Путь мещанина

Леонид Парфенов - человек, который мифологизировал «совок». Ностальгия по советскому быту началась в середине 90-х после его фильмов «Старые песни о главном» и цикла передач «Намедни 1961-2003. Наша эра». В нулевые миф о «совке» стал одним из главных. Сегодня он прочно укоренился в головах чиновников, бизнесменов и даже подростков, которые, естественно, не помнят ту эпоху, но носят майки с надписью «СССР»

- Я хочу решить задачу: Гоголь в 2009 году на «Первом канале» в 22:30. И если я ее решу, то все увидят, что Гоголь - модный, актуальный, едкий, изумительный, абсурдистский писатель, опередивший время. Он писал литературу XX века, да, впрочем, и XXI века тоже. Дайте на русском языке что-нибудь более удивительное, чем «Нос»! С совершенно гениальной концовкой, которую должна была читать Земфира, но я пожадничал и сам прочел, что от таких сюжетов, «во-первых, пользы отечеству решительно никакой, а во-вторых… но и во-вторых нет пользы». А ей оставил: «Что ни говори, а подобные происшествия бывают на свете, редко, но бывают».

После выхода книги «Намедни. Наша эра» за вами окончательно закрепилась слава специалиста по советскому быту. Вас даже стали называть «советским Карамзиным и Ключевским».

Ну, это начали еще после фильма «Российская империя». Смешно, конечно. Хотя Ключевский - это весело, он весь написан хорошим языком, читается почти как авантюрный роман. А уж эта его идея сравнивать цены разных эпох по количеству водки, которую можно купить в то время на эту сумму! Потому что ведь невозможно разобраться в русских ценах разных периодов. Кстати, по «шкале Ключевского» никогда так хорошо русские не жили, как сейчас: сегодня на средний доход можно купить больше бутылок водки, чем когда бы то ни было.

Этo русский аналог «индекса бигмака»?

В чистом виде. Во-первых, национальный продукт, а во-вторых, по цене на водку можно определить экономическую политику. Потому что цена на водку - это акцизы. Можно понять налоговый пресс, увидеть, как казна живет за счет пойла. В общем, в Ключевском мне интересен не исторический курс, а метод. А еще более точен этот метод у другого классика - у Льва Толстого в начале повести «Два гусара»: «В 1800-х годах, когда не было еще ни железных, ни шоссейных дорог, ни газового, ни стеаринового света, ни пружинных низких диванов, ни мебели без лаку, ни разочарованных юношей со стеклышками, ни либеральных философов-женщин… Когда верили в пожарские котлеты, в валдайские колокольчики и бублики. В наивные времена Милорадо­вичей, Давыдовых, Пушкиных в губернском городе К. был съезд помещиков и кончались дворянские выборы»

Этому перечислению позавидовал бы и Борхес.

Да, Толстой впереди всего латиноса, да и США. Гоголь - это Кафка отдыхает, а Лев Николаевич делает любого Дос Пассоса. А эта великая насмешка: «Кто не жил в России в 56-м году, тот не знает, что такое жизнь»! Я потом использовал эту цитату в «Детях XX съезда». Хотя Толстой, конечно, имел в виду 1856 год.

Вы все время пытаетесь прикоснуться к истории. Это отсюда ваше постоянное появление в кадрах хроники в «Намедни»? Там вы и в космосе летаете, и с Хрущевым вместе охотитесь.

Не поэтому. Иначе ведь что было бы: хронику показали, в кадре потрындели, потом опять хронику показали и опять в кадре потрындели. Скучно. Было важно дать тактильное ощущение времени. Надо было приехать на Братскую ГЭС и взяться за колесо, которое повернул Хрущев. Приехать в залив Кочинос, идти босиком по песку и говорить, что они на своем «Тихом океане свой закончили поход», сбросили империалистов в море. Нужен был этот тактильный контакт в отбивках.

Кстати, я в тех старых фильмах из цикла «Намедни» ничего не могу смотреть. Кроме этих отбивок. А остальное - вялый чувак медленно говорит. С тех пор все изменилось: драйв, динамичность монтажа. Я и «Пушкина» не могу смотреть. Там только визитка на мне правильная. Как сейчас помню - от Nina Ricci. И еще мне цилиндр из Парижа привезли. У Пушкина былo: «Надев широкий боливар, Онегин едет на бульвар». Вот мне и нужно было надеть этот боливар. А он был слишком узкий для моего кумпола 62-го размера. А тут перекрытый по осевой Невский, надо быстро доснять. Я научился с размаху его так надевать, чтобы казалось, что легко. А он чудовищно голову сдавливал.

