Мама и детский сад Л.А. Никитина
КнигиНачала читать книгу Лены (именно Лена, а не Елена почему-то) Алексеевны Никитиной "Мама и детский сад". Это те самые Никитины, которые прославились своей методикой раннего разностороннего развития детей. Очень мне эта книга "ложится" на душу. Тем более, что она перекликается с учением "Веды" - которое пришло к нам из глубины веков. Хочу записать сюда свои размышления по ходу чтения и светлые мысли автора, которые меня тронули.
1. Зачем детям нужна мама.
Такой вопрос Лена задала своей 13-летней дочери. И получила очень мудрый ответ.
Курсивом слова дочери, обычным шрифтом - размышления Лены:
"Каждый человек (независимо от возраста) должен знать, что есть существо, любящее его и принимающее его таким, какой он есть. Вот это принятие таким, какой он есть,— самое главное в матери».
Главное-то (дважды сказано и подчеркнуто!), оказывается, не всякая любовь, а любовь-понимание, проникновение в суть, доверие, т. е. принят! своеобразия и неповторимости растущего человека — без подчинения е намерениям взрослого.
«Мать, говорящая: «Я не хочу с тобой говорить», отталкивающая свое дитя, убивает в нем сына или дочь, в себе — мать.
Самая главная обязанность матери — понимать. Мать, не понимающая своего ребенка,— это трагедия. Должно быть (видимо) в раннем детств мать для ребенка — спасение, защитник, мать — утешение. В более старшем: мать — советчик, наставник, мать — утешение. В зрелости: мать-друг, мать — утешение. Должен быть человек, у которого на груди можно плакать и в пять лет, и в пятьдесят».
Заметьте: мать — не судья, определяющий, что хорошо, что плохо, и пример для подражания, т. е. не какой-то жизненный эталон—оказываете не этого ждут от нас дети! Признаюсь, меня это поначалу очень смутило: всегда была убеждена, что нравственное влияние матери на ребенка зависит главным образом от ее собственного морального облика и ее оценок, ориентирующих ребенка в окружающем мире. А здесь об этом даже не упомянут Не требует ребенок от матери ни особого совершенства, ни какого бы то ни было превосходства над окружающими. Зато жаждет утешения, сочувствия сострадания, соразмышления — содействия. Быть ВМЕСТЕ — вот чего он хочет."
Для меня в этом отрывке помимо прямой ценности понимания главной материнской функции, есть и еще один момент. Еще раньше я знала, что к ребенку нужно относится как к взрослому, уважать его и считатся с ним. И считала, что с чем-чем, а с этим у меня все впорядке, я воспринимаю своего сына как личность и не буду его унижать и полмыкать им. Но когда я прочитала размышления 13-летней девочки, я поняла, что в моей голове все же есть какая-то дискриминация малышей, не ставлю я их на одну ступеньку с собой, потому что мне бы и в голову не пришло спрашивать у ребенка такие вещи в надежде узнать что-то новое. А мысли-то у нее мудрые! Получается, что маленький ребенок может сказать что-то до чего и взрослый не каждый додумается и он может быть полноправным собеседником, а не только "воспринимающим мудрые слова родителя"! Вот этому мне еще нужно учится. Учиться у своего ребенка.
И еще один момент, важный для меня: ребенку не нужна идеальная мама! Ему нужна мама живая и настоящая, та, которая не боится быть самой собой, не играет роль, не боится совершить ошибку. А часто получается, что мама пытается соответствовать чему-то в своей голове и ребенка заставляет соответствовать. А на деле получается фарс. А ведь дом - это место, где хочется побыть самим собой, место, где тебя принимают такм, какой ты есть. А еще эта несовершенность очень сближает маму и ребенка, тогда как соответствие - отдаляет и делает чужими, потому чтообщаются маски, а не люди.
2. Мужское и женское воспитание.
Вот выдержка из ее книги с отличным примером воспитания матери и отца:
"Улеглись Антон и Оля спать. Алеша еще не лег, хотя спать уже хочет — это по всему чувствуется. Но еще больше хочет побыть с нами. Он залезает ко мне в кресло, усаживается рядом, приваливается ко мне, некоторое время читает сам, потом просит меня.
— Мам, почитай мне немножко…
Я читаю ему немного, потом говорю:
— Алешик, поздно уже, давай умоемся и спать. А?.. Нам с папой еще фотокарточки печатать, потом письма писать.
— А это долго — печатать?
— Да с часок.
— А можно я буду с вами? Пап, я тебе буду помогать.
