Житие схимонаха Максима (Бузулукского)
Решила поделиться.... Молитва к нему очень помогает.
1. ДѢТСТВО
БЛАЖЕННЫЙ МАКСИМ, Схимоназъ Исповѣдникъ Бузлукскiй
Въ селѣ Ивановка Бузулукскаго уѣзда Самарской губернiи въ простой крестьянской семьѣ родился мальчикъ, которому при крещенiи дали имя Матвѣй. У Георгiя и Пелагеи это былъ первенецъ.
Съ раннего дѣтства Матвѣй возлюбилъ молитву и постъ, и богослуженiя въ церкви. Но лишь исполнилось мальчику семь лѣтъ, какъ отъ тяжелой болѣзни — оспы — онъ потерялъ зрѣнiе. “Тѣ силы — не силы, которыя не испытали борьбы”, — свидѣтельствуютъ святые Отцы. Потеря зрѣнiя подвергла отрока новымъ испытанiямъ. Бывало, затѣетъ дѣтвора “жмурки” — и онъ съ ними. Вертится на мѣстѣ съ завязанными глазами — хотя и безъ того ничего не видѣлъ, а вокругъ радостный визгъ, хлопанье въ ладоши, “поймай, поймай!” Ручонки мальчика разсѣкаютъ воздухъ, но не могутъ уловить ни одного изъ играющихъ. Горько становится на душѣ Матвѣя. Вдругъ чей-то локотокъ схваченъ. Это опять была имъ поймана его младшая сестренка Танюша, сознально замешкавшаяся около брата.
Впослѣдствiи, въ годы тяжелыхъ испытанiй для Церкви именно она — Татьяна Георгiевна — раздѣлитъ скорби и напасти, которыя обрушатся на ея брата, будетъ заботиться о немъ до послѣднихъ лѣтъ.
2. МОНАСТЫРСКАЯ ЖИЗНЬ
Въ трехъ верстахъ отъ Бузулука находился Спасо-Преображенскiй мужской монастырь, раскинувшiйся на склонѣ по сосѣдству съ Атамановой горой. На склонѣ хребта находятся пещеры, гдѣ иноки, любящiе уединенiе, предавались безмолвной молитвѣ. Въ нихъ похоронены три подвизавшихся пещерника. За ними долина Iосафатова, по которой текутъ родники. Словомъ, мѣстность очень живописная. Въ особенности монастырь укрѣпился заботами прибывшаго сюда игумена Глинской пустыни Аполинарiя. Скончался онъ 11-го Октября 1864 года. Будучи въ Глинской обители, О. Аполинарiй былъ подъ сильнымъ влiянiемъ тамошнихъ великихъ подвижниковъ. Онъ старался прiучить себя къ ночному бдѣнiю, ради избѣжанiя искушенiй и бодрствованiя на молитвѣ. Въ ночь О. Аполинарiй привязывалъ себя длинными волосами къ стулу, на которомъ успокаивался отъ дневныхъ трудовъ. Какъ только задремлетъ и покачнется, стулъ дернетъ его за волосы, проснется, побудитъ своего ученика-послушника и начнетъ съ нимъ класть поклоны. У него тамъ былъ другъ, О. Евграфъ, который, тяжело болѣя, отказывался отъ посторонней помощи, не желая лишиться награды за труды. Смерть его была подвижническая. Съ улыбкой на устахъ, отлетѣла душа его въ горнiе обители къ ангеламъ и святымъ. Это настроенiе, принесенное имъ въ новую Преображенскую обитель, задало тонъ, которымъ жилъ монастырь до его закрытiя при большевикахъ. Святость въ братiи монастыря не могла не коснуться души инока-слѣпца Максима. О. Аполинарiй включенъ въ “Жизнеописанiя Отечественныхъ Подвижниковъ Благочестiя 18-го и 19-го вѣковъ” (1916 года изданiя).
Въ сiю обитель, какъ повѣствуетъ монастырская лѣтопись, 28-го Iюня 1886 г. по увольнительному свидѣтельству поступилъ Матвѣй Пелепцовъ.
Привезенъ былъ юноша въ монастырь родителями, которые, посадивъ сына на паперти монастырскаго храма, уѣхали. Вскорѣ монахи замѣтили Матвѣя:
— Ты чего, рабъ Божiй, сидишь?
Юноша повѣдалъ о томъ, что онъ оставленъ для жизни въ обители.
— Идемъ! — позвали его они.
— Да я слѣпой, — прозвучалъ отвѣтъ.
Монахи отвели его къ игумену, который спустя нѣсколько дней повелѣлъ облечь Матвѣя въ новую одѣжду.
Такъ остался юноша жить въ монастырѣ, гдѣ 15-го Мая 1896 года былъ постриженъ въ рясофоръ. Около 20-ти лѣтъ смиренный рабъ Божiй пекъ хлѣбъ на братiю и былъ звонаремъ. 16-го Августа 1905 года постриженъ въ монахи. Во второмъ таинствѣ постриженiя его нарѣкли Макарiемъ.
Монахъ Макарiй былъ извѣстенъ среди простыхъ людей. Къ нему со многихъ окрестныхъ селъ стекались убогiе, несчастные, больные, и онъ съ утра до темной ночи принималъ людей. Обиженнымъ былъ заступникомъ, больнымъ — врачомъ, сиротамъ — отцомъ, страждущимъ — утѣшителемъ. Монахъ Макарiй всѣхъ приходящихъ къ нему училъ страху Божьему, молитвѣ, труду, посту, терпѣнью, воздержанiю, всегда внушалъ мысль о смерти, о судѣ, объ адѣ, о cтрашныхъ вѣчныхъ мукахъ, райской красотѣ.
За дѣтскую простоту и кротость люди его любили и приходили за совѣтомъ съ вопросами и скорбями.
3. СХИМА
Городъ Бузлукъ. Преображенскiй монастырь. Фото начала 20-го вѣка
За кротость и послушанiе О. Макарiя облекли въ схиму, на дорогу новыхъ подвиговъ ступилъ Старецъ, сопровождаемый Божiей благодатью. По свидѣтельству его послѣдняго келейника, уже при жизни Схимонахъ Максимъ творилъ чудеса: слѣпымъ по его молитвѣ возвращалось зрѣнiе, глухимъ слухъ.
Однажды благочестивый отецъ привезъ О. Максима къ себѣ домой въ деревню Орловка Бузулукскаго уѣзда, чтобы тотъ благословилъ его дочь Агриппину на бракъ. Схимонахъ, положивъ крестъ на божничку, началъ молиться. Закончивъ молитву, онъ подозвалъ къ себѣ дѣвушку. “Разинь ротъ, — повелѣлъ Старецъ. И перекрестивъ открытый ротъ Агриппины, воскликнулъ: “О блаженная мати, выходи!”
Впослѣдствiи раба Божiя благополучно вышла замужъ. Въ домѣ у нее было много дѣтей: 7 дѣвочекъ и 2 мальчика.
Совершенно по иному сложилась жизнь подруги Агриппины, которая находилась въ тотъ день въ домѣ, куда былъ привезенъ О. Максимъ. Мужъ ея скончался и, желая вступить въ бракъ во второй разъ, женщина рѣшила взять благословенiе у Старца. Схимонахъ положилъ руку на ея голову и началъ молиться. Женщинѣ показалось, что не человѣческая рука коснулась ея головы, а цѣлый амбаръ обрушился на нее. “Не выходи”, — прозвучалъ отвѣтъ Старца. “Не выходить?” — удивилась подруга Агриппины. Она была первой на всѣхъ праздникахъ и гуляньяхъ, хорошо плясала и пѣла, а здѣсь вдругъ схимонахъ не благословляетъ ея бракъ.
