мифы об образовании. Миф пятый.

Миф о социализации: в школе происходит мягкая подстройка ребенка под существующий социум - Единственный, Сущий и Благой. Если не ходить в школу - ребенок вырастет социопатом , хлюпиком, неудачником, лузером, отщепенцем и угодит в социальный ад.

Миф о социализации

Ну, уж о того, что школа есть инструмент социализации ребенка в обществе, невозможно отрицать – наверняка скажут мне под конец самые упорные защитники школьного образования. Как же ребенок войдет в социум, если не будет ходить в школу? Да, в самом деле – в школе царит звериный произвол при полном попустительстве педагогов. Ну и что? Так закалялась сталь. Мы через это прошли – не умерли же? Значит, и наши дети пройдут, и, научившись бороться за жизнь в агрессивной среде, только станут сильнее.

Да, действительно, в школе не найти реальных человеческих отношений - одну их имитацию. Ну так если не научишься имитировать понимание, интерес, веселье, и особенно – если не научишься скрывать страх, зависть, печаль, отвращение – не добьешься успеха.

Да, конечно, в школе не учат думать, а наоборот, полируют мозги до полного их исчезновения. Ну и что? Сейчас не нужно думать самостоятельно – это совершенно лишнее качество. Для успешного выживания имеет значение – умеешь ты с умным видом пороть чушь и делать при этом компетентное лицо, а также скрывать свое мнение даже в том случае, если оно каким-то чудом все-таки есть .

При этом все эти уроки ничуть не вредят развитию талантов и способностей – потому что если талант действительно есть, он пробьется через любой асфальт, а если не пробьется – что ж, значит не талант и был. А талант, сумевший сформироваться в недружественной среде и добиться ее внимания и успеха у нее, не нуждается в обосновании и доказательстве– он очевиден и потому бесспорен. Мерилом таланта и способностей является популярность и заработок. Нет успеха и известности – следовательно, нет и таланта. Если ты такой умный и талантливый – то где твои деньги и поклонники? Следовательно, не следует развивать таланты и способности, которые не могут быть оценены обществом – раз на них нет спроса, значит ни к чему и усилия.

И что самое интересное - все это совершенно не отменяет идеалов, этики, эстетики, стремления к высокому и прекрасному. Вовсе нет. Ты можешь быть сформированным в подобной системе представлений, иметь соответствующий склад ума и соответствующие нормы общественного поведения – и при этом в глубине души оставаться прекрасным человеком – добрым, чутким, внимательным к друзьям и близким, ценящим природу и поэзию, а может, даже верящим в Бога. Да, да! А что ж тут такого? Не Бог ли сказал – отдавай Богу Богово, а кесарю – кесарево? И потому с самим собой можно быть совершенно честным – но не следует навязывать свою честность другим. Можно быть прекрасным другом – и безразличным к или враждебным к людям, не входящим в круг твоего общения. Можно искренне любить своих домашних – и не переживать о детях Никарагуа. Можно на ролевой игре в блеском сыграть короля эльфов – но после игры в кругу переодетых в цивильное друзей, напившись как зюзя, петь похабные песни, а потом блевать в кустах. Можно ходить в церковь и верить в Бога – но совершенно не верить в то, что по Евангелию можно жить.

Ну да, а что ж тут такого? Такова человеческая природа. Мир жесток, но справедлив, в нем нет места идеалам и сантиментам. Поэтому, находясь в обществе, нужно соответствовать его законам – какими бы негуманными и механическими они не казались– а в глубине души вполне оставаться прекрасным человеком, другом, семьянином и христианином. Только – тссс! Тихо! Чтобы никто не догадался! А то ненароком можно насмешить, а то и оскорбить кого-то – вдруг этот кто-то ошибочно решит, что ты хочешь навязать ему свою глубоко частную точку зрения.