— Можно,— соглашается отец,— ну, иди, готовь ванночки, наливай воду, включай красный фонарик, а я пока допишу письмо…
И Алеша моментально скисает: ему вовсе не хочется сейчас что-то делать одному. Он надеется на то, что будет вместе с папой что-то делать, неважно что, а важно, что вместе.
Я чувствую, что у него как-то неуютно на сердце от папиных слов, предлагаю ему умыться, а потом уж браться за фотографию. Я даже помогаю ему умываться, а потом говорю:
— Ну, теперь иди делай, что папа тебе говорил. Что там надо делать? Он без особого энтузиазма идет в мастерскую и начинает там что-то передвигать, переставлять. Через некоторое время он тянет:
— Па-а-п! А я не знаю, как включать.
— А ты подумай,— отвечает отец, занятый письмом.
— А я не зна-а-ю…— снова тянет Алеша. Ему так хочется, чтобы папа был рядом. Он начинает похныкивать и снова тянет:
— Не зна-а-ю…
Переговоры «мастерской с комнатой» идут минуты две. Наконец отец сердится:
— Не знаешь, как включать,— ставь ванночки и наливай воду.
— А мне без тебя не хо-очется,— искренне сознается Алеша.
— Не хочется — тогда иди спать! — резко бросает Борис.
Алешка изо всех сил старается удержаться от рева: он знает, что тогда разговор с ним будет совсем короток. Но папа не замечает его старания. Я не выдерживаю:
— Боря, да пойди и помоги ему. Но папа недоволен:
— Он вполне может справиться сам.
— Ты не прав,— начинаю нервничать и сердиться я,— он просто хочет спать, как же этого не учитывать?
Наконец папа сжалился над нами, пошел к Алеше в мастерскую, и вот я уже слышу счастливо-нервный смех Алеши. Он говорит с дрожинкой в голосе, но уже успокаивается — папа с ним рядом.
Проходит минут пятнадцать. Из мастерской доносится до меня бодрый разговор моих мужчин, обсуждающих какие-то детали фотографирования,— обычный разговор, деловой и хороший.
А вот мой младший «фотограф» появляется передо мной и говорит, привалившись к моим коленям:
— Мам, прочти мне что-нибудь…— и тычется потяжелевшей головой мне в колени. Мы идет с ним на террасу, Алеша охотно растягивается на постели, говорит мне тихонько:
— Спой мне песенку…— и засыпает почти сразу вслед за этим, засыпает, умиротворенный глубоким и, кажется, спокойным сном.
Да, все-таки наш «большуха» еще совсем малыш и нужна ему ласка и сердечность, как цветку солнышко. Без этого вянет в нем что-то хорошее, отзывчивое, рождается озлобленность, обида.
А как думает папа?»
Прочитав это, Борис написал:
«03.06.1964 г. Он думает немного иначе.
Во-первых, Алеше уже 5 лет — требования к нему должны быть выше, чем к Антону и Оле. Он хочет спать, но ложиться без папы и мамы ему не нравится. Он согласен помогать печатать фотографии, но надо бороться со сном, надо взять себя в руки, надо что-то сделать одному, хотя этого и не хочется. Эта борьба с самим собой есть развитие, есть укрепление воли, и если немедленно приходить в таких случаях на помощь, то развития происходить не будет.
Во-вторых, папе надо закончить свое дело (начатое письмо), ему не хочется бросать его, не дописав десяток строк. Почему Алеша не должен знать, что у папы есть важная работа, которую он не может бросить сразу же, как только Алеша его позовет?
— Что, ты не можешь бросить писать и подойти к Алеше, когда он зовет тебя? — спрашивает мама.
— Я могу бросить писать в любой момент, но я не могу понять, почему Алешино желание должно быть важнее, чем моя работа?»
Думаю, что мужчины, прочитав эти странички, будут на стороне отца, а матери, конечно, пожалеют малыша и подумают про отца: бессердечный. Так уж мы, видно, устроены — неодинаково видеть.
Как же по-разному воспринимают и оценивают одну и ту же ситуацию мать и отец! И самое удивительное: оба правы. Это сейчас для меня ничего удивительного в этом нет, а тогда мне, воспитанной и в семье, и в школе на безусловном уважении к «единству требований», такой разнобой в подходе к одному и тому же событию казался чуть ли не преступлением. Я горячилась, настаивала на своем и, естественно, только усиливала сопротивление отца, не желающего идти на компромисс в том, что он считал принципиально важным. Мы долго не могли понять, что вовсе не противоречим друг другу, что без всякого компромисса мы можем быть правы одновременно оба.
