Белая мышь

Дочитали мы сегодня с сыном книгу Алешковского "Черно-бурая лиса". И вот прям распирает поделиться кусочком книги. Добавлю один рассказик, а то просто разорвет на кусочки)))

Однажды днём, когда наши соседи пенсионеры Гопшинские ушли в кино, ко мне прибежал мой приятель Генка с двумя клюшками и шайбой.

- Давай потренируемся, - сказал он. - Такого коридора, как у вас, нигде больше нет. И линолеум точно лёд. А на дворе тает.

- Только поосторожней, - немного подумав, согласился я, потому что мне уже не раз попадало за игру в коридоре.

Сам я ни с кем из соседей нашей коммунальной квартиры не ссорился, Зато соседи ссорились из-за меня и подолгу не разговаривали друг с другом. При этом некоторые были за меня, а некоторые, в том числе и отец, против…

Генка скользил по линолеуму как на коньках, а я надел старое зимнее пальто отца, достал из чулана чьи-то огромные валенки и встал с клюшкой в «ворота» перед дверью Гопшинских.

- Тело твоё защищено, а лицо нет, - сказал Генка. - Вдруг я в нос тебе попаду или в глаз? Разговоров не оберёшься. Нужно маску какую-нибудь.

- Так она уже есть! - сказал я, побежал в комнату и достал из ящика с ёлочными игрушками старую маску льва.

- Вот и стой в воротах, как лев, - сказал Генка, крепко завязав тесёмки на моём затылке, и приготовился к броску.

Он от самой входной двери скользил по линолеуму, финтил клюшкой и делал броски не хуже Альметова. А я отбивал шайбу клюшкой и бросался под ноги Генке, как Коноваленко.

Потом мы носились как бешеные по коридору и боролись на полу. От стука клюшек я слегка оглох, и вышло так, что мы с Генкой одновременно ударили клюшками по ногам друг друга. Тут мы завопили в один голос от боли.

В этот момент щёлкнул замок, и в дверях показались Гопшинские.

Казимир Иванович и Марта Адамовна смотрели на нас, ничего не понимая и прикрыв ладонями рты.

Я заметил, что лампочка в коридоре горит тускло-тускло из-за поднятой нами пыли.

Генка быстро опомнился и юркнул в дверь.

- Что вы делали? - сипло крикнул Казимир Иванович.

Я посмотрел по сторонам и ужаснулся от того, что мы наделали с Генкой за несколько периодов игры. Один плинтус совсем оторвался от стенки и треснул. Исцарапанный клюшками и шайбой линолеум был белым от упавших со стен и потолков кусочков побелки.

- Я уверен, что в тебе живёт дух разрушения, - сказал, чихнув, Казимир Иванович, - а духа созидания в тебе нет. Ты маленький Атилла!

- Пусть всё остаётся, как есть! И не смей убирать! Пусть вся квартира полюбуется на дела твоих рук и ног! - добавила Марта Адамовна, пробегая к своей двери.

Я вздохнул, ушёл в свою комнату, не вступив в пререкания с соседом, улёгся на диван, приложил к шишке на лбу электрический утюг и уныло стал ждать, когда придут с работы мой отец, и мама, и повариха тётя Лёля, и кузнец дядя Вася, и их дочка студентка Вика.

«Да, это моя очередная, причём большая, ошибка», - подумал я. У меня была тетрадь со списком ошибок. Завести её для меня посоветовали отцу соседи.

И всё-таки в тетрадке больше интересных ошибок, чем неинтересных. И потом, разве это ошибка, когда я прыгнул с двумя зонтиками со второго этажа и неудачно приземлился на спину прохожего? С этого самолёты начали изобретать и парашюты. Без таких ошибок нельзя. А вот бачок в уборной можно было и не разбирать. Это, конечно, самая настоящая ошибка.

