Пианистка!!!
Зарубежные фильмыЯ осталась в шоковом состоянии...Такого формата фильм я еще не видела...


Прежде чем заняться любовью, Эрика Кохут заставляет возлюбленного прочитать вслух письмо, которое она ему написала. "Если я буду умолять тебя затянуть ремни потуже, пожалуйста, сделай это. Потом засунь мне в рот чулок, так глубоко, чтобы я не могла издать ни звука. Потом сними с глаз повязку, сядь мне на лицо и ударь в живот так сильно, чтобы мой язык сам вошел тебе в задний проход". Возлюбленный, ищущий простого человеческого счастья, думает, что над ним издеваются, но для Эрики все очень серьезно: в свободное от преподавания музыки время она занимается самочленовредительством. И этим живет.
Фильм австрийца Михаэля Ханеке собрал рекордное число каннских призов (Гран-при жюри плюс награды за лучшие актерские работы Изабель Юппер и Бенуа Мажимелю) и скандализировал мировое общественное мнение, как в прошлом году "Танцующая в темноте". Хотя возле кинозала в Каннах дежурили две скорые, скандальность фильма не в том, что известная французская артистка засовывает себе во влагалище бритву и подносит к лицу салфетку со спермой, как будто это окропленный "Шанелью" шелк. И не в том, что это именуется любовью. И даже не в том, что показано это как само собой разумеющееся, без экивоков и монтажных склеек, выгодных для отвода глаз. А в том, что там, где кровь мешается с другими телесными жидкостями, Ханеке находит материал для высокой трагедии. Как всякая трагедия, она рождается из духа музыки (в данном случае - Шуберта, чтобы оценить всю беспросветность которого, совершенно необязательно знать, что у него тоже были сексуальные проблемы). Но как трагедия по-настоящему современная, она обращает свой взгляд не на общее, а на самое что ни на есть частное, на маргиналии и извращения, справедливо считая, что нормы больше вообще никакой нет.
Вообще-то, садомазохизм, если я правильно понимаю, это такая игра. Как всякая игра, он основан на взаимном согласии и знании правил. Мишель Фуко называл его "школой деликатности". Тут деликатности никакой. Не говоря уж об удовольствии. Садомазохизм для Ханеке - знак индивидуальности, которую каждый из нас вынужден проживать, хотим мы того или нет. Ханеке многократно снимает клавиатуру рояля сверху, так что она похожа не на источник прекрасного, а на клетку, в черных прутьях которой бессмысленно бьются две женские руки. Такие же клетки - мы сами, пожизненно приговоренные к самим себе. Какое взаимное соглашение! Мы все играем каждый по своим правилам, говорим на своих непонятных другим языках, любим неприемлемыми для других любовями, и выхода нет. Если старая трагедия происходила из ложного выбора, то современная трагедия в том, что никакого выбора нет.