Турция

37 часть:

http://m.babyblog.ru/community/post/Psychology/3132193

Мы подошли к горе, слишком крутой, чтобы лошади могли подняться на нее с грузом. Нам приказали спешиться. Мои ноги слишком ослабели и не могли держать меня. Юбки путались и мешали идти, сапоги скользили по льду. Один из мужчин быстро подхватил меня и взял под руку. Сзади другой мужчина нес на плечах Махтаб. Когда мы, наконец, достигли гребня, в мою утомленную голову пришла мысль, что это, может быть, граница.

"Турция? Турция?", - спросила я мужчину, поддерживающего меня.

"Иран, Иран", - ответил он.

Мы снова сели на лошадей и начали спускаться. Вскоре мы застряли в высоком сугробе. Передние ноги лошади подогнулись, и мои ступни погрузились в снег. Мужчины тянули и толкали, пока храброе животное снова не встало.

У подножия горы открылась пропасть, разделявшая эту гору и соседнюю.

Мой проводник нагнулся ко мне и приложил палец к губам. Я задержала дыхание. Мужчины молча выждали пару минут. В горах нас не было заметно, но заснеженное плато хорошо освещалось. Наконец, один мужчина осторожно сделал несколько шагов вперед. Я различала его бледные очертания, когда он ступил на плато. Потом он исчез.

Через несколько минут он вернулся и что-то зашептал Мозену. Тот обратился ко мне:

"Дорога слишком узкая, слишком опасная. Мы переведем сначала вас, потом ребенка".

Проводник потянул за поводья и быстро, но спокойно зашагал за Мозеном, увозя меня от Махтаб. Я молилась, чтобы она не заметила моего отсутствия.

Мы как можно тише выбрались на тропу, достаточно широкую только для одной лошади. Она вела вдоль пропасти вниз и поднималась на другую сторону плато. Мужчины знали свое дело. Через десять минут мы были на той стороне.

Проводник остался со мной, а Мозен ушел за Махтаб. Я молча сидела на лошади и пыталась различить что-то в темноте. Пожалуйста, быстрее, молила я. Мне было страшно, что у Махтаб начнется истерика.

Потом она появилась, сидя на коленях одного из мужчин. Она безостановочно дрожала, но была спокойна.

Проводник поймал мой взгляд и указал на землю:

"Турция! Турция!" - прошептал он.

"Ал-хамаду лиллах! - выдохнула я. - Слава Богу!"

Несмотря на стужу меня обдало волной тепла. Мы в Турции! Мы выбрались из Ирана!

Но до свободы было еще далеко. Если нас заметят турецкие пограничники, они могут просто открыть огонь. Или турки арестуют нас, и тогда придется ответить на многие сложные вопросы. Но, по крайней мере, - Амаль меня в этом заверил - они не вернут нас в Иран.

Меня пронзила ужасная мысль: мне стало ясно, что я двадцать минут была уже в Турции на этой стороне тропы, пока Махтаб еще находилась в Иране. Слава богу, я поняла это, когда опасность уже миновала.

Условная полоса на карте не принесла тепла, в котором мы срочно нуждались. Мы снова начали подъем на невероятно крутую гору. На этот раз я неловко свалилась в снег прежде, чем проводник успел помочь мне. Сколько еще будет действовать адреналин? Я наверняка скоро потеряю сознание.

"Сколько еще гор?" - спросила я у Мозена.

"Наздик, - ответил он. - Уже недалеко. Эта впереди последняя".

Ноги окончательно отказали мне. Было чувство, что они никак не связаны с телом. Проводник поднял меня. Они с Мозеном положили мои руки себе на плечи и молча потащили меня наверх. Мои ноги беспомощно болтались по снегу.

Я знала, что умру в эту ночь, но, по крайней мере, я вытащила Махтаб. Этого было достаточно.

"Оставьте меня здесь, - сказала я Мозену. - Идите с Махтаб, а завтра заберете меня". 

"Нет", - резко ответил он.

Его голос подействовал на меня, как удар в лицо. Как я могу так поступить? Я так долго ждала этого дня. Нужно идти вперед.

Мужчины снова поволокли меня. Порой снег доходил им выше колен. 

У меня потемнело в глазах. Возможно, какое-то время я была в обмороке.

У подножия горы я увидела огни и услышала лай собак, сообщавших о нашем приближении. Вскоре мы пришли в дом, спрятанный в горах. Много мужчин вышли во двор: очевидно, нас ждали. Они приветствовали нашу группу широкими улыбками и взволнованными разговорами, поздравляли с удачной миссией. Я незаметно ослабила хватку и соскользнула с лошади. Махтаб подбежала помочь мне, но мужчины, даже Мозен, казалось, забыли о нас. Одни заботились о лошадях, другие пошли в теплое помещение.

Я собрала последние силы и поползла. Махтаб пыталась тянуть меня. Кое-как я добралась до двери. Только тогда Мозен заметил мои мучения. Он и другие мужчины затащили меня в скромный дом. Я зарыдала от боли, когда Мозен снимал с моих бесчувственных ног сапоги. Мужчины отнесли нас с Махтаб в центр комнаты и положили перед горячей печкой.