Ну вот хотя бы в описанном случае я как мать лучше, тоньше почувствовала сиюминутное состояние сына, видела, что все силенки у него уходят на преодоление сна, на большее их уже не хватает, ему надо пойти навстречу хотя бы потому, что он тянется к отцу. Нельзя отталкивать, ожесточать его: сейчас это опасно! Отец же, занятый своим делом, не вникает во все эти тонкости, да просто и не видит сына. Он не склонен потакать ему в слабости и справедливо считает, что малыш в пять лет уже должен брать себя в руки, уметь Преодолеть себя… Так кто же кому тут должен был уступить? А никто никому. Нужно было другое: мне — понять намерения отца, помочь сыну выполнить его требования, а отцу — прислушаться ко мне, поверив в мое материнское чутье. Мы, хоть и не сразу, интуитивно так и сделали, и все обошлось благополучно.
Вот так и осознавалось то, что разница между нами не мешать нам должна, а помогать. Мы же уравновешивали друг друга, не позволяли никому из нас впасть в крайность: отцу — в жесткую заданность, а матери — в потакание малейшим прихотям своего ребенка."
То есть функция и психическая расположенность матери в том, чтобы чувствовать своего ребенка, давать ему любовь, тепло, ласку. Именно от матери ребенок учится чувствовать, дарить и принимать любовь, через нее он знакомится с эмоциями. Отец в силу своей психической расположенности развивает в ребенке волю, учит его владеть собой, видеть границы. Именно отец устанавливает правила. Веды говорят, что только отец может наказывать ребенка, у него есть это право, а мать этого делать не должна. Если ребенок нашкодничал, нужно не самой вершить расправу, а рассказать отцу и он примет решение, что делать. Я думаю, что это еще важно и потому, что наказывать ребенка нужно не сгоряча, когда уже нервы не выдерживают (тогда это наказание из-за бессилия родителя), а четко понимая что ты делаешь и зачем. Важно, также, чтоби и ребенок это понимал. И еще очень важна последовательность в запретах и реакциях родителей, иначе у ребенка полная каша в голове и слушаться от этого он будет еще меньше.
3. Воспитание мальчиков и девочек, ведение хозяйства
С детства у меня осталось о себе нелестное мнение - я плохая хозяйка! Каким-то образом это запечатлелось в моей голове. Наверное, маме хотелось, чтобы я помогала ей больше и чтобы каким-то образом заставить меня это делать, она воздействовала на мою совесть. В итоге - чувство вины, которое нет-нет, да и вылезает. Хотя реальности уже не соответствует. Когда я стала жить отдельно от мамы, вести хозяйство я научилась. Более того, выбрала мужа, который тоже очень самостоятельный и рубашки, например, свои гладит сам. Да, я не гоняюсь за каждой пылинкой и домашний быт не стал для меня приоритеным, но все что нужно я делаю и даже получаю от этого удовольствие. Кстати, говоря, и без этого в наше время можно прожить - есть замечательные помощницы по хозяйству. В нашем общесте есть стереотип, что мать должна приучить дочь к хозяйству сызмальства, иначе ей потом в жизни будет очень трудно. И вот матери тратят свои нервы (и нервы дочери, а также вселяют в нее чувство вины ), чтобы этому стереотипу соответствовать. Как показывает практика, если человеку будет нужно он научится всему. И еще: всему свое время.
Лена приводит в совей книге рассказ одной женщины, который подтверждает мои мысли:
"— А знаете, стыдно признаться, но я до замужества не только никаких домашних обязанностей не знала, но даже и постель за мной мама убирала —до 23 лет.
— Вы на себя наговариваете,— не поверила я.
— В самом деле, всему пришлось заново обучаться. Но очень захочешь — научишься. Дело в том, что это мое неумение помогло мне в семейной жизни. Сейчас я все объясню.
У меня в детстве были две подружки, которых матери еще до школы приучали к хозяйству. Дома у них все блестело, и дочери умели буквально все и очень этим передо мной гордились, а их матери втихомолку осуждали мою маму: тяжело, мол, дочери, в жизни будет. Представьте себе, получилось наоборот. Все мы уже, конечно, работаем, замуж вышли, дети у всех. Иногда встречаемся. И вот слышу жалобы от них: ничего не успевают — ни в кино, ни в театр, даже книгу почитать, и то только перед сном что-нибудь легонькое. Все время отнимает работа да хозяйство — даже с детьми поговорить некогда.
