Книжный апрель

прям вот очень обидно.. выбирала.. Залезла в интернет. Точно! Вот кусочки. Адаптированный сначала, затем полный текст. Тёмный еловый лес стоял, нахмурившись, по обоим берегам скованной льдом реки. Недавно пронёсшийся ветер сорвал с деревьев белый покров инея, и они, чёрные, зловещие, клонились друг к другу в надвигающихся сумерках. Глубокое безмолвие царило вокруг. Весь этот край, лишённый признаков жизни с её движением, был так пустынен и холоден, что дух, витающий над ним, нельзя было назвать даже духом скорби. Смех, но смех страшнее скорби, слышался здесь - смех безрадостный, точно улыбка сфинкса, смех, леденящий своим бездушием, как стужа. Это извечная мудрость - властная, вознесённая над миром - смеялась, видя тщету жизни, тщету борьбы. Это была глушь - дикая, оледеневшая до самого сердца Северная глушь. Темный хвойный лес высился по обеим сторонам скованного льдом водного пути. Пронесшийся незадолго перед тем ветер сорвал с деревьев белый снежный покров, и в наступающих сумерках они стояли черные и зловещие, как бы приникнув друг к другу. Бесконечное молчание окутало землю. Это была пустыня - безжизненная, недвижная, и до того здесь было холодно и одиноко, что даже не чувствовалось грусти. В этом пейзаже можно было подметить скорее подобие смеха, но смеха, который страшнее скорби, смеха безрадостного, как улыбка сфинкса, холодного, как лед. То вечность, премудрая и непреложная, смеялась над суетностью жизни и тщетой ее усилий. Это была пустыня - дикая, безжалостная северная пустыня. Оба стали с интересом наблюдать за смутными силуэтами, двигающимися позади костра. Пристально всматриваясь туда, где в темноте сверкала пара глаз, можно было разглядеть очертание зверя. По временам удавалось даже заметить, как эти звери переходят с места на место. Возня среди собак привлекла внимание Билла и Генри. Нетерпеливо повизгивая, Одноухий то рвался с привязи в темноту, то, отступая назад, с остервенением грыз палку. - Смотри, Билл, - прошептал Генри. В круг, освещённый костром, неслышными шагами, боком, проскользнул зверь, похожий на собаку. Он подходил трусливо и в то же время нагло, устремив всё внимание на собак, но не упуская из виду и людей. Одноухий рванулся к пришельцу, насколько позволяла палка, и нетерпеливо заскулил. - Этот болван, кажется, ни капли не боится, - тихо сказал Билл. - Волчица, - шепнул Генри. - Теперь я понимаю, что произошло с Фэтти и с Фрогом. Стая выпускает её как приманку. Она завлекает собак, а остальные набрасываются и сжирают их. В огне что-то затрещало. Головня откатилась в сторону с громким шипением. Испуганный зверь одним прыжком скрылся в темноте. - Знаешь, что я думаю, Генри? - сказал Билл. - Что? - Это та самая, которую я огрел палкой. - Можешь не сомневаться, - ответил Генри. - Я вот что хочу сказать, - продолжал Билл, - видно, она привыкла к кострам, а это весьма подозрительно. - Она знает больше, чем полагается знать уважающей себя волчице, - согласился Генри. - Волчица, которая является к кормёжке собак, - бывалый зверь. - У старика Виллэна была когда-то собака, и она ушла вместе с волками, - размышлял вслух Билл. - Кому это знать, как не мне? Я подстрелил её в стае волков на лосином пастбище у Литл-Стика. Старик Виллан плакал, как ребёнок. Говорил, что целых три года её не видел. И все эти три года она бегала с волками. - Это не волк, а собака, и ей не раз приходилось есть рыбу из рук человека. Ты попал в самую точку, Билл. - Если мне только удастся, я её уложу, и она будет не волк и не собака, а просто падаль, - заявил Билл. - Нам больше нельзя собак терять. - Да ведь у тебя только три патрона, - возразил ему Генри. - А я буду целиться наверняка, - последовал ответ. Утром Генри снова разжёг костёр и занялся приготовлением завтрака под храп товарища. - Уж больно ты хорошо спал, - сказал он, поднимая его ото сна. - Будить тебя не хотелось. Несколько минут спустя Генри, шедший теперь позади нарт, испустил слабый предостерегающий свист. Билл обернулся