Таким образом, начиная с младшего школьного возраста формируются современные «социальные добродетели» – приспособляемость, конформизм, прагматизм, эгоизим (личный или групповой), морально-эстетический и гносеологический релятивизм. И главное – постоянная раздвоенность сознания, вечная жизнь «на два фронта». Потому что гонка на выживание за пределами школы становится только интенсивнее, и прекраснодушным идеалистам (если таковые после школы еще остались) в ней не место. Если они будут упорствовать в своих глупых заблуждениях и не сумеют приспособиться - социум отвергнет их и оттеснит на обочину жизни – теперь уже навсегда. Но, конечно же, жестко поработав локтями в течение дня, нужно вечером возвращаться в круг своих друзей и близких и становиться самим собой – прекрасной души человеком, умным, компетентным и чутким.

Такова, в общих чертах, современная социализация. Мало того, многие мне сейчас скажут, что в ней нет ничего особенного, что она всегда, во все времена, была именно такой. Что во все времена социальные добродетели отличались от личных и их набор примерно таким и оставался, плюс-минус лапоть.

Скажут – и ошибутся. Дело в том, что еще совсем недавно – каких-то 100-150 лет тому назад – открыто провозглашаемая цель социализации была совсем иной (несмотря на то, что ее методы и некоторые итоги могли быть в целом похожи на современные). Целью социализации в еще совсем недавнем прошлом было приобщение человека к т.н. культурным ценностям, и воспитание в нем норм если не высокого, то хотя бы приличного поведения в обществе, в традициях хотя бы внешне уважительного отношения к себе подобным. Иной способ поведения считался предосудительным и недостойным воспитанного (т.е. социализированного) человека. Тогда еще каким-то весом обладал эпитет «порядочный», тогда был смысл у словосочетания «человек чести», тогда еще имелся остаточный ореол у слова «благородство». И школьные учителя в те времена придерживались курса на воспитание в своих учениках этих и многих других культурных и нравственных ценностей, и внимание этому аспекту социализации уделялось ничуть не меньшее, чем воспитанию мышления (гуманитарного в рамках классической гимназии, естественнонаучного или практического – в рамках реального училища). А что касается современных нам «социальных добродетелей», перечисленных выше – они также и в это время признавались полезными для продвижения по общественной лестнице – но это же скрывалось! В этом же было стыдно признаться – открыто так думать было признаком низкого, непросвещенного и порочного ума. Да, наедине с собой, да – в темноте, да – «в подполье» – можно было признаться в собственном эгоизме и мелочности – но на людях и при свете дня это было неприлично. Раздвоенность сознания окончательно сформировалась уже тогда – и потому все кончилось крахом в начале ХХ, когда мировой христианской цивилизации фактически пришел конец. Но после того, как остатки человеческой цивилизации собрались с силами, чтобы жить дальше, структура социальных ценностей полярно изменилась.

Сейчас принято говорить, что мир после Хиросимы и Холокоста уже не может быть прежним, что нельзя уже провозглашать идеалы и стремиться к их достижению – человечество в своей прошлой жизни слишком жестоко заплатило за это. Таким образом, высокие идеалы стали частным делом совести каждого конкретного человека, а то и переместились в пресловутое «подполье» (всем известен медицинский факт болезненной сентиментальности палачей и извращенцев). А на их место встали ценности простые и реалистичные – живи на всю катушку и давай жить другим настолько, насколько они не мешают жить на всю катушку тебе. И главное – не заморачивайся. Все равно это тебе не поможет – как не помогло всем тем умникам и альтруистам, половина которых стала палачами, а вторая половина – их жертвами.

В результате получился социум-химера, социум-фантом. Потому что главная цель всякого сложного социума, «общего блага» вступивших в договор людей – есть защита, сохранение и воспроизведение культурных ценностей, духовных и материальных – ценностей, которые этой группе людей близки и дороги больше, чем собственное благополучие и выживание. Социум всегда, где он складывался как таковой – то есть как культурная форма общежития людей – создавался с целью фиксации и воспроизведения неких надличностных общегрупповых идеалов, которые и делали неповторимым историческую физиономию этого сообщества. Именно приверженность этим «вечным» или «идеальным» ценностям создала все известные культурные народы – от шумеров до американцев.