Странно, думаю, а я успеваю, даже мужу помогаю, когда надо, и на сына у меня время находится. Как это? Самой даже любопытно стало. Потом разобралась: да ведь они этим своим хозяйством были совершенно закабалены! Въелась в них с детства привычка к идеальной чистоте, к изысканному столу, ко всем этим чайным церемониям, семейным ритуалам. Если что-то не так, мелочь какая-нибудь: брошенная не на месте книга, не вытертая сегодня пыль, даже хлеб, нарезанный не так,— настроение портится. Это раздражает, выводит из себя. И вот постоянно только чистят, моют, скоблят, варят, жарят без передышки. По-моему, и домашним их это в тягость — как в музее живут: до всего дотронуться страшно. Уж они теперь и сами понимают, что глупо в конце концов так тратить жизнь, но не могут, понимаете, не могут остановиться — в привычку вошло. У меня просто: есть время — стираю, убираю, даже пироги пеку. Если же какое-то дело поважней есть, все хозяйство в сторону и никаких угрызений совести и переживаний. Освобожусь — сделаю. А нет — никто не осудит: не бездельничаю же я. И нам всем легко в семье. Бывает, конечно, и недовольство: того нет на месте, этого никак не найдешь в самый нужный момент. Поворчишь-поворчишь, да и дело с концом. Или объявляем «всесемейный розыск» и находим…"
Веды говорят о том же. Девочку нужно воспитывать не так, как мальчика. В детстве она должна быть маленькой принцессой, жить в неге и любви. Как говорит один из лекторов по ведам, Руслан Нарушевич:"Вы рожаете дочку не для того, чтобы мыть ей посуду" :) Только так она научится любить и принимать любовь. А это очень важно. Как много у нас сейчас эмансипированных женщин, которые не умеют принимать любовь и заботу - "Я ведь и сама все могу!" А потом удивляются и обижаются, что никто не рвется им помогать. Но что важно воспитывать в девочке - это уважение и служение своему отцу. Служение в бытовых вещах - позаботится о нем как женщина - погреть суп, принести газету - это развивает в ней уважение и умение заботится о будущем муже. Если девочка проявляет интерес к хозяйственным делам - готовке, например - помогать и поощрять, но не заставлять! И всегда замечать и благодарить, если ребенок вам в чем-то помог. Это касается и мальчиков тоже.
Про воспитание матерью мальчика вот что хочу сказать: мальчик должен с младых ногтей защищать мать и заботится о ней, потому что он мужчина, а она женщина. Но для этого мама должна уметь быть рядом с ним не только матерью (которая убирает, защищает и успокаивает), но и Женщиной, которая с удовольствием принимает эту заботу маленького Мужчины. А еще восхищается им и поддерживает его в начинаниях (а не "бьет по рукам"). В общем практически то, что она должна проявлять и к своему мужу. Ведь хочется помогать тому, кто с благодарностью эту защиту принимает, кто ценит то, что для него делается.
4. Мама - не стирка, уборка, глажка и т.д. Мама - это любовь!
Как часто матери считают, что для того, чтобы им в жизни реализоваться, им нужно заниматься чем-то помимо семьи. Наверное это так, но не лишает ли такой подход женщину возможности реализоваться в семье. Ведь вовне уходят часто не потому что дома занятся нечем, все налажено и работает само, не когда женщина уже реализовалась дома, а вместо. Получается, что мамина "Душа" в этот момент где-то в другом месте. Обычно это работа, которая ставится на первое место (и в нашем обществе это считается нормально). Все остальное - потом. Причем, очень часто роли распределяются так: Работа, Хозяйство, Дети, Муж. В итоге женщина либо разрывается между всеми этими областями (и постоянно ощущает, что ничего не успевает), либо выбирает приоритетное направление, остальное делая постольку поскольку. А как правильно с моей точки зрения? Муж, Дети, Хозяйство, Работа - т.е с точностью наоборот! Семья держится на отношениях мужа и жены, поэтому первое, что жена должна сохранить - это любовь и уважение друг к другу, важно не стать "чужими людьми, проживающими на одной территории". Детям нужен в первую очередь эмоциональный контакт с мамой, ее тепло, а потом уже еда, новое платье и т.д. Если этот момент упустить, то потом ребенок уже и не будет просить любви, а будет просить то самое новое платье или машинку. А вот теперь можно и хозяйством занятся, но только после, а не вместо контактов со своими близкими. А Работа в оставшееся время. Вот так правильно, но насколько выполнимо для вас?