Но почему я маленький Атилла? И как узнать, когда собираешься что-нибудь делать, ошибка это будет или нет? Наверно, нужно заранее придумать ошибки. Штук пять хотя бы. И тогда будет ясно, чего не следует делать. И в квартире будет спокойно, и дома…

Так я решил и составил на ближайшую неделю список ошибок, которые мне очень хотелось совершить и на которых можно было бы учиться.

Отвести от газовой плиты шланг для горелки и попробовать выдувать приборы, как у химиков.

Побрить кактус. Может, иголки будут длиннее.

Попытаться оживить в ванной килограмм замороженной наваги.

Или достать лягушку, посадить в морозильник, а потом оживить. Тоже в ванной.

Поймать скворца и научить его говорить.

«Хватит», - додумал я.

Первым пришёл с работы отец и сразу закричал:

- Встать! Не притворяйся! Я тебя заставлю сделать ремонт в коридоре!.. Марш на кухню!

Я, прихрамывая, поплёлся на кухню, где должен был стоя ждать, пока соберутся все соседи и начнут разбирать моё дело.

Наконец и Гопшинские, и Анна Сергеевна, и дядя Вася уселись на табуретки, тётя Лёля с Викой принялись за чистку картошки, а мой отец заходил из угла в угол.

«Придётся постоять с больной коленкой», - подумал я.

Сначала все молчали. Потом взял слово Казимир Иванович. Он всегда был моим обвинителем.

- Дело не в плинтусе, - сказал он, - а…

- …в свинтусе, - перебила его Вика.

- Вот именно, - поддакнула Марта Адамовна.

- Молчать! - крикнул отец, когда я открыл рот для глубокого вздоха.

- Я хочу сказать, - продолжал Казимир Иванович, - что человеку нужно учиться жить в коллективе! Возьмём меня. Что будет, если мы с Мартой начнём играть в коридоре в крокет? Или в городки? А?

- Вы не ребёнок! - отрезала Анна Сергеевна, которая была за меня.

- Мы уже несколько раз ставили вопрос о воспитании нашего жильца Мити. Лично для меня коммунальная квартира была большой школой. А вы посмотрите на линолеум! Прямо дух разрушения! - сказал Казимир Иванович.

- Всё это ерунда по сравнению с детством. Оно у человека одно, - задрожавшим голосом сказала Анна Сергеевна.

- Заставить его вымыть пол, и дело с концом, - предложил дядя Вася. - На ошибках учатся.

- Принеси сюда тетрадь! - приказал мне отец. Он считал, что меня должна воспитывать вся квартира.

Я пошёл за тетрадью, и, когда вернулся на кухню, спор из-за меня был в разгаре.

- Да, - сказал я, - а как же мне учиться на ошибках, когда они не повторяются, а, наоборот, появляются всё новые и новые?

- Нужно думать, перед тем как сделать какой-нибудь шаг, - сказал отец.

- Я сегодня записал пять шагов и теперь их обдумываю, - сказал я, отдавая отцу список.

Он зачитал его вслух и тихо удивился:

- Может, и правда в тебе живёт дух разрушения? Ты только попробуй подойти к газу и побрить кактус!

- И не смей кидать в ванну навагу! - сказала тётя Лёля. - Всё будет пахнуть!

- Живодёр! Лягушку - в морозильник! - добавила Вика.

- Ну, положим, это не живодёрство, а опыт! - неожиданно вступился за меня Казимир Иванович.

- А скворца можно мне поучить говорить? - спросил я.

Тут в кухню вбежала мама и стала доказывать, что некоторые ненавидят меня с первого дня рождения.

«Начинается…» - подумал я.

- О нет, вы ошибаетесь! - возразил Казимир Иванович. - Я только стою за искоренение в человеке духа разрушения и за воспитание духа созидания. Вы знаете, что может быть с ним дальше?

- Что? Что? - полюбопытствовал отец.

А мама сказала:

- Митя, выйди из кухни, закрой дверь и займись уборкой.

Меня всегда выгоняли из кухни перед самыми интересными разговорами.

Я замёл в уголок кусочки штукатурки, протёр мокрой тряпкой линолеум и подумал: «А вдруг и вправду во мне живёт дух разрушения?»