Но вы ведь не просто автор фильмов о писателях и советском прошлом. Вы придумали моду на СССР. В 1995 году сделали на НТВ концерт, во время которого поп-звезды исполняли советские песни. Потом из этого родились «Старые песни о главном».

Помню, в «Нью-Йорк Таймс» была статья - «Русские начали покрывать позолотой коммунистическоe прошлоe». Американцы могли не понять. Но начитанная публика вроде вас должна была, по-моему, считывать постмодерн. И считывала. Художественная туса того времени тащилась.

На самом деле ведь это - игра в архетипы. Председатель колхоза - сильная женщина с несложившейся личной судьбой. Понятно, кто это должен быть (роль для Аллы Пугачевой. - «РР»). Парень-лирик вернулся из армии, а девушка не дождалась - это, конечно, Пресняков, а девушка, естественно, Орбакайте. Дачник из города, мужчина в летах, но еще в соку, - Лещенко. Скромница-библиотекарша, не знает, как открыть свое сердце, начитанная, милая, пальчики в чернилах, никто замуж не берет, - Алена Свиридова. Разведенки-продавщицы из сельпо, разбитные сплетницы, - Долина и Отиева. Если кто-то из этого снова стал делать концерты ко Дню милиции и хором петь с Шойгу «Надежда - мой компас земной» - я тут ни при чем. Все рождается как ересь, а потом становится общим местом.

После того концерта выяснилось, что можно уже ничего нового не придумывать, а только снова и снова перепевать старые песни.

Новый год требует застольных песен. Последняя советская застольная песня - «Без меня тебе, любимый мой, земля мала, как остров». Та песня, которую можно петь после пятой рюмки в обнимку за столом. Просто их не пишут больше, а страна пожилая. Нигде их больше не пишут. В Англии или в Германии, напившись, поют хором то, что пели их отцы и деды.

А как же «Владимирский централ»? Вот уж какую песню поют хором.

Если треть страны сидела, треть охраняла и все три трети верят не в закон, а в понятия - как им без этой песни? Но «этапом из Твери зла немеряно» не поют хором. Может петь один, а другие подтягивать. Мелодии-то нет.

А правда, что в последнее время поп-культура перестала развиваться и питается исключительно старыми запасами?

Ни в коем случае. Именно в поп-культуре мир продолжает все время делать что-то новое. И поп-культура только увеличивает воздействие на людей, на их представления о мире, о свободе. Двадцать лет назад не было мобильных телефонов. А сейчас? Лишите нас их - и никогда никто никого не найдет, распадутся семьи, расстроятся романы, увянут дружбы, любови и взаимные симпатии. А 20 лет назад все нормально друг друга находили и по сетевому телефону. Ритм другой. Потому и невозможно смотреть десятилетней давности телевизионную продукцию. Чаще должны быть монтажные склейки, гуще должен быть голос, больше эмоций, больше придумок на единицу экранного времени.

С вашей легкой руки или нет, но сейчас миф о советском золотом веке стал основным. А была ли у него альтернатива? Например, мог бы сложиться миф о Российской империи - такой выдуманной старой доброй идиллии?

Ну, тут самый легкий ответ: слишком много времени прошло. Да, Латвия, Литва, Болгария или Польша выдумали себя продолжающими традицию с 1939-1940 года, с 1945-го. А отчасти они и невыдуманные, не будем так уж высокомерны по отношению к Восточной Европе и странам Балтии. Эмигранты побывали главами стран и правительств чуть ли не всех соседних государств. Они унесли эстонскость, литовскость, латвийскость, болгарскость в Канаду, в США, в Испанию, а потом вернули этот огонек к родному очагу. Пусть, мол, из него снова возродится наша задушевная провинциальная буржуазность.

Но там был перерыв на 45 лет. В Болгарии царь Симеон Саксен-Кобург-Готтcкий был некоторое время премьер-мини­стром. А у нас ничего этого не было, не было даже запроса. Немного поигрались с Кирилловичами (потомки великого князя Кирилла Владимировича, двоюродного брата Николая II: его правнук Георгий Романов, который родился в 1981 году, считается наследником российского императорского престола. - «РР») - и все. Я знаю многих потомков первого поколения эмигрантов. Но именно потомков. У Бори Йордана есть американский акцент, но очень хорошее чувство языка. И он единственный известный мне русский, который помнит, что «Бородино» - это песня. Потому что их так учили. Никто же не знает, что до революции лермонтовское «Бородино» пелось.

