Мама

Кто знает, что чувствует новорожденный младенец, оставшись в тишине и темноте один, совсем один? Шорохи и голоса врачей, шаги затихли в коридоре, и каким-то смутным, неведомым, интуитивным чувством Оля Смирнова догадалась, что от нее отказалась мама. Мама уходит! И никогда, никогда больше не вернется! Жизнь кончилась! Жизнь обречена!

...Но кто это тихо-тихо, на цыпочках, будто в тайне от всех входит в палату? Кто наклоняется над ней, целует в лоб? Чьи волосы, густые, приятно пахнущие и наверное такие красивые щекочут ей лицо? От кого так нежно, так сладко пахнет молоком? Кто дает вместо противной смеси из бутылочки живую грудь? Кто поднимает из невыносимой тюрьмы - кроватки - на ручки, баюкает, на чьих руках так сладко засыпать? Мама... мама...

В Доме малютки Оля Смирнова была необычным младенцем. В то время, когда все малыши давно отвыкли плакать - она плакала. В то время, когда дети отчаялись найти утешение и пребывали в постоянном стрессе, кто-то незримый как будто подходил к Оле Смирновой и утешал ее. Кто-то как будто держал ее за ручки, когда она делала свои первые шаги. Кто-то учил ее ползать. И еще - она почти не болела, словно кормили ее не смесями, а натуральным материнским молоком.

Много позже Оля Смирнова узнала, что от нее отказалась мама.

- Да нет же, не отказалась! - закричала она. - Моя мама всегда рядом со мной! Она... она волшебница! Вы ее не видите - а она проходит сквозь стены и закрытые двери, чтобы быть со мной! Она такая красивая! У нее глаза как звезды и волосы длинные и рыжие, как солнце!

Но воспитательница посмеялась такой чепухе и ответила, что ее мама была узбечкой - смуглой и темноволосой, совсем непохожей на тот образ, который Оля нарисовала себе в воображении.

А между тем тайная, волшебная мама продолжала неизменно навещать Олю. Она в самом деле была настоящая волшебница, потому что могла перенести Олю из душных унылых стен детского дома куда угодно - на морской пляж, в музей, в горы, даже летать вместе с ней в небе, наблюдая с высоты птичьего поля внизу леса, поля, железную дорогу с совсем маленькими, игрушечными поездами и даже город с его картонно-кирпичными квадратными и прямоугольными домами, улицами, уличными фонарями.

Оля никогда, в отличии от других детей, не стремилась понравиться всем взрослым, которые приходили, чтобы посмотреть детей. Но однажды какая-то тетя в красивом платье, в очках и со светлыми короткими волосами подошла именно к ней и присела на корточки, улыбаясь. Оля знала, какого вопроса она ждет - так спрашивали все дети - и, подавив неохоту, все же спросила:

- А ты моя мама?

- Да, я твоя мама. Я приехала за тобой.

Тетя Ира, как выяснилось, в самом деле решила удочерить Олю. А Оля не знала, как быть, она понимала одно - не может она предать свою волшебную маму, не может называть мамой тетю Иру! Не может и все тут.

- Какая ты странная девочка, - говорила ей воспитательница, - если тетя Ира не твоя мама, то кто же твоя мама? Как ее зовут?

- Не знаю... - заплакала Оля.

Она в самом деле никогда не спрашивала, как зовут маму.

И вот вечером, накануне того дня, когда Оля должна была уехать с тетей Ирой, перед ней снова появилась волшебная тайная мама.

- Мама, мамочка! - закричала Оля, подбежав к ней и горячо обнимая ее. - Что же мне делать, мамочка? Тетя Ира хочет меня забрать, хочет быть моей мамой - а как же ты? Почему ты сама не можешь забрать меня к себе?

- Глупенькая, - сказала волшебная мама, погладив девочку по голове. - Это ведь я прислала к тебе тетю Иру - как же ты не догадалась? Я сделала так, чтобы она увидела тебя во сне. Она тебя любит, она и есть - твоя мама.

- Но как же ты, мамочка? Ведь разве не ты - моя мама? Кто же ты? И как тебя зовут?

- Милая моя доченька, - сказала волшебная мама. - Это слишком сложно и долго объяснять, но ты поймешь, когда вырастешь и когда сама станешь мамой. Ведь я - нечеловек. Понимаешь, моя милая, все мамы на Земле, которые любят своих детей, любят их так сильно, что за счет энергии их любви на свете появляемся мы - я и подобные мне, такие как я, мы - духи материнской любви. Мы, можно сказать - ангелы-хранители детей и материнства. Мы защищаем и опекаем брошенных детей, восполняя им недостаток материнской любви, спасаем детей от смерти, тайным шепотом отговариваем женщин от абортов... ну, и многое другое. У каждой из нас есть своя звезда, с которой мы слетаем в этот мир, вон там, в небе, посмотри, хорошая - там моя звезда, и зовут ее также, как меня - Вега.

...И счастливая Оля на следующий день стала дочерью тети Иры.

　

*****

　

- Сама знаешь, чудес на свете не бывает! - горячился Виктор. - Как ты собираешься прокормить ребенка, на какие шиши, Оль?! Да мы же вроде уже решили пожить для себя! Я даже и отпуск ради тебя взял, и путевки на море купил - а теперь все это должно пропасть из-за твоей глупой беременности?! Твои родители давно на пенсии, а мои как узнают - да лучше им и не знать вовсе!

Оля молчала и плакала, сидя на сидении автомобиля рядом со своим гражданским мужем. Они ехали на аборт.

Вот уже и вышли из машины. С тяжелым сердцем Оля вошла в здание женской консультации, следом за Виктором, немного поторчав около регистратуры, поднялась на второй этаж. И вдруг ее внимание привлек огромный плакат на стене: смеющийся младенец и склонившаяся над ним женщина. У женщины были огненно-рыжие волосы, яркие и длинные, как струи расплавленного золота, а глаза полны загадочного зеленого блеска, во взгляде - невероятная материнская нежность.

Она! Она! Она!

Это была она! Она!!

Внезапно Оле стало так хорошо, тепло и спокойно, как никогда, словно в детстве, когда, избавляя от одиночества и страха, ее подхватили и подняли над казенной кроваткой теплые, ласковые руки тайной мамы. Смеясь сквозь слезы, она вприпрыжку спустилась по лестнице и, оттолкнув недоумевающего Виктора, понеслась к выходу.

- Да что с тобой такое? - закричал Виктор, пытаясь ее удержать, но она оттолкнула его снова с нескрываемым презрением и произнесла со внезапным безумным счастьем, голосом, в котором прозвучали металлические нотки:

- Уйди, оставь меня в покое, презренный! Моя мама - Вега!