Не послушала женщина Старца и вышла замужъ во второй разъ. Второй мужъ тоже скончался. Затѣмъ послѣдовало третье замужество, но и третiй мужъ умеръ. Остался лишь оть послѣдняго брака мальчикъ. Сынъ очень любилъ свою мать, жалѣлъ ее и всячески помогалъ. Наступилъ грозный 1941 годъ. Юноша ушелъ на фронтъ и вернулся домой уже безъ ноги.
Лишь послѣ третьяго замужества подруга Агриппины осознала наказанiе Божiе за непослушанiе. Теперь ее, какъ и раньше, звали на гулянья, но она отказывалась, говоря: “Я грѣшница, должна вкушать лишь одну просфору и святую воду въ день, а не ходить по праздникамъ и тѣшить народъ”.
4. ГОНЕНIЯ
Неумолимо приближался день разлуки братiи монастыря. 1929 годъ. Безбожники ступили на территорiю святой обители. Для Отца Максима съ этого момента начался новый перiодъ испытанiй.
Вотъ что разсказала про этотъ страшный годъ жизни Схимонаха жена одного изъ участниковъ разгона монастыря Солопова М. П.
“Еще до волненiй, дѣвушкой, я была у О. Максима, и онъ мнѣ сказалъ: “Выйдешь за невѣрнаго, но обратишься къ Богу, Онъ не оставитъ тебя”. Я очень удивилась въ тотъ моментъ этимъ словамъ. А черезъ нѣкоторое время, дѣйствительно, вышла замужъ за молоканина. Мой мужъ, желая оклеветать О. Максима, покрыть позоромъ его имя, подбросилъ въ келью Старца женскую кофточку. Начался судъ. Но Господь за это злодѣянiе наказалъ моего мужа — онъ погибъ на войнѣ. Я же обратилась къ вѣрѣ”.
1929 годъ разлучилъ О. Максима съ любимой имъ братiей. Очень трогательно было прощанiе насельниковъ монастыря. Монахи въ тотъ скорбный часъ всѣ собрались въ церкви и, слезно помолившись Богу, попросивши другъ у друга прощенiя, разошлись по мiру. За стѣнами святой обители ихъ ждали новые искушенiя.
Схимонахъ Максимъ второй слѣва съ игуменомъ и братией-схимниками.5. ССЫЛКА ВЪ САМАРУ
Бузлукъ. Атаманова гора.
Послѣ суда, О. Максимъ былъ приговоренъ к тремъ годамъ концлагеря, отбывалъ наказанiе в Казахстанѣ, былъ въ ссылкѣ въ г. Алма-Атѣ. Оттуда въ 1933 г. онъ вернулся въ Самару, гдѣ въ маленькомъ домикѣ около пристани онъ поселился со своей сестрой Татьяной, у которой къ тому времени было двоѣ дѣтей. Ея младшая дочь Марiя въ 1932-3 годахъ работала на фабрикѣ города Самары и жила вмѣстѣ съ матерью и дядей.
Въ Самарѣ къ Схимонаху Максиму, какъ и раньше, приходили вѣрующiе. Среди нихъ былъ врачъ, образованный интеллигентный человѣкъ, который часто бесѣдовалъ со Старцемъ. Однажды онъ спросилъ у Отца Максима:
— Что это за дѣвушка живетъ у Васъ въ домѣ?
— Это моя племянница Маня.
— Племянница... А у меня есть сынъ. Хорошо бы ихъ сосватать.
Въ скоромъ времени врачъ привелъ въ домъ Схимонаха своего сына, юношу, видно, скромнаго, нѣбольшого ростомъ.
— Ой, дядя, пускай онъ еще немного подрастетъ, — увидѣвъ жениха, усмѣхнулась Марiя.
— Выходи. Онъ послушный. Положишь на его плечо руку, онъ и будетъ все дѣлать, какъ ты захочешь. А большой-то, Маня, нехорошiй будетъ, — упрашивалъ О. Максимъ племянницу.
Что тутъ подѣлаешь? Не по душѣ пришелся ростъ сына врача молодой красивой стройной высокой Марiи. Но отказъ дѣвушки не нарушилъ теплыхъ отношенiй врача съ О. Максимомъ. Именно этотъ благодѣтель Схимонаха въ скоромъ времени, по Божьему промыслу, далъ рекомендацiю Марiи и она поступила работать на военный заводъ. Во время голода здѣсь давали хорошiе пайки, которые помогали Схимонаху и его сестрѣ въ трудныя минуты.
Не одинъ разъ въ домикѣ О. Максима проводили обыскъ. Все претерпѣлъ Старецъ, подкрѣпляемый Божiей благодатью.
Въ 1935 году Марiя вышла замужъ и покинула военный заводъ, ибо избранникъ ея былъ изъ числа раскулаченныхъ, не внушавшихъ довѣрiя правительству людей. Семейная жизнь ея была трудна, много горя испытала она по винѣ своего высокаго, какъ и предсказалъ Схимонахъ, мужа. И пройдя до конца путь совмѣстной жизни, она съ глубокимъ вздохомъ вспоминала минуты, когда Схимонахъ предлагалъ ей выйти замужъ за сына врача.
6. БУЗУЛУКЪ
Въ 1936 году въ г. Бузулукѣ не безъ помощи вѣрующихъ, знавшихъ и почитавшихъ О. Максима, былъ купленъ домикъ, гдѣ поселился Схимонахъ вмѣстѣ со своей сестрой. Домъ былъ деревянный, съ небольшимъ огородомъ. Одна изъ зальныхъ комнатъ была отведена О. Максиму.
Онъ очень много молился. ‛У него такъ былъ разработанъ позвоночникъ, что, кладя поклоны, О. Максимъ не сгибалъ колѣнъ, но касался головой земли‛, — свидѣтельствуетъ Солопова М. П.
Часто можо было увидѣть картину: сидитъ Схимонахъ, сидитъ неподвижно, только пальцы передвигаютъ узелки четокъ. Длинныя были четки, въ 500 узелковъ. Пройдетъ онъ кругъ, соберутся четки на его колѣняхъ, опять броситъ Старецъ одинъ конецъ ихъ на полъ, и вновь побѣгутъ узелки въ его рукахъ.
А порой онъ сидѣлъ такъ, что казалось, будто сонъ одолѣлъ его.
— Да ты лягъ, дядя, — скажетъ, бывало, племянница О. Максиму.
— Такъ надо, Маня, — отвѣтитъ Старецъ.
Вѣсть о томъ, что Схимонахъ Максимъ поселился въ Бузулукѣ, быстро разпространилась въ кругахъ вѣрующихъ. Снова къ Старцу начали приходить люди, надѣясь на его молитвенную помощь. Въ памяти многихъ сохранились исторiи о чудесномъ проявленiи прозорливости Старца и силѣ его молитвы.
Однажды житель села Суриково Курманаевскаго района Савиловъ М. М. гналъ съ ярмарки изъ Уральска коровъ. Путешествiе, казалось, проходило благополучно. Но, вернувшись домой, хозяинъ обнаружилъ, что одна изъ коровъ пропала. Несчастье-то какое! Загрустилъ Максимъ Михайловичъ. Да и какъ здѣсь не печалиться! Всякая скотина, своими руками выкормленная, выращенная, дорога сердцу.
Такъ со своимъ горемъ отправился онъ къ Старцу. Пришелъ и разсказываетъ:
— Вотъ, Отецъ Максимъ, наторговался. Пропала у меня коровушка-кормилица.
— Не печалься, — отвѣтилъ на эти слова Схимонахъ. — Отправляйся въ село (и указалъ названiе) и въ томъ-то дворѣ (назвалъ домъ) найдешь свою коровку.
Добравшись до указаннаго села, Савиловъ дѣйствительно нашелъ свою скотинку.