Так почему же опыт эмигрантов оказался невостребованным в постсоветский период?

Когда я делал интервью с болгарским царем, то в подводке проводил аналогию: его приход на пост премьер-министра - это как если бы у нас в середине 60-х вместо Косыгина правительство возглавил спасшийся цесаревич Алексей. Сами посудите, до какой степени это было возможно. Вторая причина - не было у нас согласия ни элит, ни масс относительно того, что только что закончился страшный период. И компромисса с ним быть не может. Как у Солженицына: ни одного советского слова не может быть во славу русского.

Я тоже считаю, что этот гной нельзя впускать в себя. Но антикоммунизм 91-го улетучился к концу 92-го. Слово «партократ» очень быстро исчезло. А уже к концу 93-го слово «совок» перестало быть ругательным: мол, надо гордиться своим прошлым - будто оно вообще все славное. Ну, а потом Никита Сергеевич Михалков и другие державники постарались приравнять Героя Социалистического Труда к камергеру двора Его Императорского Величества и объяснили, что все это есть одно и то же служение отчизне.

Борису Николаевичу мы все должны быть благодарны за его необъяснимую врожденную тягу к свободе, но и он держал возле себя не команду, а византийский царский двор, как генсек. К концу второго срока он физически прошел фазу сперва «обрежневения», потом - «очерненкивания». И, сказав полковнику в отставке: «Берегите Россию», удалился на покой, совершенно не беспокоясь о судьбе своего политического наследия. И даже в отставке только однажды слабо возразил что-то в «Комсомольской правде» по поводу гимна.

А ведь по-хорошему надо было бы побрезговать михалковским гимном. Что же это получается: он и про Ленина, и про Сталина, и про нас тоже будет он? Какая цена тому, что уже третий раз перекрашено?

Вы говорите, что нельзя впускать в себя советский гной, и одновременно делаете книгу, в которой многие находят описание советской идиллии.

Я пишу про то, как действительно жили люди и что их по-настоящему волновало. 1960-е, 70-е и 80-е годы были временем советской обывательщины. У перестройки были причины в первую очередь экономические. То, что единственный кандидат в депутаты - славный токарь завода имени Орджоникидзе, людей волновало гораздо меньше, чем мечта о том, чтобы куда-то поехать и что-то купить.

У меня в книге есть и Людмила Алексeева, и Натан Щаранский, и Венедикт Ерофеев. Но они были тогда в ничтожном меньшинстве. Большинство, и то городское, как максимум слышало, что есть такие - диссиденты и самиздатовские авторы. И не только в застойное время, но даже и в 91 году, когда был выбор между идеями и всяк волен был предложить и такое, и эдакое. И тогда не стали их слушать.

В тех условиях антисоветизмом были не романы Солженицына, а то, что советская власть не могла людей обуть. В главе про 1970 год на одном развороте статья про то, что мы произвели обуви больше, чем Соединенные Штаты. При этом все городское население обувала Чехословакия, которая, тужась, как дизель в Заполярье, производила 6,7 пары обуви на человека в год. И рядом - статья про то, что Солженицын получил Нобелевскую премию. И что же имело больший резонанс? То, что осень пришла, а сапожек нету, или то, что кто-то по «голосам» что-то слышал о Солженицыне? Из этого времени можно вычитать разное. Можно и милоту. А можно и то, как в 74-м вдруг признали, что 29 областей Центральной России находятся в таком состоянии, будто там только что Мамай прошел. И что в Пензенскую и Вологодскую землю нужно вкладываться, как в целину. Называется «преобразование Нечерноземья».

Про советскую эпоху часто вспоминают как про время небывалой военной мощи.

Власть, и вместе с ней большая часть общества, вычитывает из советского периода лишь «Круто, что с нас тогда Америка ссала». И сейчас, мол, ссыт. Да она с прибором на нас клала: у нас экономика - 10% от американской. Ну доплыл наш флот до Венесуэлы. «Ага, - сказали американцы, - у вас есть два способных на это корабля. Мы про них знали». Это как у Ключевского: что Орлов нашел в Средиземном море флот еще хуже, чем русский, - турецкий - и сжег его. А ведь было совсем еще недавно время жуткой американофилии. Даже в песне пелось: «Я отдала тебе, Америка-разлучница, того, кого люблю, храни его, храни».