и спокойно остановил собак. Вслед за ними, вынырнув из-за последнего поворота проложенной нартами тропы, нисколько не скрываясь, бежал какой-то неясный пушистый зверь. Морда его была опущена к земле, и он двигался вперед странной, необычайно легкой, скользящей походкой. Когда они останавливались, останавливался и он, поднимая при этом голову и пристально глядя на них; и всякий раз, как он улавливал человеческий запах, ноздри его вздрагивали. - Это волчица, - сказал Билл. Собаки улеглись на снегу, и Билл, пройдя мимо них, подошел к товарищу, чтобы лучше рассмотреть странного зверя, преследовавшего путешественников в течение нескольких дней и лишившего их уже половины упряжки. Обнюхав воздух, зверь сделал несколько шагов вперед. Он повторил этот маневр много раз, пока не оказался в ста шагах от нарт. Тут он остановился около группы сосен и, подняв голову, принялся зрением и обонянием изучать стоявших перед ним людей. Он смотрел на них странным разумным взглядом, как собака, но в этом взгляде не было собачьей преданности. Эта разумность была порождением голода, такая же жестокая, как его клыки, такая же безжалостная, как самый лютый мороз. Для волка он был очень велик; его обтянутый скелет указывал на то, что он принадлежит к числу крупнейших представителей своей породы. - Росту в нем не менее двух с половиной футов, если считать от плеч, - рассуждал Генри, - а в длину, пожалуй, без малого пять футов. - Странная масть для волка, - добавил Билл. - Никогда не видел таких рыжих волков. Право, что твоя корица. Зверь, однако, не был цвета корицы. И шкура у него была настоящая волчья. Основной тон ее был серый, но с каким-то обманчивым рыжим отливом, то появлявшимся, то снова исчезавшим. Казалось, тут замешано что-то вроде оптического обмана: то был серый, чисто серый цвет, то вдруг в нем появлялись штрихи и блики какого-то не передаваемого словами красновато-рыжего тона. - Он похож на большую лохматую упряжную собаку, - сказал Билл. - И я ничуть не удивлюсь, если он завиляет сейчас хвостом. - Эй ты, лохматый, - воскликнул он. - Пойди сюда! Как тебя зовут? - Он совсем не боится тебя, - рассмеялся Генри. Билл угрожающе замахнулся и громко закричал, но зверь не проявил никакого страха. Они заметили только, что он как будто оживился. Он по-прежнему не спускал с людей своего жестокого разумного взгляда. Это было мясо, он был голоден, и, если бы не страх перед человеком, он с удовольствием съел бы их. - Послушай, Генри, - сказал Билл, бессознательно понижая голос до шепота. - У нас три заряда. Но тут дело верное. Промахнуться немыслимо. Он уже сманил у нас трех собак. Пора прекратить это. Что ты скажешь? Генри утвердительно кивнул головой. Билл осторожно вытащил ружье из-под покрышки нарт. Но не успел он приложить его к плечу, как волчица в ту же секунду бросилась в сторону от тропы и исчезла в чаще деревьев. Мужчины переглянулись. Генри протяжно и многозначительно свистнул. - И как это я не догадался! - воскликнул Билл, кладя ружье обратно на место. - Ведь ясно, что волк, знающий, как надо являться за своей порцией во время кормления собак, должен быть также знаком и с огнестрельным оружием. Говорю тебе, Генри, что эта тварь - виновница всех наших несчастий. Если бы не она, у нас было бы сейчас шесть собак вместо трех. Хочешь не хочешь, Генри, а я отправлюсь за ней. Она слишком хитра, чтобы ее можно было убить на открытом месте. Но я выслежу ее и убью из-за куста; это так же верно, как то, что меня зовут Биллом. - Для этого тебе нет надобности уходить очень далеко, - сказал его товарищ. - Если вся эта стая нападет на тебя, то твои три заряда будут все равно что три ведра воды в аду. Эти звери страшно голодны, и, если только они бросятся на тебя, Билл, спета твоя песенка! Да.. ни в какое сравнение. И что теперь с книгой делать.. В оригинале такой язык, обороты, характеры как прописаны!!!

Кстати, просмотрела в интернете разные выложенные версии Белый клык и странно.. часто встречается именно этот перевод Волжиной.