Въ томъ же году тяжело заболѣла духовная дочь О. Максима, Ольга Долгушина. Нѣсколько дней уже была прикована къ постѣли. Недугъ сковалъ ея все тѣло, и силъ не хватало поднять даже голову. Сердце бѣдной женщины сжималось отъ боли, когда она видѣла чумазой и растрепанной свою маленькую дочурку Манюшку, моющую грязные полы комнаты. Мужъ, не зная чѣмъ помочь своей женѣ, рѣшилъ отправиться за совѣтомъ и благословенiемъ къ О. Максиму. На телегѣ Иванъ довезъ больную до Схимонаха.
Старецъ подалъ своей духовной дочери просфоры и святую воду и благословилъ: ‛Вотъ будешь каждый день пить святую водичку и кушать по одной просфорѣ, и Господь поможетъ... Все пройдетъ‛. Вернувшись домой, Ольга почувствовала въ своемъ тѣлѣ силы, начала передвигаться по дому, подмела полы. Черезъ нѣсколько дней болѣзнь окончательно оставила рабу Божiю.
7. АРЕСТЪ
Бѣжали дни, недѣли, мѣсяцы. Вѣсна 1937 года въ жизни О. Максима оставила особый отпечатокъ.
— Ѳеклуша, ты мнѣ такъ нужна, останься, — упрашивалъ Схимонахъ въ одинъ изъ весеннихъ дней свою вторую племянницу, прiѣхавшую провѣдать мать и дядю.
— Не могу, Отецъ Максимъ. Кто же выгонитъ корову, коль не я? — и въ тотъ же день уѣхала къ себѣ домой въ Сорочинскъ.
— Вотъ искушенiе-то какое!
Къ вечеру О. Максимъ сказалъ сестрѣ:
— Собери мнѣ бѣлье... Нужны чистые носки.
Видно было, что Старецъ куда-то собирался.
— Ты куда жъ, братецъ? — спросила она.
— Такъ нужно, Таня.
Вскорѣ ночь своимъ чернымъ крыломъ покрыла весь городъ. Татьяна Георгiевна легла спать. Въ часъ или два ночи въ окно постучали.
— Вставай, Таня, за мной пришли, — разбудилъ Старецъ сестру.
26-го Iюля 1937 года его арѣстовали.
Ночная мгла скрыла удаляющiеся фигуры. Прохлада, ворвавшаяся въ комнату, какъ бы возвѣстила о томъ, что домъ уже никогда не увидитъ въ живыхъ О. Максима. Такъ Старецъ былъ взятъ подъ арестъ.
Тюрьма, въ которую заточили О. Максима, называлась въ народѣ “пересылкой”. Здѣсь томились въ ожиданiи приговора, приказа свыше люди, объявленные врагами народа. Этотъ Бузулукскiй острогъ протянулся отъ моста до городскаго кладбища съ часовней Всѣхъ Святыхъ. Высокiе огражденiя скрывали отъ глазъ прохожихъ все происходящее въ тюрьмѣ. А часовые съ угловыхъ вышекъ постоянно слѣдили за тѣмъ, чтобы ни одинъ постороннiй не проскользнулъ незамѣченнымъ въ “пересылочный пунктъ”, не нарушилъ его мрачной тишины, натянутаго спокойствiя. Свиданiя съ задержанными были рѣдкими. Иногда, попавъ въ очередной разъ за стѣны тюрьмы, родственники узнавали, что ихъ ближнiй переведенъ въ другое мѣсто лишенiя свободы.
До Татьяны Георгiевны доходили противорѣчивые слухи: одни гласили, будто О. Максимъ отправленъ въ село Колтубановка, другiе — будто въ Оренбургъ. Между тѣмъ, Старецъ не покидалъ Бузулука. Случилась, правда, такая исторiя. Группу “заточенцевъ” бузулукской пересылки (въ ихъ числѣ и О. Максима) должны были поѣздомъ отправить въ въ другую тюрьму. При посадкѣ начальникъ поѣзда увидѣлъ, что Схимонахъ опредѣленно слѣпъ, и отказался везти его. “Хлопотъ съ нимъ не оберешься”. Такъ и сбылись слова О. Максима, сказанные сестрѣ передъ арестомъ: “Я никуда свои кости не увезу”.
Какъ-то начальникъ тюрьмы пришелъ въ камеру къ схимонаху Максиму и чуть не плачетъ: жена при смерти, что дѣлать? Узникъ подалъ ему кружку съ мутнымъ тюремнымъ пойломъ: “Возьми этотъ чай, пусть попьетъ, и она у тебя выздоровѣетъ”. Начальникъ тюрьмы возразилъ: “Да эти помои тебѣ только что принесли!..” Монахъ отвѣтилъ: “А я ихъ благословилъ”. Попивъ этого чаю, жена начальника тюрьмы выздоровѣла.
По словамъ М. Солоповой, на допросахъ его избивали до крови, но такъ и не заставили его признаться въ участiи въ контрреволюцiонной деятельности. 1-го августа 1937 года, тройкой УНКВД Оренбургской области за “участiе въ контреволюцiонной фашистско-повстанческой организацiи” схимонахъ Максимъ был приговоренъ къ разстрѣлу.
Тюрьма, въ которой провелъ остатокъ жизни Старецъ, перенесъ послѣднiе страданiя, разполагалась на мѣстѣ Бузулукскаго Тихвинскаго женскаго монастыря, основаннаго въ 1847 году. Въ одной изъ монашескихъ келiй, ставшихъ одиночными камерами тюрьмы, 3-го августа 1937 года послѣ продолжительныхъ издѣвательствъ былъ разстрѣлянъ высокой духовной жизни Схимонахъ Максимъ.
Позднѣе сестра Татьяна Георгiевна вспоминала, что однажды онъ сказалъ, что умретъ въ кельѣ монахини. Такъ оно и случилось.
8. СВИДѢТЕЛЬСТВО СВЯТОСТИ
Когда Старецъ почилъ о Господѣ, а это произошло ночью, по камерѣ разлился удивительный ароматъ. Начальникъ тюрьмы разсказалъ объ этомъ работницѣ судебно-медицинской экспертизы Евфимiи Флагоновой, и добавилъ: “Не простой, а святой былъ человѣкъ”.
Въ ту же ночь въ селѣ Ефимовка Курманаевскаго района въ домѣ Параскевы Семыкиной раздался непонятный звукъ, разбудившiй хозяйку. Освѣтивъ уголъ комнаты, гдѣ находились иконы, она обнаружила осколки стекла. Это разбилась бутылочка, стоявшая около обрзовъ. Ея содержимое растеклось по полу.
“Знаменiе! Скончался Схимонахъ Максимъ”, — пронеслось въ головѣ у женщины, и въ ея памяти промелькнула картина, какъ Старецъ, протягивая флакончикъ, наполненный прозрачной жидкостью, сказалъ: “Когда умру, бутылочка разобьется. Это будетъ знакъ для тебя”.
Для Отца Максима изготовили гробъ (тогда какъ всѣхъ заключенныхъ хоронили безъ гробовъ), въ который постѣлили половину грубаго мѣшка, переданнаго сестрой Татьяной при первомъ свиданiи. Второй половинкой схимонаха накрыли. Похоронили Отца Максима тайно. Никто изъ вѣрующихъ не зналъ точно, гдѣ и когда, до тѣхъ поръ, пока на клиросѣ Всѣхъсвятской церкви однажды не появился мужчина, который разсказалъ, что онъ сидѣлъ въ тюрьмѣ со Схимонахомъ Максимомъ и что послѣднiй передъ своей кончиной сказалъ: “Вотъ мое страданiе и кончилось. Скоро умру. Тебя отпустятъ. На моей могилѣ сразу крестъ не ставь, ибо изъ-за этого могутъ пострадать безвинные люди, которые будутъ приходить ко мнѣ... Потомъ черезъ год-два отправляйся на лѣвый клиросъ храма Всѣхъ Святыхъ и разскажи, гдѣ я похороненъ”.