И куда все делось?

Не хватило внутренней самодисциплины, самокритичности, чтобы прийти в ужас от того, что было. Не только у Ельцина - у людей не хватило. И старшее, и среднее поколение опять норовят гордиться советским пошлым. Проще же гордиться, чем признать, что время было израсходовано впустую, потому что не было ни y кого настоящей карьеры, настоящей самореализации.

Все себе все время снижают планку. Это и вина демократов первой волны - как быстро они становились надменной властью, а не слугами народа. Анатолий Собчак, избранный мэром Ленинграда, посмотрел дачу Романова, бывшего первого секретаря обкома, и сказал, что она ему не подходит. Я помню, каким он барином держался осенью 91-го, когда приехала Тэтчер. Вот не было у него других дел, кроме как заниматься регистрацией брака Пугачевой и Киркорова в 93-м! И это в тогдашнем Питере, где поперек Невского около Большой Садовой висела огромная растяжка: «Эксклюзивный секонд-хенд из ведущих стран Западной Европы»! Люди так жили и ценили колбасу больше свободы.

Тем не менее сейчас все уверены, что в СССР жили хорошо.

Кто это - все? В конце 70-х, когда я начинал работать журналистом, мне таких людей не встречалось. Даже среди деятелей культуры, вполне обласканных властью. Тогда как давали интервью? Под водочку или коньячок, угощая журналистика в ресторане Дома кино. На второй рюмахе - про то, «как вообще хреново, как там зарубают и тут не пустили, и знал бы ты, сколько мне исправили эти трусы из журнала "Нева" в последней повести». И это даже те, кто по советским меркам хорошо жил, ездил на круглые столы в Страсбург, у них были квартиры по 100 квадратных метров, машины у самого, у жены и у детей, 300 тысяч рублей на книжке - деньги, которые просто невозможно было просадить. И даже эти люди говорили, что все хреново, что им хотелось бы ездить в Данию не только на фестиваль коммунистической газеты, но и вообще.

Никто вроде хорошо не жил. Я не знал Галину Брежневу и Чурбанова, но даже им вряд ли все это нравилось. Иначе б столько не пили. Все плевались на Брежнева в программе «Время», все обсуждали, сколько надо переплатить, чтобы купить польскую стенку. А потом вдруг прошло немного времени - и эта эпоха стала «милой».

Давайте попробуем найти другую точку опоры. Что-нибудь, чем можно гордиться. Чем у нас можно гордиться-то?

Да есть огромное количество поводов для гордости. А русская литература с 1799 года, то есть от рождения Пушкина, до 1899-го, до рождения Набокова, - это что, не предмет гордости? Другое дело, что этим не гордились тогда и не гордятся сейчас. У Набокова есть про это: надо ли было Тургеневу первому описывать колебание тени листа на девичьей руке, а Гаршину бросаться в лестничный пролет, а Достоевскому идти на эшафот, чтобы все закончилось образом строгого, но справедливого секретаря парторганизации?

А русское искусство, которое было в 1910-х - 1920-х годах! С Ларионовыми и Филоновым. Это было лучшее искусство мира. Балеты Дягилева с музыкой Стравинского и декорациями Бакста и прочих. Наша культура до 30-х годов с этим сплавом русскости, азиатчины и с московско-петербург­ской огранкой. А при этом еще и дореволюционное земство - местное самоуправление, и лучшая в мире статистика, и земские школы и больницы. Была тонкая цивилизация со сложной структурой, с офицерством, купечеством, духовенством, «белыми воротничками» с железнодорожных станций. А коллекции Щукина и Морозова чего стоят! Кто в это время, кроме Сергея Ивановича Щукина, понимал Пикассо? Шестьдесят один холст Пикассо был у Щукина к 1914 году!

Три года войны и очереди за хлебом в столице смели всю эту тонкую цивилизацию.

У меня был эпизод на эту тему для фильма «Российская империя», но он в итоге в фильм не вошел. В начале XX века была битва наружки за новый модный вид транспорта - трамвай. Один бренд был какао «Блоокер чистый», второй - коньяк «Шустов». И вот бьются они, а за кого? 85% населения неграмотны или малограмотны, из оставшихся пятнадцати процентов дай бог половина живет в городах, где может быть подобная торговля. Из этих 7,5%, скажем, 3,75% пьют какао и коньяки - это еще оптимистичная оценка. Ополовиним еще раз - получим 1,875%: это будут те, кто разбирает сорта. Среди них выделим Володю Набокова, который в то время по-русски может прочитать только слово «какао», поскольку в нем все буквы похожи на латинские. Могла ли не навернуться такая социальная пирамида?