Раньше сдавали детей в ясли с 3-4 месяцев и выходили на работу, сейчас сидят до 3-х лет, но потом "сдают" в детский сад (иногда и раньше) "учиться самостоятельности". Самое интересное, что не всегда выходят на работу из-за крайней нужды (денег, которые зарабатывает муж не хватает на жизнь), очень часто для того, чтобы развеятся, переключится от роли матери, жены и хозяйки. Переключение - вещь хорошая и она, несомненно нужна, но часто бывает так, что у женщины меняются приоритеты, выставляя работу на первое место (даже, если она работает на обычной работе и "звезд с неба не хватает"). И тогда после работы сил хватает только на домашние дела и поверхностное общение. И дети растут предоставленные сами себе с эмоциональном плане (даже если они обстираны и накормлены). Я помню, как девочкой ждала маму с работы - стояла у окна и считала минуты. И сколько было счастья, когда из очередного автобуса выходила мама, поднимала голову и махала мне рукой. И еще я помню, как мечтала, чтобы мама посидела с нами дома. Как хочется малышу дать материнской любви, тепла, надежности. Но как совместить это со своей жизнью? Поставить в приоритет эмоциональный контакт с ребенком. И приходя с работы заниматься не уборкой, а сесть и поговорить с ним, поделать какие-то дела вместе, ощутить близость. А потом еще и выкроить время на мужа и с ним тоже войти в близкий контакт, тоже почувствовать друг друга, подарить частичку тепла и любви. Важно, чтобы Душа женщины была дома с ее близкими.
Какой должна быть реакция родителя на проступок ребенка: Не реагировать сгоряча, выждать немного, обдумать что произошло самому, а потом сесть и обсудить эту ситуацию. Выслушать его и высказать свою точку зрения. Решить, как действовать в будущем.
Снова о естественности родителей перед ребенком: Б. Шоу: «Правильное воспитание детей в том, чтобы дети видели своих родителей такими, каковы они в действительности»
Пример про то, как можно взаимодействовать с ребенком, когда он начинает различать "твое-мое", может жадничать и отстаивать свои права. Оказывается, с ним нужно просто считаться как со взрослым и спрашивать его разрешения, заходя на его "территорию".
"Анюте 2 года 8 месяцев, и она начала утверждать свое «я» (раньше мы бы сказали «капризничать»).
Надела Оля ее кофточку без спроса—плач, неудержимый и горький.
Попробовали из ее тарелки ложку каши без разрешения — то же самое.
В общем теперь я замечаю (ведь подобное было раньше и с другими ребятами): капризы, рев, крик бывают, когда действительность противоречит представлениям о ней малыша. Как правило, криком человек хочет восстановить справедливость. И если чуть предвидеть это, можно предотвратить капризы.
— Можно взять твой карандаш, Анночка? — Анка смотрит, сдвинув бровки, будто используя свое право разрешить или не разрешить, и соглашается важно и ласково: «Дя». И хорошо, что она не выносит бесцеремонности, приказного тона."
Уважение и еще раз уважение даже к такому маленькому карапузу. Тогда и капризов будет меньше.
А вот этот пример меня очень тронул и вместе с этим огорчил:
"Горжусь: сегодня Алеша сам, без мамы, ходил сдавать кровь на анализ (ему 4 года 9 месяцев).
Конечно, до больницы мы шли вместе и в очереди стояли вместе. По дороге я рассказывала, как берут из пальчика кровь.
— А это больно? — тревожится Алеша.
— Немножко, но ты же видел, как папа уколол иглой себе кожу. И даже не поморщился.
Алеша как-то сосредоточился в себе, словно подготавливался к трудному. Одна девочка лет семи пошла в кабинет без бабушки, одна.
— Ого, храбрая девочка,— говорю я,— а ты так не сможешь, наверное… Да? Алеша молча прижался ко мне: нет, чувствовалось, он не решится на это, но ему хотелось расхрабриться.
— А папа был бы рад…
И мой Алешик стал «расхрабряться». Он стоял около меня, и сердечко его билось у меня под ладонью тревожно-тревожно: трудная работа совершалась в человеке—он преодолевал свой страх!
Подходит наша очередь. Я говорю:
— Ну, пойдем раздеваться, мне тоже надо снять пальто, а то в кабинет нельзя в пальто входить,— и начинаю расстегивать пуговицы.
— Мам,— вдруг хрипловатым голосом говорит Алеша,— не надо тебе снимать пальто, я один пойду.
— Да ну? — искренне удивилась я.— Неужели не побоишься?
Мы подошли к двери лаборатории, высокой белой двери, за которой происходит что-то непонятное, таинственное, даже для меня страшноватое. Ну, думаю, испугается, не выдержит Алеша. И берусь за ручку двери сама.