— Меня, дѣйствительно, скоро выпустили. И, будучи на волѣ, я совсѣмъ забылъ объ удивительномъ Старцѣ. Но въ послѣднее время онъ часто сталъ являться мнѣ во снѣ, вопрошая: “Отчего не говоришь, гдѣ я похороненъ? Почему не ставишь мнѣ крестъ?” Послѣ этого я рѣшился идти въ указанный храмъ.
На могилѣ Старца былъ поставленъ деревянный крестъ съ надписью: “Здѣсь покоится прахъ Схимника Максима. 1863—1937”.
Съ того времени Татьяна Георгiевна прекратила поиски брата. Поѣздки по тюрьмамъ окончились. Надѣжда ея найти О. Максима въ живыхъ почила въ глубинахъ памяти. Тайна исчезновенiя Старца изъ Бузулукской тюрьмы стала явной: душа его обрѣла мѣсто въ иномъ мiрѣ.
Въ 2000 году Тихвинскiй монастырь возобновленъ, сегодня въ сестричествѣ 17 монахинь. Могилка Схимонаха Максима, почитаемаго Бузулукскаго подвижника благочестiя, не пустуетъ, къ ней приходятъ на молитву сестры монастыря, мѣстные жители и многочисленные паломники.
Моли Бога о насъ, дорогой Батюшка О. Максимъ, въ Царствiи Небесномъ.
Составила Анастасiя Дроботъ
9. СЛУЧАИ ПРОЗОРЛИВОСТИ
“Послѣ окончанiя десяти классовъ моя сестра Нина пришла за благословенiемъ къ Схимонаху Максиму на поступленiе въ медицинскiй институтъ. Старецъ, благословивъ Нину, положилъ руку на ея голову. Въ этотъ моментъ сестра почувствовала, будто все ея тѣло пронзило токомъ.
Впослѣдствiи именно медицинѣ, оказанiю помощи больному посвятила Нина свою жизнь. Успѣшно училась въ Ташкентскомъ мединститутѣ, но обученiе пришлось прервать: началась Великая Отечественная война, Нину взяли на фронтъ. Она дошла до Берлина. Была удостоена званiя старшаго лейтенанта.
Послѣ войны работала врачомъ-терапевтомъ въ гор. Бузулукѣ. Затѣмъ, пройдя курсъ рентгенологовъ, врачомъ-рентгенологомъ въ онкодиспансерѣ. Дѣтская больница — послѣднее ея мѣсто работы. “У нее даръ отъ Бога”, — такое мнѣнiе ходило среди людей. Многiе стремились попасть на прiѣмъ знающаго свое дѣло и въ то же время внимательнаго отзывчиваго доктора.
Валентина Григорьевна Циганкова
“Въ селѣ Казанка Бузулукскаго уѣзда жила благочестивая семья. Миръ и ладъ были всегда между супругами Александромъ и Евдокiей. Господь посылалъ имъ дѣтей, но всѣ они во младенчествѣ умирали. Такая кончина была опредѣлена Создателемъ для первыхъ четырехъ сыновей Мрякиныхъ. Великой скорби родителей не было конца. Но въ 1914 году на свѣтъ появилась дѣвочка, которой при крещенiи дали имя Тамара. Мать и отецъ лелѣяли свое дитя, надѣясь, что дочка имъ на радость будетъ жить долго.
Черезъ два года по промыслу Божьему Тамара сильно заболѣла, и смерть уже стояла у ея постѣли. Родители сильно плакали, но были безсильны передъ недугомъ, поразившимъ ихъ дочь. Свекровь тогда, обращаясь къ Евдокiи, произнесла слова, которые остались у послѣдней навѣкъ: “Неужели ты не можешь вымолить у Богородицы свое дитя?” Вѣдь все подъ силу матери. Молись!”
Евдокiя стала со слезами отъ всего сердца, отъ всей души усердно молиться Царицѣ Небесной, прося оставить дочку на землѣ хотя бы до 14-ти лѣтъ.
Заступница усердная вняла мольбамъ скорбящей матери: дѣвочка начала поправляться. Но съ того времени лицо Тамарочки не высыхало отъ слезъ. Никто не могъ успокоить ее. Она плакала, плакала.
“Ты бы сходила въ монастырь къ О. Макарiю. Можетъ, онъ полечитъ дѣвочку или что посовѣтуетъ,” — сказала однажды свекровь своей снохѣ. Молодая женщина прислушалась къ совѣту и отправилась въ Спасо-Преображенскiй мужской монастырь.
“Ай, Едвокiя пришла”, — промолвилъ Старецъ при встрѣчѣ съ несчастной матерью, которая еще не успѣла назвать своего имени и осталась отъ этихъ первыхъ словъ въ изумленiи.
Отецъ Макарiй видѣлъ человѣка насквозь и заранѣе зналъ, кто къ нему придетъ, съ какимъ сердцемъ, съ какимъ горемъ или нуждою.
“Господь вѣдь, Евдокiя, хотѣлъ, чтобы твой ребенокъ умеръ въ младенчествѣ, а ты его выпросила. Хорошо еще, что Богъ далъ тебѣ мысль просить жизни дочери до 14-ти лѣтъ”. Послѣднiе слова О. Макарiя удивили Мрякину: монахъ зналъ, о чемъ она и не говорила ему. Между тѣмъ прозорливецъ продолжалъ: “Ея душа плачетъ, потому что она не сподобилась въ младенческомъ возрастѣ умерѣть. Ей ангельскiй чинъ былъ бы... Вотъ поэтому она плачетъ”.
Слова О. Макарiя сбылись. Родители Тамары наряжали дочурку какъ куклу, но дѣвочка была очень болѣзненная. Черезъ нѣкоторое время Тамарочка перестала плакать. Плачъ смѣнила одышка. Родители, обезпокоенные здоровьемъ дочери, повезли ее къ врачамъ. Дiагнозъ былъ прискорбный: порокъ сердца, дѣвочка будетъ жить, возможно, до совершеннолѣтiя. Много слезъ пролила бѣдная мать надъ больнымъ своимъ ребенкомъ. 9-го Января 1928 г. раба Божiя Тамара въ возрастѣ 14-ти лѣтъ отошла въ жизнь вѣчную”.
Долгушина Надѣжда Ивановна
“Однажды обратился ко мнѣ О. Максимъ съ просьбой купить дровъ, — вспоминаетъ Марiя.
— Да какъ же я привезу ихъ домой? Нѣтъ вѣдь ни лошадки, ни машины.
— А тамъ сами привезутъ, — отвѣтилъ Схимонахъ.
Я удивилась, но все же отправилась выполнять послушанiе. Подойдя къ мѣсту продажи дровъ, увидѣла мужчинъ.
— Я бы хотѣла купить дрова, да не знаю, какъ мнѣ ихъ до дома довезти, — нерѣшительно обратилась я къ продавцамъ.
— Кому доставить?
— Да Отцу Максиму.
— Отцу Максиму! Довеземъ, не безпокойтесь.
Дрова были доставлены, и за перевозку даже копѣйки не взяли.
Въ другой разъ попросилъ О. Максимъ привести изъ храма Семыкину Пашу. Эта женщина состояла во второмъ бракѣ. Первое замужество не удалось. Причиной разлада въ семьѣ явилась нелюбовь свекрови къ снохѣ, всяческое притѣсненiе послѣдней. Тогда еще О. Максимъ предсказалъ Пашѣ: “Не тужи, второй разъ выйдешь замужъ”.
— Какъ живешь? — спросилъ Старецъ при встрѣчѣ съ Параскевой.
