«Корабли должны уходить»

«Семечка» - это рассказ, который должен уложиться в 500 слов и сохранить осмысленность. Предлагаю вашему вниманию «семечку» ровно в 500 слов, написанную по иллюстрации.

В квартирке Брук голые дощатые полы, перечёркнутые горячими солнечными полосами. Продавленная тахта небрежно прикрыта клетчатым пледом, и везде - на полу, на тахте, на колченогом столике - пластинки и листы нотной бумаги. В углу футляр со скрипкой, на подоконник водружен древний проигрыватель.
- Рухлядь! - насмехается Арчи.
- Раритет, - непреклонно поправляет Брук и нежно протирает бабушкино наследство мягкой тряпочкой.
Сейчас пойманная Арчи на пороге Брук сидит на полу, в луже солнечного света, в кроссовках, в короткой куртейке, которые делают её, мелкую, рыжую, стриженую ещё больше похожей на мальчишку. Брук сидит на полу и пытается осознать, что вот эта точка в географическом атласе, куда твердо упирается палец Арчи, Арчи у неё и заберёт. Проклятая точка находится то ли в Катманду, то ли в Сингапуре - Брук вообще не сильна в географии. Собственно, сильна она только в одном - в умении воплощать заключенную в скрипке музыку, но музыки мало, чтобы удержать Арчи.
- ...повезло неимоверно, им очень нужен судовой врач, они завтра же в ночь отплывают и готовы взять меня почти без опыта. Океан, Брук, океан и новые земли, и приключения, и каждый день новое небо. Давай сегодня вечером сходим в тот кабачок, Брук, отметим. У меня есть немного денег в счёт жалованья, на сосиски с пивом нам хватит. А потом я пришлю тебе открытку, Брук. Я буду присылать тебе открытки из всех портов. Я обязательно увижу их все! Ну чего ты как неживая?
Брук встряхивает отросшими кудряшками, выдавливает из себя улыбку и говорит, что это, конечно, очень хорошо, что Арчи получил место на «Голиафе». Только неожиданно, она-то думала, что после выпуска из медицинского он будет продолжать практику в клинике Линна ещё хотя бы несколько лет, наберется опыта и только потом махнет в кругосветку. На самом деле Брук коварно надеялась, что разговоры Арчи о странствиях и морях так разговорами и останутся. Где-то на донышке души даже скреблась тщательно задавливаемая мысль что однажды друг детства взглянет на нее и всё поймет о ней и о себе: где-то там смутно звучали свадебные колокола, и торжественная Брук в длинном и белом выходила из сумрачной часовни.
- Поцелуй меня, Арчи, - вдруг решается Брук и замирает от собственной смелости и от того, что сейчас, возможно, отнимает у парня мечту, меняет её на себя .
Арчи смеётся и жарко целует Брук в обе веснушчатые щёки, велит не реветь и убегает, напомнив про вечер, кабачок и проклятые сосиски.
Он замедляет шаги ещё на лестнице, останавливается у подъезда и долго слушает, как высоко, в мансарде, плачет скрипка. Где-то в порту дремлет в ожидании долгого пути старый «Голиаф», где-то ещё дальше лежат неведомые страны, полные неизведанного. На секунду у Арчи кружится голова, неодолимо тянет развернуться, подняться по скрипучей лестнице, толкнуть дверь и поцеловать Брук уже по-настоящему. Остаться среди нот и пластинок, ходить на службу, слушать музыку и пить кофе. Может, жениться. Брук будет очаровательно выглядеть в белом.
Скрипка смолкает, поднимается ветер. Арчи представляет «Голиаф» в величии поднятых парусов и решительно покидает проулок, направляясь в порт.

Вечером в кабачок, опасаясь смалодушничать и остаться на берегу, он не придёт. Путешествие «Голиафа» затянется на десять лет; Брук выйдет замуж через пять из них.