А у нашей сегодняшней социальной пирамиды есть перспективы?

Сейчас общество атомизировано. Я часто говорю: нет никакой единой России, кроме той, что недаром пишется в кавычках. Знание иностранного языка, которое еще в предыдущем поколении было профессией, становится нормой. Набирается критическая масса людей, которые хотят делать карьеру, хотят самореализации, хотят жить так, чтобы государственные институты работали как общественный сервис. Но их мало, у нас страна пожилая, и смена поколений идет медленно. В 60-х подросшие дети послевоенного беби-бума смели предыдущее поколение. Никита Михалков 1945 года рождения за них за всех тоненьким голоском поет «Бывает все на свете хорошо» в фильме «Я шагаю по Москве». Они пришли и принесли свое время: зашуршали болоньями, танцевали твист, поехали в Сибирь, носили в трубочку сложенный журнал «Юность» как пароль «свой-чужой». Так потом «Афишу» одно время носили.

А что сейчас смогло сделать это поколение знающих иностранный язык? Освободить Светлану Бахмину и отстоять телеканал «2х2»? Есть у них еще какие-нибудь достижения?

Так раньше и этого не было. Я не помню, чтобы кто-то вступился за программу «Намедни». Сколько людей говорили мне, что она культовая; сколько людей говорили: «Ящик вообще не смотрим никогда, а "Намедни" век бы смотрели». По улице нельзя было пройти: «Да, старик, мля, прижали тебя сурово. Чего теперь делать-то будешь? Ну, звони почаще». Я не жалуюсь. Я никогда никому не говорил: «Але, гараж, а чего никто не пришел, не написал, не потребовал?» Когда за «2х2» боролись, ко мне, всего-навсего озвучившему для них мультсериал «Манки даст», и то чаще обращались.

Те тридцать тысяч юных неформалов, которые боролись за «2х2», можно с некоторыми оговорками считать одной социальной группой. А вас ведь совершенно разные люди смотрели.

Была социальная группа, составляющая ядро аудитории «Намедни». Студенты продвинутые и такие яппиобразные люди между 25 и 35 годами. Я же видел, кто ко мне на улице подходит. Я знаю этот тип людей, которые сигналят из машин, когда я перехожу дорогу. Особенно когда в костюме иду и на себя эфирного больше похож. Но есть примеры и посуровее. Вот помните свистопляску с ЕГАИС? С новой системой учета акцизов?

Когда водки не было?

Да что водки! Не было «Шабли», «Бордо» и виски. Я-то полагал, что уж тут за свое святое люди выйдут. Это же не свобода слова, не многопартийность. Без качественного вискаря, без Бургундии - как жить-то?! Я ждал марша пустых бутылок на Кремль. Но нет, все проглотили. Левак стали какой-то доставать. Приносить с собой - и распивать. И куда делась спесь, вот это открывание винной карты со словами: «А что, "Сан-Феличе" 2003 года нету? Вижу, что вычеркнуто. А что, сомелье закупить не мог, что ли?» Где это все?

Ну никакой политики, ничего! На два с половиной миллиарда долларов как минимум кинули рынок. И вот недавно Медведев сказал: «Да, ЕГАИС была напрасная мера». То есть «Война закончена, всем спасибо, все свободны». И никто не поперхнулся. Даже колбасные интересы никто не захотел отстаивать. «Шабли»! Летом нет «Шабли»!

Без «Шабли» никак?

У Платонова есть фраза: «До мещанки еще долго расти и учиться нужно». Мещанин - это городской обыватель, который платит налог на прибыль, который хочет, чтобы было чисто во дворе. Чтобы была хорошая бесплатная школа, чтобы «скорая» приезжала через 12 минут. Который хочет понять, почему столько денег дается ВАЗу, если на их машинах ездить мы не хотим. И который голосует соответст­вующим образом. Который одевается для воскресного обеда. И суп у него для гостей подается в супницe.

Без этой культуры никогда ничего не будет. Из этого состоит голосующий человек, потому что он понимает, каким трудом ему деньги достались. И он говорит: «Позвольте, прошлым летом мы были в Италии, и оказывается, в области Эмилия-Романья федеральные налоги ниже, чем у нас в Белгороде». Так должно быть. И нету другого пути.