Женщина, горько плача, повѣдала О. Максиму о томъ, что мужъ склоняетъ ее къ аборту.
— Не губи младенца. Господь его не оставитъ. Посиди со мной до вечера. А потомъ, какъ придешь домой, скажи, что, молъ, родители не разрѣшаютъ дѣлать абортъ... Да ты не плачь, хорошiй мальчикъ будетъ.
Дѣйствительно, у Паши впослѣдствiи родился малышъ, жизненный путь котораго былъ кратокъ. Будучи еще отрокомъ, онъ почилъ о Господѣ”.
Одна изъ духовныхъ чадъ Старца, Иванова Антонина, разсказываетъ:
“Зашла однажды рѣчь у насъ съ О. Максимомъ о молодыхъ людяхъ. Старецъ говоритъ: “Не твой женихъ... Твой то ли Александръ, то ли Петръ”. Такъ и случилось. Мужа моего звали Петромъ.
При слѣдующей встрѣчѣ Схимонахъ сказалъ: “Жить долго будешь, Тонюшка, до 90 лѣтъ, но твоя жизнь будетъ трудна. Много въ ней будетъ горя, болѣзней”.
Послѣ того, какъ мой сынъ (добрый, непьющiй, некурящiй), не поладивъ со снохой, удушился, я еле ноги носила. Врачи освободили меня отъ работы, удивлялись, какъ у меня хватаетъ силъ жить. Все перенесла. Вотъ уже 89-ый годъ живу. Еще годикъ остался”.
Марiя Солопова
Въ 1917-18 году группа крестьянъ изъ села Старая Александровка Бузулукскаго района пришла въ монастырь. Среди взрослыхъ мужчинъ былъ 6-лѣтнiй Никита. Отецъ Макарiй принялъ путниковъ радушно. “О, и ты, Никитушка, пришелъ ко мнѣ”, — промолвилъ онъ. Крестьяне очень удивились этимъ словамъ, ибо никто изъ нихъ не называлъ имени мальчика, пришедшаго впервые къ О. Макарiю.
Кириллова Антонина Никитична, дочь Никиты
10. ЧУДЕСНОЕ ИСЦѢЛЕНIЕ
Иванова (въ дѣвицахъ Воронина) Антонина Алексѣевна родилась въ 1910 году въ городѣ Актюбинскѣ. Мать ея Марiя, родомъ изъ села Сухаревки Бузулукскаго уѣзда, будучи дѣвушкой, часто посѣщала Спасо-Преображенскiй мужской монастырь, близко знала О. Максима. Этотъ человѣкъ высокой духовной жизни былъ для Марiи путеводной звѣздой: прежде чѣмъ принимать какое-либо важное рѣшенiе въ своей жизни, она брала благословенiе у него. Въ 1909 году Марiя переѣхала въ Актюбинскъ. Мужъ ея работалъ на желѣзной дорогѣ, потому она, пользуясь льготами, часто, несмотря на разстоянiе, ѣздила въ Бузулукскiй монастырь.
“Училась я тогда въ седьмомъ классѣ... Однажды зимой послѣ урока физкультуры, проводившагося на свѣжемъ воздухѣ, я почувствовала недомоганiе. Это была простуда, слѣдствiемъ которой затѣмъ явилась потеря голоса. Одна изъ моихъ подругъ, какъ потомъ выяснилось, тоже могла говоритъ лишь шепотомъ послѣ занятiя на улицѣ. Намъ дали направленiе въ Оренбургъ.
“Поѣдемъ, дочка, къ Отцу Максиму, попросимъ у него благословенiя. Можетъ, онъ самъ тебя полечитъ”, — сказала мнѣ тогда мама.
Поѣздомъ мы добрались до Бузулука, гдѣ остановились у дяди, Титова Владимiра Ивановича. Узнавъ о причинѣ нашего появленiя, онъ началъ меня стыдить: “Тоня, Тоня! Ты уже въ 7-омъ классѣ учишься, взрослая! И не совѣстно тебѣ ѣздить да всякихъ стариковъ въ монастыряхъ слушать! Дали направленiе — вотъ и отправляйся въ Оренбургъ”. Но эти слова не заглушили моего желанiя побывать у О. Максима.
Въ монастырь пришли пешкомъ, встрѣтились со Схимонахомъ, бесѣдовали. Въ концѣ нашего разговора О. Максимъ сказалъ: “Я полечу... и Отецъ Серафимъ полечитъ. Онъ хорошо лечитъ”. И отправилъ насъ въ келью, которая разполагалась недалеко отъ его келейки.
Три раза приходила я къ О. Серафиму и три раза онъ читалъ молитвы, осѣняя меня крестнымъ знаменiемъ. Послѣ этого я испросила у него благословенiя причаститься.
Подходя къ чашѣ, уже собиралась шепотомъ произнести “Антонина”, но имя, на удивленiе мнѣ и моей мамѣ, прозвучало звонко. Это было первое слово, которое возвѣстило намъ о томъ, что недугъ отступилъ отъ меня. Послѣ причастiя мы отправились благодарить О. Максима и О. Серафима за исцѣленiе.
Вернувшись въ домъ Титовыхъ, я, перешагнувъ порогъ, громко произнесла:
— Здравствуй, дядя Володя!
Владимiръ Ивановичъ очень удивился:
— Да кто же этотъ человѣкъ? Чѣмъ обладаетъ? Какъ бы его увидѣть, познакомиться съ нимъ?
Черезъ нѣкоторое время мы съ мамой должны были пуститься въ обратный путь. Передъ самымъ нашимъ уходомъ кто-то постучалъ въ окно. Открыли. Это былъ О. Максимъ. Одинъ пѣшкомъ изъ монастыря въ Бузулукъ пришелъ!
— Владимiръ Ивановичъ? Хотѣли меня увидѣть? Вотъ я самъ.
Удивленiю нашему не было конца.
На обратномъ пути мы заѣхали въ Оренбургъ. Тамъ врачи, осмотрѣвъ, дали намъ заключенiе: полностью здорова. Послѣ этого мы вернулись домой въ Актюбинскъ.
Моя подружка тоже получила направленiе въ Оренбургъ. Пролежала въ больницѣ цѣлый мѣсяцъ.
11. ПОМОЩЬ ССЫЛЬНОМУ АРХИМАНДРИТУ
Въ 1926 году О. Максимъ далъ намъ просфору и наказалъ: ‛Разыщите у себя въ Актюбинскѣ Архимандрита Поликарпа изъ Московскаго Даниловскаго монастыря. Это великiй духовный столпъ. Передайте ему просфору и помогите ему‛.
Вернувшись въ Актюбинскъ, мы стали задавать себѣ вопросъ: ну, какъ въ такомъ большомъ городѣ разыскать архимандрита? Мама начала спрашивать у вѣрующихъ и, по волѣ Божiей, одна женщина сообщила, что незнакомый священникъ заходилъ въ одинъ домъ. Мы отправились по указанному адресу. ‛Господи, пусть выйдетъ пожилой человѣкъ, — просила мама по дорогѣ, — съ нимъ легче общаться, да и знаетъ больше‛. Постучали въ описанный домъ. Вышелъ молодой человѣкъ, какъ оказалось впослѣдствiи, учитель музыки. Мама обратилась съ вопросомъ:
— Можно ли видѣть священника, живущаго въ этомъ домѣ?
— Сейчасъ я спрошу, — прозвучалъ отвѣтъ.
Мужчина скрылся въ домѣ и скоро появился вновь.
— Проходите.
Въ этотъ день произошла наша первая встрѣча съ Архимандритомъ Поликарпомъ. Я до сихъ поръ удивляюсь, какъ О. Максимъ, живя въ монастырѣ, зналъ объ О. Поликарпѣ, зналъ, что тотъ сосланъ въ Актюбинскъ. Удивительно!