Постепенно я почувствовала свои мускулы и смогла улыбнуться Махтаб. Мы это сделали! Мы в Турции!

Один из мужчин принес нам горячий чай. Я положила в рот несколько кусков сахара и тянула чай через них, как иранцы. Обычно я не люблю чай с сахаром, но сейчас мне нужна была энергия. Я подсказала Махтаб сделать то же самое. Это помогло.

Мозен вывел нас на задний двор, где стояла еще одна хижина, полная женщин и детей. Одни беседовали, другие спали, завернувшись в одеяла. Одна из женщин в курдских юбках поспешила к нам. Мозен сказал на фарси: "Это моя сестра!"

"Завтра мы отвезем вас в Ван", - сообщил он мне. Потом вернулся к мужчинам. 

Сестра Мозена дала нам тяжелые пуховые одеяла и отыскала место на полу.

В восемь утра нас разбудил Мозен. Махтаб медленно просыпалась, пока до нее не дошло, что мы в Турции. Тогда она вскочила на ноги, полная энтузиазма продолжать путь. Мозен вывел нас наружу к относительно новой машине. Один из контрабандистов сидел за рулем.

Он был хорошим водителем, и мы ехали по горам, все больше удаляясь от Ирана.

Вскоре мы затормозили возле одного крестьянского дома. Нас провели внутрь, и там нас ждал завтрак из хлеба, чая и острого сыра. Я жадно выпила несколько стаканов чая с большим количеством сахара.

Очень толстая женщина, без зубов, вся в морщинах и с преждевременно поседевшими от тяжелой жизни в горах волосами переступила порог. На вид ей было лет восемьдесят. Она переодела нас в другие курдские наряды, на этот раз с турецкими вариациями. Как выяснилось, женщина была матерью Мозена. Здесь же находилась и его жена. Значит, Мозен был турком, а не иранцем. Хотя, вообще-то, ни тем, ни другим. Он был курдом и не признавал границу, которую мы перешли ночью.

Мозен вернулся из города на машине и бросил мне маленький пакет в газетной бумаге, попутно поманив нас за собой в автомобиль. Я быстро засунула пакет в сумку и повернулась, чтобы поблагодарить мать Мозена за гостеприимство, но, к моему удивлению, она залезла на заднее сидение и жестами пригласила нас следовать за ней. Один из контрабандимтов сел за руль, а рядом с ним - высокий парень.

Мы в качестве типичной турецко-курдской семьи мчались через горные ландшафты. Нас с Махтаб было почти не разглядеть за огромной матерью Мозена. Возможно, в этом был смысл ее присутствия.

У подножия горы водитель снизил скорость. Перед нами возник пропускной пункт. Я замерла. Турецкий солдат заглянул в машину. Он поговорил с шофером и проверил его документы, но не попросил наши паспорта. Мать Мозена выдохнула дым ему в лицо. Солдат жестом указал нам проезжать.

Я поняла, что в общей суете при отъезде не успела попрощаться с Мозеном и поблагодарить его. На секунду я почувствовала себя виноватой. Я вытащила из сумки пакет, что он мне дал, развернула бумагу и обнаружила наши паспорта, мои деньги и украшения. Все доллары были на месте, а иранские риалы были разменяны на толстую пачку турецких лир. Мозен вернул все, кроме моей золотой цепочки. Это было странное окончание нашей короткой удивительной встречи. Мы с Махтаб были обязаны Мозену жизнью. Деньги и украшения больше не имели для меня значения. Мозен, очевидно, счел золотую цепочку справедливыми чаевыми. 

Мы остановились на дороге, ведущей в маленькую деревушку. Мать Мозена сунула в рот новую сигарету вместо только что докуренной. Она выбралась из машины и, не попрощавшись, исчезла.

В машине остались только мы с водителем и поехали дальше в направлении Вана. В какой-то момент он жестами показал нам снять наши наряды. Мы разделись до американской одежды. Теперь мы были американскими туристами, пусть и без штемпеля в паспорте.

Деревни становились все больше и вскоре мы достигли предместья Вана.

Нам удалось объяснить водителю, что нам нужно в Анкару. Самолет туда летел только через два дня, и он повез нас на автовокзал. Взяв у меня пару лир, водитель исчез в здании и вернулся, широко улыбаясь и помахивая двумя билетами. Автобус уходил только в четыре, сейчас был час. Ждать на вокзале было слишком опасно.

"Хаза, - сказала я, подняв руку ко рту. - Еда". С тех пор, как мы уехали из Тегерана, хлеб и семечки были нашей единственной пищей. 

Водитель осмотрелся и повел нас к ресторану. Мы заказали неизвестную еду из меню на незнакомом языке в чужой стране и не знали, что нам принесут. Неожиданно нам подали великолепное блюдо из курицы и риса.

Мы съели все до последней крошки, тянули время и разговаривали об Америке. Водитель вернулся, наверное, почувствав своим долгом посадить нас на автобус, и мы втроем опять отправились на вокзал. Там он отыскал турка, очевидно, работника станции. Тот сердечно поприветствовал нас. Глаза водителя увлажнились при прощании, и он оставил нас на попечение нового знакомого.