— Не надо, мам, я сам,— как-то серьезно, отчужденно говорит Алеша, он весь сосредоточен на том, что сейчас будет с ним, и даже движением плеч как бы снимает руку мою с себя. Сжал бумажку (направление) в руке, посмотрел на меня и, открыв тяжелую дверь, мгновение помедлив, шагнул вперед.
— Да что же вы его одного-то отправили? — спрашивает женщина из очереди.
— Он сам захотел,— отвечаю я. Стою у двери и у самой от волнения муторно на душе. Жду: вот-вот рев послышится. Проходит минута, другая… Наконец выходит совершенно спокойный Алеша и улыбается вдруг, как солнышко. Пальчик у него в ватке. Я подхватываю его на руки так неловко, что ватка с пальчика сваливается. Мы оба очень рады. Меня распирает от гордости и радости за сынишку. Когда мы начинаем одеваться, Алеша вдруг всхлипывает.
— Что ты?
— Пальчику немножко больно,— улыбается Алеша сквозь слезы, и ротишко его немного кривится.
— Теперь уж все, скоро пройдет, это ерунда,— успокаиваю я его,-—ты молодчина, самое трудное уже перенес.— И мы отправляемся в детскую консультацию: показывать реакцию Пирке на Алешиной ручке. А там говорят, что пора делать Алеше прививку против оспы и укол против дифтерии. Врач предложила сегодня сделать прививку против оспы.
— Это пустяки — царапинка,— небрежно говорю я, но чувствую, что Алешик натягивается, как струнка.
Мы входим в процедурный кабинет. Вдруг неожиданно решают сделать Алеше укол от дифтерии. Я не решаюсь возражать — растерялась от неожиданности. Алеша смотрит молча за всеми приготовлениями, но когда я начинаю поднимать ему рубашку, вдруг срывается.
— Это больно! Не хочу!—Приходится держать его изо всех сил. Он вырывается и исступленно кричит: — Не буду — бо-о-оль-но!—После укола он всхлипывает долго: обижен и на нас, и на себя, и на то, что было больно.
Но главная обида — обманули и держали силой.
Конечно, надо было бы перенести прививку на другой день и не допустить обмана.
Тогда я не осмелилась на это. Жаль."
Как важно уметь слушать своего малыша и считаться с ним. У меня сердце ёкает - жалко мальчишку. Он проявил мужество, поборол свой страх (уже натерпелся за сегодня), а тут еще одно испытание. На него его маленьких силенок уже не хватает, а мама его "не слышит" идет на поводу у медсестры и делает ему этот укол. А такая обида и "предательство" со стороны мамы может запомнится на долго. Но как же сложно без должной тренировки слушать своего малыша, анализировать ситуацию и чувствовать его состояние. А потом еще и принять решение, учитывая интересы и состояние всех. А ведь еще существует давление других взрослых. Получается, что мама не смогла, не осмелилась противостоять врачу и медсестре (чужим, в общем-то людям), и пошла против своего сына. А вот так задать себе вопрос: а действительно ли то, что мне предлагают другие, будет хорошо для меня (и для моего ребенка)?
А вот еще шикарный пример того, как реагировать на слезы:
"Сегодня я пришла с работы, вхожу в комнату: стоит высокий стул у турников и Тинь (2 года 8 месяцев) на турнике. Я убираю стул с дороги, а мой Тинек как расплачется! Горько, неутешно, с крупнющими слезами — и сказать даже ничего не может. Оказывается, он с большим трудом этот стул сюда поставил, затем влез на турник, а потом хотел на него же и слезть, а я его убрала!
Ему еще не хватает слов для выражения своих чувств (их и у взрослого не хватает) — и вот плач.
«Как реагировать на плач?» — размышляю я (в который раз!).
Наказывать — преступно, потому что несправедливо.
Не обращать внимания очень обидно для малыша: у него неприятность, даже горе свое.
Отвлекать, как это делают (и успешно!) бабушки, тоже, по-моему, выход, удобный для взрослых, но вредный для малышей, так как не позволяет маленькому человеку самому как-то преодолеть в себе эту неприятность, пережить ее в себе, осмыслить ее по-своему.
Пожалеть («Ах ты, бедненький мой, ну иди ко мне на ручки!») и свалить вину на кого-нибудь («Ах эта мама, убрала Тинин стул, нехорошая такая!»)? Это несправедливо.
Утешать и задабривать («Ну, перестань, перестань! Ну что тебе хочется, хочешь конфетку? Хочешь книжку почитаю?») — значит потакать плачу, своеобразно одобрять плач — не годится! Но ка к же быть? Как выразить неприязнь к реву, но сочувствие и готовность понять и помочь малышу?