Съ того времени мы стали помогать, какъ могли, Архимандриту. Но вскорѣ его куда-то снова отправили. Передъ отъѣздомъ онъ просилъ знакомыхъ передать намъ свои вещи и сказать, что онъ напишетъ, куда ихъ потомъ отправить. Писемъ долго не было. И вотъ въ 1928 году О. Поликарпъ наконецъ-то сообщилъ: ‛Вещи пришлите въ Орскъ‛. По указанному адресу мы разыскали Архимандрита, передали вещи. Это была наша послѣдняя встрѣча.
Иванова Антонина Алексѣевна
12. ЧУДОТВОРЕЦЪ
Вспоминаетъ схимонахиня Софiя
(монахиня Елев_ерiя), насѣльница Тихвинскаго женскаго монастыря г. Бузулукъ:
‛У меня на квартирѣ жила инокиня Софiя, которая проживала съ 12-лѣтняго возраста въ женскомъ Бузулукскомъ монастырѣ до его разорѣнiя. У насъ случилась бѣда: братъ ушелъ въ армiю, и три года не было писемъ отъ него. Моя мама очень печалилась о пропавшемъ сынѣ. Много плакала и не знала, какъ молиться за него — за здравiе или за упокой. Сколько слезъ пролила... А инокиня Софiя и предложила ей пойти къ схимонаху Максиму. Тогда мама взяла матушку Софiю, и они пошли къ Старцу. ‛Дорогой, — мама разсказывала, — я думаю: «Что онъ знаетъ? Только животъ наѣлъ, да и все‛. Пришли къ отцу Максиму, мама стала разсказывать о своей бѣдѣ, спросила, какъ хоть молиться за сына — за здравiе или ужъ за упокой. Онъ отвѣчаетъ: ‛Да что я знаю, только животъ наѣлъ, да и все‛. Тутъ-то мама ему въ ноги и бухнулась, заплакала: ‛Прости, батюшка! Это я такъ про тебя подумала!‛. А Старецъ велѣлъ молиться о здравiи сына. Вотъ по его и по маминымъ молитвамъ братъ черезъ три года вернулся изъ армiи живой и здоровый. Вотъ какая прозорливость у старца Максима. Хотя физическими очами не видѣлъ, но духовными, сердечными очами все видѣлъ и все зналъ».
Воспоминанiе Зои:
‛Я была еще маленькой дѣвочкой, когда мама Василиса и бабушка Дуня разсказывали мнѣ о схимонахѣ Максимѣ.
Моя. прабабушка Настя со своимъ сынишкой Ильёй ѣздили къ Старцу въ Бузулукъ въ монастырь. Илья былъ еще маленькiй. Ходилъ онъ по лавкѣ, упалъ, и у него сталъ расти горбъ. Съѣздили они въ монастырь къ отцу Макарiю, и горбъ сразу исчезъ. А бабушка Дуня — папина мать — ѣздила нѣсколько разъ. И Старецъ всегда читалъ ея мысли: она подумаетъ, а онъ сразу выскажетъ. Потомъ они съ дѣдушкой собрались переѣзжать въ село Суриково. Бабушка поѣхала къ отцу Макарiю за благословенiемъ на постройку дома. А Старецъ говоритъ: «Стройтесь, но домъ пусть будетъ маленькiй». Бабушка удивляется: ‛Да какъ же маленькiй, у насъ же семеро дѣтей!‛. Старецъ отвѣчаетъ: ‛Стройте маленькiй — пустой будетъ стоять‛. Построились. Дѣдушка Аксенъ умеръ молодымъ. Дядя Ваня былъ бѣлымъ офицеромъ — убили въ 1918 году. Его гдѣ-то въ бою встрѣтилъ нашъ односельчанинъ и говоритъ: ‛Переходи на нашу сторону, васъ мало осталось, всѣхъ вѣдь перебьемъ.‛ А дядя Ваня отвѣчаетъ: ‛Нѣтъ, я присягу давалъ за Царя и Отечество‛. Второго дядю — Сашу — посадили за вольное слово. Тетю Наташу въ Караганду сослали. Тетя Лена молодая умерла, дочку Шуру трехъ лѣтъ оставила съ отцомъ. Тетя Лена, жена дяди Вани, и двое ихъ маленькихъ дѣтей умерли сразу же послѣ революцiи. Бабушка Дуня ослѣпла, и дочь взяла ее въ Караганду. А домъ такъ и остался стоять пустымъ. Сбылось пророчество Старца.
Вотъ что разсказывали мамины родители — Исидоръ и Марина. У бабушки заболѣли глаза. Сидитъ она слѣпая и говоритъ: ‛Если буду видѣть, поѣду въ мужской монастырь и отслужу молебенъ‛. И послѣ этого она стала видѣть. Поѣхала она въ Бузулукъ, зашла въ женскiй монастырь. Тамъ жила сестра дѣдушки Сидора, монахиня Нимфодора (въ мiру Наталiя), и его плѣмянница инокиня Марiя. Они еще дѣвчонками уѣхали въ монастырь. Монахиня Нимфодора говоритъ: ‛Марина, а зачѣмъ ты пойдешь въ мужской монастырь? Отслужи у насъ, это вѣдь все равно‛. Бабушка отслужила, а потомъ пошла въ мужской монастырь набрать святой водички: тамъ былъ цѣлебный источникъ. Приходитъ бабушка къ мужскому монастырю, а служба закончилась. Отца Максима (его уже такъ послѣ схимы называли) выводятъ подъ руки изъ церкви (онъ былъ слѣпой), а онъ всталъ на паперти и зоветъ: «Сурисская Марина! Сурисская Марина! Сурисская Марина!» Такъ три раза, а потомъ говоритъ: «Ну вотъ, хотѣла молебенъ отслужить, а сама не пришла». Бабушка молчитъ, а къ ней подходитъ нашъ односельчанинъ и говоритъ: ‛Марина, тебя отецъ Максимъ звалъ‛. Она киваетъ: ‛Да‛. ‛А почему ты не подошла?‛ — спрашиваетъ односельчанинъ. А бабушка отвѣчаетъ: ‛А у меня денегъ нѣтъ‛. ‛Глупая ты, — сказалъ ей односельчанинъ, — нужны ему твои деньги! Скорбь твоя ему нужна‛. ‛Вотъ какой былъ удивительный человѣкъ!‛
Трогателенъ разсказъ жительницы г. Бузулука Глуховой О. И. (внучки Флегонтовой Е. Н.), много лѣтъ страдавшей базедовой болѣзнью. Шея раздувалась, и женщина не имѣла возможности даже подвязать платокъ. Ни одинъ лекарственный препаратъ не помогалъ. Медики, какъ она сама утверждаетъ, были безсильны. Но однажды, придя на могилку Старца, помолясь, женщина съ трепетомъ взяла горстку земли домой. Нѣкоторое время привязывала платокъ съ земелькой къ шеѣ, надѣясь на исцелѣленiе. И чудо произошло... Болѣзнь отступила. Нынѣ Ольга Ивановна не испытываетъ прежнихъ болей.
Въ Первую мiровую войну многiе просили старца открыть, живъ ли мужъ или братъ, взятый на войну. Ольга Степановна Муромова пришла въ келью Старца вмѣстѣ съ мамой, тревожившейся о мужѣ, — отъ него давно не было вѣстей. Отецъ Макарiй встрѣтилъ ихъ, какъ знакомыхъ, назвалъ по имени и пригласилъ попить чаю. А потомъ предложилъ отстоять позднюю Литургiю и вечерню, помолиться. ‛Какъ же мама, такая больная, будетъ стоять?‛ — подумала Ольга Степановна. Но чашка чая изъ рукъ монаха подѣйствовала лучше всякого лекарства, ей сразу полегчало. А Отецъ Макарiй началъ говорить, что вотъ, молъ, прiѣхалъ съ фронта одинъ солдатъ и разсказываетъ, какiе бои были страшные, пули летѣли, свистѣли, шапку задѣли, а его вотъ не убили. Прошло нѣсколько дней, и отъ отца Ольги Степановны пришло письмо, слово въ слово повторяющее расзсказъ старца, — будто тотъ какимъ-то чудомъ прочелъ его. Потомъ и самъ отецъ прiѣхалъ живъ и невредимъ.
