Анна Коэн – "Пирог с крапивой и золой"

В самом начале XX века в Польше начало свою работу закрытое учебное
заведение для девушек. В него принимали малышек лет 11-12, а выпускали
взрослых молодых особ. В пансионе бытовали довольно суровые правила:
воспитанниц неусыпно контролировали, дабы не допустить их духовного
падения, обучали не только наукам, но и бытовым навыкам (например,
девочки стирали для себя сами, сами чистили камины да и наказывали их
зачастую физическим трудом). Со стороны такая система выглядела -
особенно для родителей - весьма заманчивой, по сути же, в девочках
пытались подавить всякую индивидуальность, что толкало их на
подростковый бунт, проявляющийся ввиду специфики заведения также весьма
своеобразно.

Наши героини - не самые младшие, но и не из старших - решают объявить
себя ведьмами и начинают втихую практиковать вызов духов и прочие
оккультные практики. Сперва это кажется захватывающей, пусть и
жутковатой игрой, но однажды в их тесный кружок из шести девчат словно
бы действительно входит седьмая, которую именуют Крапивой. Корми ее - и
она поможет, поддержит, выполнит желание или … отомстит. Корми ее - вот
только ест она не только простую пищу.

А потом в маленькой, оторванной от цивилизации школе происходит
трагедия, и одну из воспитанниц находят мертвой, причем состояние тела
явно дает понять, что здесь нечистое, темное, ведьминское дело. Хотя
более практичные умы видят в произошедшем руку секты, маньяка или
сумасшедшего.

Почти до самого конца неясно, есть в истории мистика или нет, более
того, неясно, какой перед нами жанр. История девушек, запертых в
своеобразном мирке (отчасти в духе «Деревянных четок» Роллечек, пусть
акцент здесь и на другом - на психологии, а не социологии, если говорить
упрощенно), история взросления и сложных личных взаимоотношений
становится, то наивной страшилкой, то почти полноценной историей ужасов,
то рациональным детективом.

Переплетаются пласты повествования: читателю покажут два личных
дневника, разделенных несколькими годами, продемонстрируют линейный ход
истории от лица основной рассказчицы, все время бывшей в гуще событий,
и, наконец, будет еще один рассказчик, неизвестный и неназванный,
эпизодически оказывающийся в ключевое время в ключевых событийных точках
- он кажется недобрым кукловодом и специально прячется в тенях.

Читателя ведут не только сквозь пространство и точки зрения - его ведут
сквозь само время, ведут нелинейно, что тем более интригует.

… а в пансионе длина стен изнутри не всегда соответствует той, что
снаружи, под старыми обоями скрывается страшная черная дверь, в которую
однажды ночью войдет одна из девочек (войдет одна из девочек, а вот кто
или что из нее выйдет, ибо вошедшая странно и жутковато изменится) и,
постучав в стену, за которой запертая на ночь совершенно точно пустая
душевая, одинокая, отвергнутая своими товарками девчонка может вдруг
услышать ответный стук. А вот теперь убедите себя, что история логична,
что годами происходящее в школе всего лишь плод воображения чрезмерно
впечатлительных воспитанниц и что, взывая к духам, девочки не призвали
случайно… нечто, что теперь охотится на них.

Вы уверены, что здесь нет мистики? Вы уверены, что она здесь есть? Что
некто (или нечто) не наблюдает за вами прямо сейчас? Что, стукни вы в
глухую стену, не получите ответ? Вы уверены, что это не игра
воспаленного разума?

По эмоциональному воздействию и впечатлению от финала книга вызвала у
меня единственную, но зато неимоверно четкую ассоциацию с «Безмолвным
пациентом» Алекса Михаэлидеса.