Видимо, именно так и лучше всего: неприязнь к плачу как к способу выражения чувств, но в высшей степени уважение к самим чувствам (тут тоже зависит от конкретной ситуации). Это я осмыслила и записала потом. А тогда я сказала горько плачущему Ти-нюшке:
— Тинек, ну совершенно не понимаю, зачем плакать,— говорю с досадой, с той, которую сама чувствую.— Ты хоть скажи, в чем дело, разберемся.
Тинек, всхлипывая, объясняет, из-за чего он плакал. Я стараюсь изо всех сил понять, что он хочет сказать, и вскоре становится ясно.
— А-а,— говорю я,— чего ж кричать? Я-то думала, что этот стул стоит на дороге и только мешает, а он, оказывается, тебе нужен.
— Нужен,— всхлипывает Тинек.
Я водружаю стул на место, и Тинек, удовлетворенный, слезает на него с турника: справедливость восстановлена.
Я, конечно, была довольна, что нашла хорошее решение да еще тут же. по свежим следам, успела подумать, осмыслить происшедшее. Если бы всегда так! В суете это часто не удается сделать. Однако, кроме нашей вечной занятости, есть еще причина плохой «успеваемости» родителей: мы следуем своим намерениям, а детей не слышим."
Мама перебрала варианты реагирования и выбрала правильный - уважение к чувствам и выяснение причины. Я бы еще попросила прощения за то, что убрала нужный ему стул.
Пример про то, как можно помочь ребенку проявлять свою агрессию безобидно для окружающих:
"Вот уже с полгода мы играем с Любашей (3 года) в «крокодила Гену. Трудно вспомнить, с чего это началось. (Потом это повторялось много раз.) Кажется, это было так.
Люба на что-то разобиделась за столом, влезла на свой стул с ногами, повернулась к нам спиной и, уткнувшись в колени лицом, начала уже поревывать, пока еще негромко. Папа сказал:
— Или прекращай реветь, или я тебя высажу! А я говорю вдруг:
— Папа, это не Люба, это кто-то другой. У нас Люба не такая. Это какой-то… кроко!
Любашка заинтересованно прислушивалась, а потом, прикрыв глаза тыльной стороной ручонок, шевеля при этом растопыренными пальчиками, вдруг заявила низким голосом:
— Я злой крокодил, я вас съем!
Мы все, конечно, «задрожали» от страха и стали громко звать Любу, чтобы она справилась со злым крокодилом.
Через минутку Любаша сообщила, что она уже добрый крокодил Гена, который «скоро превратится в Любу».
Позже игра проходила в разных вариантах: с исчезновением «крокодила» под стол и «внезапным» появлением Любы; с постепенным превращением крокодила в Любу: она потихоньку открывает ладошками лицо, освобождая глазки (мы радостно восклицаем: «Ой, глазки уже Любины!»), носик («Ой, носик уже Любин!»).
Когда Люба превращается в «злого крокодила», то мы все должны «дрожать от страха». Если мы забываем это делать, то Любашка напоминает с неудовольствием:
— Ну что же вы не дрожите? Дрожите! (Надо же выполнять правила игры!) Так можно очень быстро успокоить Любочку, снять очередной конфликт."
Процесс проявления негативной стороны характера управляем и родителями и что важнее самим ребенком, можно выпускать агрессию и не чувствовать потом вины и ощущения "я плохой". Очень хороший инструмент.
Про наказания:
"Мы убедились и убеждаемся, что как бы ни был наказан ребенок, что бы он ни сделал, он должен чувствовать в нас, родных, самых близких людей — нельзя отталкивать ребенка в трудный для него момент. Можно огорчиться, рассердиться, наказать, но ребенок должен чувствовать, что это тяжело и для родителей, огорчает их, но мама и папа все равно любят его".
Как же важно научиться так наказывать своего ребенка, чтобы разделять поступки и личность маленького человечка, ни в коем случае не задевая второе. И не манипулировать своей любовью в надежде добиться послушания.
Ругать или не ругать?
"Дочь изрезала носовой платок, выкраивая кукле платье. И выкроила, и сама сшила — первый раз в жизни!
— Почему не спросила? — возмущается мать.— Хорошую вещь испортила.
— Я не испортила, я сши-и-ла,— обижается, заливаясь слезами, девочка.