Одна молодая женщина, Анна, только успѣла выйти замужъ, три мѣсяца пожили — и мужа мобилизовали на фронтъ. И долгихъ семь лѣтъ отъ Степана не было ни письма, ни вѣсточки. Что только не передумала его жена — ужъ живъ ли онъ, и почему не даетъ о себѣ знать? Старшiй братъ мужа со своей женой рѣшили поѣхать за совѣтомъ къ отцу Макарiю. И надо же было случиться — дорогой сломалась оглобля. Деверь налаживаетъ телегу, а самъ изругался весь. Кое-какъ прiѣхали въ монастырь. Заходятъ въ келью, слова не успѣли молвить, а Отецъ Макарiй и говоритъ: ‛Семенъ, а Семенъ, что ты ругалъ меня? Развѣ я звалъ васъ къ себѣ? Вы по своей волѣ прiѣхали‛. Вотъ тутъ-то Семенъ и рухнулъ передъ нимъ на колѣни, покаялся со слезами. Старецъ отъ души простилъ его, ласково побесѣдовалъ обо всѣмъ, что тяготило ихъ семью. Прощаясь, просилъ передать Аннѣ, чтобы она ждала мужа, никуда не уходила изъ его семьи. ‛Мы помолимся за воина Стефана, черезъ колокольный звонъ отслужимъ молебенъ, и онъ сбѣжитъ изъ плѣна‛. И вскорѣ пришло долгожданное письмо, а слѣдомъ и самъ Степанъ прiѣхалъ. Рассказываетъ: ‛Жили тамъ, забыли всѣхъ. И вдругъ вспомнилъ. Не могу найти себѣ мѣста, вспомнилъ всѣ травки. Вспомнилъ, какъ дома птицы поютъ, какъ благоухаетъ лѣсъ. Пошелъ на гумно, поймалъ самого сильного жеребца — и ускакалъ черезъ границу, никто и не окликнулъ, не остановилъ. Какимъ-то чудомъ проскакалъ, какъ будто перенесли меня подъ Божьимъ покровомъ‛.
И въ мирные годы и послѣ революцiи кто только не стучался въ двери его кельи! Дѣвица, рѣшающая, выходить ли замужъ или идти въ монастырь; мать, потерявшая надѣжду на излѣченiе больного ребенка, женщина, измученная безпробуднымъ пьянствомъ мужа... И всѣ находили у схимонаха Максима слово состраданiя и горячую молитву. По его молитвамъ исцѣлялись недужные, люди избавлялись отъ самыхъ тяжкихъ бѣдъ и скорбей. И нерѣдко становились очевидцами великихъ чудесъ...
Покойная инокиня Александра успѣла передать разсказъ о дивномъ случаѣ съ ея племянницей. Раба Божiя Евдокiя жила неподалеку отъ Бузулука, и старалась хотя бы разъ въ мѣсяцъ да навѣстить глубоко чтимаго Старца Максима и подвизавшихся вмѣстѣ съ нимъ въ обители монаховъ. Всякiй разъ она приносила въ монастырь собственноручно испеченный свѣжiй хлѣбъ. Однажды схимонахъ Максимъ усадилъ ее рядомъ съ собой на скамѣечкѣ и сталъ бесѣдовать съ нею. Не уходить бы — да время близилось къ вечеру, а вѣдь ей надо было идти километровъ сорокъ! Нѣсколько разъ Евдокiя пыталась откланяться и благословиться въ дорогу: ‛Батюшка, я пойду, у меня вѣдь хозяйство, нужно скотину встрѣтить, убрать...‛ Но схимонахъ Максимъ не спѣшилъ съ благословенiемъ: ‛Успѣешь, дорогая моя, управишься, все подѣлаешь‛, — отвѣчалъ онъ, придерживая ее за руку. Что было потомъ, какъ завершилась затянувшаяся бесѣда и какъ смогла она еще до заката солнца оказаться дома, — Евдокiя напрочь не помнила. Все это словно изгладилось изъ ея памяти. Остановилось время — и Евдокiя увидѣла, что подходитъ къ своему домику, и по дорогѣ гонятъ коровъ. Какъ и обѣщалъ ей Старецъ, Евдокiя успѣла передѣлать еще засвѣтло всѣ домашнiе дѣла. ‛Дивны дѣла Твои, Господи, по молитвамъ святаго угодника Твоего!‛ — подумала Евдокiя.
Въ роду у Алексѣевыхъ (по линiи бабушки и мамы, уточняла Александра Михайловна Пешкова) тоже былъ свой молитвенникъ, монахъ Сергiй, подвизавшiйся въ томъ же Преображенскомъ монастырѣ. Онъ и къ Преподобному Серафиму Саровскому еще при его жизни пѣшкомъ ходилъ, и на Святую гору Аѳонъ, и въ Iерусалимъ паломничалъ. Но съ неизмѣнной любовью и уваженiемъ говорилъ онъ о своемъ сомолитвенникѣ, никогда не совершавшемъ дальнихъ паломническихъ странствiй. И въ трудныхъ обстоянiяхъ шли за совѣтомъ и молитвой не только къ своему родственнику, но и — все чаще — къ монаху Макарiю, впослѣдствiи схимонаху Максиму.
Разсказываетъ Александра Михайловна Пешкова (въ девичестве Алексѣева):
‛Двоюродная сестра моей бабушки Анастасiя Ивановна всегда съ нимъ совѣтовалась. Они очень бѣдно жили. Пришла къ Старцу со своей печалью, и онъ велѣлъ ей попросить денегъ у одного богатого человѣка. А потомъ, говоритъ: ‛Ты еще и сама деньги найдешь — въ землѣ у сарая‛. Назвалъ приблизительно мѣсто, гдѣ копать. Съ нихъ, говоритъ, съ этихъ денегъ земля будетъ сыпаться. И вотъ она рыла, рыла очень долго, никакъ не могла найти кладъ. Но она не теряла вѣры — и дѣйствительно нашла деньги въ указанномъ мѣстѣ. На эти деньги, взятые въ долгъ и найденные, она сумѣла открыть свое небольшое дѣло, стала печь на продажу хлѣбъ. Калачи у нее были самые лучшiе въ городѣ. А Старецъ ей говорилъ: ‛Ты на завтра не затѣвай много хлѣба, не продашь‛. Она иной разъ заспоритъ: ‛Ну какъ же такъ, это мало будетъ, намъ деньги нужны‛. Затѣетъ больше теста, напечетъ хлѣба — а продастъ точно столько, сколько ей батюшка говорилъ. Ходила къ Старцу и мама, Александра (мы съ ней тезки) Ивановна Алексѣева. И хоть не могъ онъ исцѣлить мою сестру Серафиму, болѣвшую девять лѣтъ, да и не сталъ тѣшить пустыми обѣщанiями. Сказалъ, чтобы готовили ее къ другой жизни — вѣчной‛.