Тут мама выбежала из кухни со слезами на глазах и сказала:

- У вас у всех нет сердца!

- А если тебе завести тетрадь ошибок, она будет в тыщу раз толще, чем Митина! - закричала тётя Лёля на дядю Васю.

Мой отец прошёл мимо меня, скрипнув зубами:

- Ты поссорил меня с мамой!

Марта Адамовна сказала всем:

- Стыдно! Мы должны жить так же дружно, как братья Адольф и Михаил Готлиб.

Она всегда приводила в пример этих двух братьев, игравших зачем-то на одном пианино и часто выступавших по радио.

В общем, мне стало ясно, что все окончательно рассорились. Я проклинал Генку и себя.

Ночью мне приснилось, как братья Адольф и Михаил Готлиб поругались из-за рояля и разрезали его на ровные половинки пилой, чтобы никогда больше не выступать вместе по радио.

Мама не разговаривала с отцом уже три дня. Остальные поссорившиеся соседи не здоровались по утрам друг с другом и вели себя тихо и мрачно. А я старался не попадаться им на глаза.

В воскресенье часа в три дня мой отец и дядя Вася ходили по коридору, курили и не говорили, как обычно, про футбол.

Вдруг зазвенел звонок.

Я открыл дверь и увидел Лилю, которая год назад ставила в нашей квартире мышеловки. И сейчас в её руках было четыре мышеловки.

Год назад мы с Генкой решили тайно уйти летом в турпоход по Якутии, чтобы открыть месторождение алмазов, и начали копить продукты.

Я сделал в чулане тайник и прятал в него кусочки сала, копчёной колбасы, хрустящие хлебцы, сахар и конфеты. И у нас в квартире неожиданно завелись мыши.

Меня, конечно, разоблачили, а мышей вывели при помощи химии. С тех пор наша квартира была на учёте и про неё говорили на собраниях жильцов.

- У нас же нет больше мышей, - сказал я Лиле.

- Всё равно. Контрольная проверка. Сам виноват, - ответила Лиля, расставила две мышеловки в чулане, две на кухне и ушла, пообещав наведаться через три дня.

В понедельник утром я заметил, что все соседи с интересом осматривают мышеловки.

«По-моему, - решил я, - им хочется, чтобы поймалась хоть одна мышка. Это им нужно для зацепки, чтобы примириться…»

- Странно… Пусты… Очень странно, - сказал Казимир Иванович.

- Ведь мышки совсем не вредны, - заметила Анна Сергеевна.

- Безобидные существа, - добавил отец, - но только не тогда, когда их много. - Он посмотрел на меня одним из самых страшных взглядов.

На этом разговор кончился. Все притихли и снова помрачнели.

«Непонятные люди эти взрослые, - подумал я. - То ругают меня за мышей, то жалеют, что они не ловятся… Но уж если им так хочется, я заглажу свою ошибку и проявлю дух созидания. Я им достану мышь и докажу, что умею жить в коллективе!»

Но где можно было поймать обыкновенную мышь, я не знал и поэтому решил купить в зоомагазине белую. Настоящую белую мышь.

В зоомагазине продавались белые мыши и крысы.

Я купил белую мышь с чёрными глазками, с розовым носиком и с таким же розовым хвостиком. Засунул её в боковой карман и побежал домой.

Мышь в кармане сидела смирно, и только изредка я чувствовал, как на груди у меня шевелится тёплый комочек.

Но мышь лучше было подложить в мышеловку утром, для того чтобы все соседи сразу увидели её и разговорились.

Невозможно же, в конце концов, не разговориться даже самым страшным врагам, если они вдруг увидят белую мышь. Мы же с Генкой бываем иногда врагами и запросто миримся из-за чего-нибудь интересного…

Главное, не дать маме обнаружить мышь раньше времени.