Цели простого выживания и воспроизведения популяции были присущи только самым архаичным человеческим социальным образованиям общинно-племенного типа. И… нашему современному социуму. Это парадокс, т.к. сложный социум с развитыми социальными институтами, оставшимися рудиментами от прежних «традиционных» времен, впервые в истории больше не ставит перед собой в качестве своей главной цели и ценности производство и воспроизводство культурных идеалов. Культура для современного социума всегда вторична, так же как и нравственность – во главу угла ставится только выживание как отдельно взятой особи, так и популяции в целом. Вопрос выживания стоит глобально. Нет ни одной группы, которая не находилась бы под ударом. Разнообразные опасности – от природных катаклизмов до ядерного конфликта, окружают человечество со всех сторон. Эта ситуация все более и более дегуманизирует социум – потому что именно культурное поведение, умение и способность жить особым, культурным образом, и делает человека в полном смысле слова человеком. Вне культурного поведения человек постепенно расчеловечивается, приобретая все более отчетливые черты говорящего животного, имеющего некоторые рудименты социального поведения.

В этом смысле ускоряющийся технический прогресс, эволюция орудий и механизмов происходит на фоне все более ощутимой инволюцией культурных и социальных форм человеческой жизни. Что касается современной школы, то именно этот общественный институт и является катализатором этой всепобеждающей инволюции. Потому что обязательное школьное образование, вырывающее все новые поколения детей из лона семьи, на целое десятилетие погружает каждое из них в особый квази-социум, отличительной особенностью которого является минимальное влияние со стороны взрослых и максимальное влияние со стороны сверстников. Как я уже показывала, воспитательным воздействием со стороны учителей можно смело пренебречь, это уже не воспитатели, а обучающие автоматы; в то время как воспитательное воздействие со стороны семьи разрушается и ограничивается школой. Дети, на входе в школу имеющие на себе отпечаток семейного воспитания и семейных традиций, на выходе из школы уже мало отличаются друг от друга и имеют однородные ценности, свойственные этому и только этому поколению подростков. Следующее за ним поколение будет совершенно другим. При этом между поколениями выпускников одной школы нет никакой преемственности – а между несколькими поколениями ее нет тем более. Школа разделяет между собой членов семей, пролагая между ними непреодолимый барьер т.н. «переходного возраста», ни в одном другом культурно-историческом периоде не наблюдавшемся. «Переходный возраст», по сути, является возрастом, в котором подростки окончательно порывают с семейными ценностями и традициями и меняют их на ценности и традиции «своего поколения». И как бы радикальны, или, наоборот, прагматичны не были эти ценности и традиции в период максимального социального расцвета данного поколения, пройдет не более чем 10 лет – и все они покажутся смешными и непрактичными для следующей волны «молодой шпаны». А постаревшие на 10 лет вчерашние подростки почувствуют себя потерявшими контроль и ориентацию в пространстве – потому что никто не научил их быть взрослыми, не объяснил, что это такое. Поэтому физический возраст современных людей сплошь и рядом не соответствует их психологическому возрасту. Большинство современных 35-40 летних людей – это просто постаревшие пубертатные подростки, частично седовласые и помятые жизнью, но так и не постигшие науки взросления. У многих из них есть дети, которые усвоят от них еще меньше культурных ценностей, чем они когда-то усвоили от своих родителей – затем эти дети будут пропущены через 11 лет школьной формации – и цикл культурной инволюции будет замкнут в производстве следующего поколения детей. И самое страшное, что в рамках актуального социума остановить этот процесс невозможно. Спираль инволюции так и будет раскручиваться в обратную сторону до своего предела, который вряд ли описан сейчас в даже самых мрачных футурологических антиутопиях.

И тем не менее - даже после всего вышесказанного, самые упертые приверженцы школьного обучения все равно скажут мне, что социализация внутри семьи в щадящих условиях домашнего обучения - это одно, а социализация в условиях агрессивной внешней социальной среды – это совсем другое дело. Школа, якобы, учит ребенку справляться со стрессом, быстро и адекватно реагировать на многочисленные раздражители, которые в условиях размеренного и безопасного существования просто-напросто нет шансов встретить. Однако, не совсем понятным остается, почему, если в других случаях теоретическое обучение и некоторая практика признается необходимым и достаточным минимумом для того, чтобы считать, что ребенок владеет тем или иным навыком, то в случае межличностных отношений это правило вдруг оказывается несостоятельным. В самом деле – дома можно получить и опыт разрешения конфликтов, т.к. дети, вообще говоря, ничуть не меньше, чем в школе конфликтуют и выясняют отношения между собой (если их несколько) и с взрослыми (если других детей нет), и решают тысячи поведенческих задач в день. Однако дома, в отличие от школы, у них есть время подумать над каждой из них, пропустить их все через себя, активно повзаимодействовать с каждой из них своей совестью. В школе же на осознание всех этих коммуникативных ситуаций нет времени – там не живут, а выживают, думать некогда – нужно реагировать, здесь, сейчас, немедленно. Собственно, школа этому и учит – не думать, а действовать. Но ведь взрослая жизнь требует умения совершать обдуманные, осмысленные поступки и отвечать за свои слова, а этому школьное выживание не учит.

