нас, на меня, на каждого всепрощающую любовь Божию, рождается и в нашем сердце чудо всех чудес — прощение. И каким светом, каким небесным счастьем загорается тогда наша жизнь!