И правильно обижается: испорченный платок действительно мелочь по сравнению с тем важным, что произошло. У человека впервые получилось трудное дело — это же радость необычайная! А изрезанный платок — дело житейское. Так сказал бы умница «Карлсон, который живет на крыше». Он не силен в педагогической теории и поэтому доподлинно знает, что разломанная («А что там внутри?») дорогая игрушка — чепуха по сравнению с восторгом открытия.
Но если никакого открытия нет, а есть капризное, агрессивное «А я хочу-у-у» и — оторванная у куклы нога («Кукла-то дешевая»), или разрисованная книга («Она и так растрепана»), или сорванный с молодой веточки листок («Вон их сколько!») — пустяк, одним словом, что тогда? Внимание: так проявляется своенравие! А это далеко не мелочь. Главное — не ошибиться в оценке. "
"«А не лучше ли не наказывать, а просто огорчиться, расстроиться— просто не скрывать своего огорчения, и не хвалить, а порадоваться за ребенка, порадоваться его радости?»
«А какая разница?»—спрашивают меня, и я долго и путано пытаюсь объяснить то, что бабушке Наташе ясно без слов, а мне пришлось постигать сначала умом, а потом уж сердцем. Говорю я примерно так.
Разница здесь огромная. Одно сближает людей, другое разъединяет. Давайте вникнем. Осудить (наказать) или одобрить (похвалить) может лишь судья, стоящий над тем, кого он судит. У него должно быть для этого право старшинства, или силы, или мудрости, или ответственности — и это право отчуждает его от людей. В любом суде это необходимо, ибо настроения, пристрастия, даже чувства ненависти и любви там не должны иметь никакого влияния на решение судьи. Только тогда суд и может быть справедлив. Нам, родителям или учителям, когда мы караем и милуем, осуществляя функции судьи, редко удается быть справедливыми вполне; и мы отталкиваем от себя детей, и вызываем, стимулируем в них главным образом отрицательные эмоции, а потом и качества характера. Наказания почти всегда порождают озлобленность, обиду, страх, мстительность, притворство. А у остальных, «свидетелей»,— чувство облегчения («Не я!»), даже злорадство, желание жаловаться, ябедничать, доносить — целый мешок этих мерзостей, с которыми так трудно бороться.
Не лучше и с похвалами. Мы знаем, какому остракизму подвергаются «примерные» дети в школе. Взрослые их хвалят, награждают, в пример ставят, а дети их нередко дразнят, терпеть не могут. Закономерно! Похвала, награда у награжденного почти неизбежно порождает не просто гордость, а тщеславие, желание блеснуть, чувство превосходства, даже презрения к окружающим. А те, в свою очередь, маются от чувства соперничества («Почему не я?»), зависти, выискивают возможность выклянчить эту похвалу или какую-то награду. Лесть, подхалимаж, подсиживание в борьбе за «призовое место» — явления нередкие даже в начальных классах.
И совсем не то получается, если нами руководят чувства сопереживания: радости (до восхищения) и огорчения (до отчаяния), которые может выразить любой человек, находящийся рядом. Конечно, и здесь нужна оценка (чему радуешься, из-за чего огорчаешься — это зависит от твоих нравственных качеств), но при этом происходит сближение людей, их взаимопонимание. Каждый может проверить это на себе. Если за тебя радуется кто-то, ты приобретаешь уверенность в себе, чувство достоинства, готов «горы свернуть». В то же время испытываешь высокое чувство благодарности и признательности к тому, кто искренне рад твоей радости. И тот становится тоже щедрей сердцем, доброжелательней, великодушней."
Да, вот и тут очень применимо правило - не реагировать сразу. Сначала подумать самому и проанализировать ситуацию (и подостыть:)), а потом уже выдаватьсвою реакцию. Всем известно, что крики и нотации не работают, а со временем пропускаются мимо ушей, но мы раз за разом (даже во взрослой своей жизни - по привычке) наступаем на одни и те же грабли.
Быть "вместе с", а не "над" своим ребенком - очень ценное умение. Думаю, что оценка родителя тоже важна для малыша - но именно тогда, когда он сам ее ждет или просит. Оценка позволяет сформироваться понятием плохо-хорошо, например, т.е. нравственности. Но чрезмерности оценки чреваты тем, что ребенок будет оценивать себя через призму оценок взрослых. Во взрослой жизни это выливается в излишнюю зависимость от мнения окружающих, неуверенность в себе.
В целом, для мам: жить в большей степени сердцем, а не умом, не бояться идти на поводу у своих чувств, а прислушиваться к ним. Некоторые мамы боятся "распустить", избаловать ребенка и недодают ему тепла и любви.