Вообще, с моей точки зрения, приспособлению ребенка к коллективу сверстников сегодня придается слишком большое значение. Главным образом потому, что школьный микросоциум и социум большой – это, мягко говоря, не одно и то же. Любой педагог меня в этом поддержит: детский коллектив живет по иным законам, нежели коллектив взрослых. То, что я писала про стихийный дарвинизм – в первую очередь и особенно касается случайным образом сформированных детских коллективов, оставшимся без попечения взрослых. Педагогам, имеющим опыт работы воспитателем в летнем пионерском лагере, хорошо известно, с каким трудом детский коллектив формируется, структурируется и направляется на некие внятные и позитивные цели, и с какой скоростью он деградирует и превращается в дикую стаю, оставшись по тем или иным причинам сам по себе. А поскольку в школе детский социум как раз и существует сам по себе, никем не управляемый и не просветляемый, то он именно такую дикую стаю (с вариантами) он и представляет. И ребенок, поступающий в школу, для того, чтобы получить опыт социализации в большом обществе, парадоксальным образом получает совершенно иной опыт – опыт социализации в неуправляемом стихийном детском коллективе. Но этот опыт не может быть применим в большом обществе, где отношения между людьми и социальными группами регулируются нормами общежития (которым ребенок так и не обучается должным образом). В результате на выходе из школы подростки сплошь и рядом обнаруживают несостоятельность не только своего образования – но и поведенческих норм. Как уже было сказано выше, в современном мире мы все можем довольно часто удивительную инфантильность вполне вроде бы взрослых людей –30- 40 и даже 50-летних. Их невзрослость заключается в невозможности создать свою семью, воспитать детей, отвечать за свои поступки, иметь свое мнение – хотя бы в частных вопросах, не говоря уж об абстрактных и общезначащих. Все это, на мой взгляд, является последствиями стихийной социализации в замкнутом детском коллективе без надлежащего контроля и формирования со стороны взрослых.

Понятно, что ребенок, который имеет надлежащее воспитание со стороны родителей и других взрослых в своей семье, во многом защищен от этих опасностей – семья в этом смысле играет роль фильтра, на котором оседает вся «грязь» и «накипь» от такого рода социализации, но я все-таки ставлю вопрос радикально: а зачем она вообще нужна? Мало того, я склонна считать, что постепенное, но непреклонное нарастание в обществе социально-дарвинистских тенденций – во многом следствие именно социализации детей в школьных коллективах. И этот процесс невозможно остановить стандартно-институциональными способами, т.к. у общества на настоящий момент нет никаких ресурсов для того, чтоб радикально реформировать систему среднего школьного образования. А это значит, что у родителей есть простая альтернатива: или, поддаваясь иллюзии простоты и очевидности, допускать неуправляемую псевдо-социализацию детей в условиях случайным образом созданного детского коллектива, либо сознательно и самостоятельно готовить ребенка к условиям _ взрослой_ жизни, что в условиях домашнего обучения делать проще – не нужно будет преодолевать влияние детской стаи.

К сожалению, что в современном обществе семья находится в не менее жалком состоянии, чем школа и мало кто считает себя готовым взять на себя двойную ответственность за социализацию и обучение своего ребенка. Между тем я продолжаю настаивать, что именно поэтому домашнее обучение является фактически лекарством от проблем в сложных семьях: только кризисная ситуация домашнего обучения может помочь взрослым и детям в таких семьях наконец встретиться друг с другом и совместно найти ответ на общие для всех них вопросы – как жить, во что верить и что делать.