Я проколол дырочку в крышке коробки из-под печенья «Мария», положил на дно вату и налил в блюдечко молока. Потом пересадил мышь в эту длинную коробку. Она бегала по ней, как я по коридору, садилась на задние лапки, смешно умывалась и, видно, не скучала по коллективу, оставшемуся в зоомагазине.

Я закрыл коробку крышкой и надежно спрятал её в чулане…

«Скорей бы утро! Посмотрим, что будет!»

Проснулся я раньше всех, посадил мышь в старую мышеловку, которая, на моё счастье, была сделана как клетка, осторожно опустил створку, а кусочек сыра бросил внутрь. Мышке на завтрак.

Затем я улёгся в кровать и стал ждать, что будет дальше. Только я задремал, как на кухне раздался страшный девчоночий визг.

Я прямо в трусиках бросился на кухню.

Оказывается, первой увидела мышь Вика. Она уже опомнилась и склонилась над мышеловкой.

- Ой! Бе-лая! О-ой! - завопил я во весь голос, притворившись удивлённым.

И в кухне быстро собрались заспанные соседи и обступили мышеловку.

- Правда, белая!

- Поразительно!

- Она даже симпатичная!

- Умывается! Умывается!..

- Милая… бедненькая!

- А мне вот непонятно, - сказала Вика, - почему её не прихлопнуло? Как это она пробралась внутрь и ещё сыр с собой прихватила?

Я похолодел, но Вика засмеялась.

И вот что было странно: всё получилось так, как я ожидал, а не наоборот. Все соседи весело разговорились на мышиные темы, а Казимир Иванович рассказал, какую большую роль играют мыши в науке. Он рассказал, как на белых мышах проводятся важные опыты и что если мы быстро побеждаем многие микробы и вирусы, то это только благодаря белым мышам и крысам - добрым друзьям людей.

Тут я пожалел, что не купил крысу, а Анна Сергеевна, которая раньше не умела быстро мириться, принесла в кухню кота Мишку и сказала:

- Вы видели когда-нибудь кота-вегетарианца? Ах, не видели? Так вот он, перед вами. Ест только молоко и овощи! Смотрите! Митя, достань мышку!

Я достал мышь и поднёс её к самому носу Мишки. Он даже не облизнулся. Только добродушно замурлыкал.

- Давайте, - сказал я, - сделаем ящик и посадим в него мышь. И пусть Мишка с ней играет. Ведь лев играет в клетке с собакой, и им весело.

- Это называется симбиоз. Дружное совместное сосуществование, - сказал Казимир Иванович, первый раз за всю мою жизнь взглянув на меня не мрачно и не осуждающе.

Мне стало жаль, что иногда из-за меня в нашей квартире прекращается симбиоз.

В общем, разговоров было много, и все так вежливо и с интересом говорили о мышах, кошках, раках-отшельниках, прилипалах, акулах и рыбах-лоцманах, как будто извинялись друг перед другом за то, что поссорились из-за пустяков.

Тётя Лёля, дядя Вася, моя мама и отец из-за этой мирной беседы даже не успели как следует позавтракать и убежали на работу.

А мне до школы оставался целый час. Я спросил у Казимира Ивановича:

- А как пишется «мышь» в мужском роде? Мыш? Без мягкого знака?

- Наверно, - улыбнулся Казимир Иванович. - И всё-таки это необъяснимо… Откуда в нашей квартире белая мышь?

- Мало ли на свете бывает чудес! - сказал я и покраснел. - Только нужно опять зарядить мышеловку, а то придёт Лиля, догадается, что поймалась мышь, и начнётся дезинфекция.

- А тебе не захотелось убить эту мышь? - спросил Казимир Иванович.

- Эх, вы, - с обидой сказал я. - Думаете, во мне только дух разрушения, а созидания нет ни капли?

- Прости, прости, это у меня случайно вырвалось. Прости за ошибку.

- Прощаю, - сказал я и подумал: «Странно всё-таки. Лягушку нельзя приносить в квартиру, а белую мышь можно… И очень жалко, что нельзя попробовать оживить навагу и побрить кактус».

Обложка книги