Сама Александра Михайловна еще дѣвочкой ходила со своей бабушкой Матреной Семеновной въ тюрьму къ схимонаху Максиму:
‛Я небольшая была — лѣтъ, навѣрное, семь или восемь. Бабушка возьметъ меня за руку и пойдетъ. Какъ сейчасъ вижу дверь; помню, тамбуръ былъ деревянный — теперь-то ничего этого уже нѣтъ... Видѣть отца Максима мы не могли. Бабушка проситъ, проситъ охранниковъ взять узелочекъ съ передачей, но никто не хотѣлъ брать: ‛Ну какъ мы можемъ — мы вѣдь туда даже не ходимъ, здѣсь все очень строго!‛ Она все-таки достанетъ узелочекъ - помню, бѣлый узелокъ у нее былъ. И все упрашиваетъ хоть какъ-нибудь передать его отцу Максиму... Два раза такъ вотъ я ходила къ нему.
13. ПОЧИТАНIЕ
...Минули годы. Многихъ изъ тѣхъ, кто когда-то приходилъ къ прозорливому Старцу, нѣтъ въ живыхъ. Но уже ихъ потомки приходятъ на его могилу. Найти ее нетрудно: тщанiемъ сестеръ возрожденного Тихвинского монастыря могила приведена въ достойный видъ, на ней стоятъ металлическiй крестъ и ограда, теплится лампада. Каждый день священники монастыря служатъ на ней панихиду — и сколько людей при этомъ получило исцѣленiя, сколько молитвенныхъ прошенiй къ Господу было исполнено!
Тамара Владимiровна Головань разсказала объ одномъ изъ послѣднихъ по времени чудесъ схимонаха Максима: ‛Здѣсь по Тихвинскому монастырю недавно, можно сказать, битва была. Большая часть Тихвинской обители до сихъ поръ занята хозяйствомъ энергетиковъ. Бывшiй Троицкiй соборъ соединяется галереей съ игуменскимъ корпусомъ. Такъ вотъ эту галерею начальникъ Западныхъ энергетическихъ сетей Майоровъ рѣшилъ приспособить подъ гаражъ. Распилилъ арочные окна и сдѣлалъ огромные ворота. А тамъ на колоннахъ — старинныя фрески... Вѣрующiе подняли общественность, была устроена конференцiя съ привлеченiемъ средствъ массовой информацiи. Практически всѣ журналисты были на сторонѣ хозяйственниковъ, — и одна только православная журналистка, Надежда Иванова изъ ‛Бузулукскихъ новостей‛, настаивала на томъ, что это большая цѣнность для нашей земли, что надо сохранить монастырь. Въ концѣ концовъ Майоровъ сказалъ по областному телевидѣнiю, что не противъ вернуть монастырскiе корпуса, если взамѣнъ энергетикамъ будетъ предоставлена новая база. ‛Пишите Чубайсу!..‛ — сказалъ онъ вѣруюѣщимъ. Мы такъ и сдѣлали. Подготовили письма на имя Чубайса и еще — Святѣйшему Патрiарху Московскому и всея Руси Алексiю II съ просьбой поддержать вѣрующихъ Бузулука. Собрано болѣе тысячи подписей. Передъ этой конференцiей мы помолились въ монастырѣ, прочитали акаѳистъ Тихвинской иконѣ Божiей Матери въ монастырскомъ храмѣ Всѣхъ Святыхъ, а потомъ отстояли панихиду на могилѣ схимонаха Максима. И я считаю, что рѣзкiй поворотъ общественного мнѣнiя въ пользу Церкви произошелъ исключительно по молитвенному заступленiю схимонаха Максима. Это явная его помощь, все на глазахъ произошло. Все шло противъ, а вышло — за...
Сподобилъ Господь не единожды побывать на старомъ монастырскомъ кладбищѣ. И всякiй разъ на могилѣ схимонаха Максима я встрѣчала людей. Они стояли и молились — какъ могли. Кто — со свѣчкой читалъ Псалтирь, кто среди зимы пѣлъ: ‛Христосъ Воскресе изъ мертвыхъ...‛
Настоятельница возрожденнаго Тихвинскаго женскаго монастыря матушка Ѳеофилакта была свидѣтельницей чуда, какъ съ креста скатились капли мvра, послѣ молитвъ къ Старцу Максиму.
Схiархимандритъ Серафимъ (Томинъ) вспоминалъ, что въ 1936 году О. Максимъ посѣтилъ своихъ духовныхъ чадъ въ Оренбургѣ. Въ домѣ одной изъ вѣрующихъ собралось около сорока человѣкъ: О. Антонiй изъ Макарьевскаго монастыря, О. Капитонъ Аѳонскiй, О. Гурiй, монахиня Евникiя (‛Дуня кладбищенская‛, потому что жила въ сторожкѣ при Смоленской кладбищенской церкви), и другiе. О. Максимъ молился со своими чадами, наставлялъ ихъ духовно, укрѣпляя ихъ вѣру.
Монахиня Магдалина вспоминаетъ: ‛Отецъ Максимъ, будучи совсѣмъ слѣпъ, увѣренно ходилъ вездѣ. Обычно говоритъ: ‛Я Маня, въ пещеры пойду‛. Съ палочкой идетъ по мосту, переходитъ рѣку, до пещеръ болѣе двухъ верстъ. Я стою и плачу, какъ слѣпой идетъ. Боялась, что въ рѣку упадетъ‛. Духовнымъ чадомъ О. Максима былъ Петръ Яковлевичъ Царевъ (1901-1970), въ монашествѣ Николай. Онъ съ дѣтства былъ слѣпъ и его родители привезли въ монастырь къ О. Максиму на воспитанiе. Онъ принялъ постригъ въ Спасо-Преображенскомъ монастырѣ еще до его закрытiя. Онъ скорбѣлъ, что не имѣетъ возможности самостоятельно передвигаться по монастырю. Удивляясь своему наставнику, что онъ нисколько не переживалъ о своей слѣпотѣ, онъ обратился къ нему разрѣшить его мученiе. О. Максимъ, помолившись съ отрокомъ, утѣшилъ его словами: «Не плачь, молись Божiей Матери, она не оставитъ насъ. Какъ и у меня, у тебя будетъ голубенькiй шарикъ, куда онъ катится, иди туда, какъ онъ остановился – остановись». Съ тѣхъ поръ О. Николай всегда благодарилъ Бога за чудный даръ. Арестованъ былъ О. Николай за то, что ходилъ, на паломничество въ Красноусольскъ къ источнику Табынской Божiей Матери. Будучи слѣпымъ, онъ былъ прекраснымъ регентомъ. Въ мордовскомъ лагерѣ въ Потьмѣ онъ отсидѣлъ 8 лѣтъ (1947-1956). Заключенный въ томъ же лагерѣ митрополитъ Несторъ Анисимовъ вспоминалъ позднѣе: ‛Всѣ въ лагерѣ поражались, какъ слѣпой монахъ (О. Николай) свободно ходитъ по территорiи лагеря и остается живъ‛. О. Николай всю жизнь чувствовалъ духовную связь со своимъ наставникомъ – О. Максимомъ, по его молитвамъ онъ праведно скончался въ 1970 году. Схiархимандритъ Серафимъ въ это время служилъ въ селѣ Ярышево Ивановской области: ‛Въ ночь, когда скончался О. Николай, вижу сонъ: идетъ онъ ко мнѣ, какъ живой, въ рясѣ, мантiи, клобукѣ. У него были очень выразительные, красивые глаза. И говоритъ мнѣ: ‛Уже прошелъ часъ, какъ я померъ. Я причисленъ къ братiи Спасо-Преображенскаго монастыря‛. А утромъ мнѣ принесли телеграмму о его кончинѣ‛.
Блаженный Максимъ, Схимонахъ Исповѣдникъ Бузлукскiй.
Радуйся, слѣпецъ Богомъ зрящiй!
Радуйся, немощью своею слабыхъ укрепляющий!
Радуйся, узникъ духомъ свободный!
Радуйся, и въ темницахъ Христа во всеуслышанie исповѣдующiй!
Радуйся, Максиме духом всемощный!