Донна Тартт. Щегол.

Искусство нам дано, чтобы не умереть от истины.

Ницше

Люблю толстые книги объёмные произведения! Маленькие книжицы вечно разочаровывают: коли они оказываются хороши, так не успеваешь насладиться, напитаться ими, последняя страница переворачивается слишком быстро, и остаёшься так и не удовлетворённой партнёршей неопытного юноши (ну или слишком пылкого))). А уж коли плохи - так тут и вовсе ощущаешь себя жертвой лифтового изнасилования. То ли дело объёмный томик: начиная с момента его обретения, когда впервые он ложится в ладони весомым таким обещанием наслаждения, долгого и полного, и заканчивая беглым пробеганием редакторов, художников и прочих благодетелей, которые обретают частичку моей благодарности за долгое настоящее путешествие по миру писателя, а зачастую и по моему собственному. А как меняется сама книга за дни, недели или даже месяцы нашего с ней соития! Как меняется её запах, звук, какими родными становятся герои, места и события. Как меняюсь и я.

Давно не читывала я романов, да ещё таких полных, живых, честных, настоящих и ... современных) Проблема у меня с современной литературой - не очаровывает она меня, не уносит. Развлекает, информирует, временами воспитывает даже, но не встраивается в душу. Этот (в целом) стал исключением.

Вот лучшая цитата: "Мы не можем выбирать, чего нам хочется, а чего нет, вот она - неприглядная, тоскливая правда. Иногда мы хотим того, чего хотим, зная даже, что это-то нас и прикончит. (...) И как бы ни хотел я верить в то, что за иллюзиями кроется истина, я в конце концов понял, что за иллюзиями никакой истины нет. Потому что между «реальностью» с одной стороны и точкой, в которой реальность и разум сходятся, существует некая промежуточная зона, переливчатый край, где оживает красота, где две совершенно разные поверхности сливаются, отлавливаются и дарят нам то, чего не может нам дать жизнь: в этом самом пространстве и существует все искусство, все волшебство. И - готов поспорить, что и вся любовь. (...) Потому я и написал всё именно так, как написал. Потому что, только ступив в эту промежуточную зону, в полихромный просвет между правдой и неправдой, можно было вытерпеть этот мир и написать эти страницы."