Балерина политотдела

Юрий Яковлев - детский писатель. Но, странным образом, почти все его повести и рассказы, прочитанные мной в детстве, юности и зрелости, многократно перечитанные в последнее время, предназначены для взрослого читателя. Нет, не подумайте, что все свои рассказы он писал для нас с вами - для родителей и прочих взрослых людей. Он писал для детей. Но какому бы возрасту ни была адресована книга, даже самому младшему, он обращается к тому взрослому сознательному Я, сидящему внутри каждого из нас, даже если окружающие видят перед собой лишь малыша. Он находил эту точку сформировавшейся взрослости в самых юных душах и именно туда, к ней обращался, словно вытягивая каждого все выше и дальше, проводя через пронзительное понимание боли и сострадания на пути формирования человеческого в человеке.

Больше, чем полгода я собиралась написать про эту тонкую книжечку с тонко прочерченными иллюстрациями В.Вольского в коричневатых тонах.

Про нее написали уже все, что можно - и про сюжет, и про автора, и про качество недавнего нового издания "Речи", и про танцевальный ансамбль Ленинградского Дворца пионеров и его руководителя, послуживших прообразами героев повести.

Остается только рассказать о своем ее прочтении. Возможно, со спойлерами, потому, что это не то, чтобы ответ на когда-то прочитанный и наполовину забывшийся чей-то отзыв, оставивший ощущение недовольства книгой, но все же написанный будто в противовес ему.

Эту историю рассказывает пожилой преподаватель, прошедший войну. Рассказывает своим ученикам, подросткам, танцующим в ансамбле Дворца пионеров, которые нашли оброненную им на занятиях старую записку, бережно хранимую с военной поры.

"Я не просто вспоминаю - я разбинтовываю рану. Отрываю от живого, и с каждым витком становится все больнее."

Лейтенанту Корбуту, командующему минометной ротой, начальник политотдела предложил вернуться к довоенной профессии балетмейстера и создать при политотделе полка танцевальный ансамбль из способных бойцов. Но на это уйдет два года, чудес не бывает, и Корбут отказывается. А потом убеждает комиссара собрать в Ленинграде своих уцелевших ребят из довоенного ансамбля. И собирает их - шесть человек. Три мальчика и три девочки. Из сорока...

Ослабевшие, обессиленные - один не может идти, и его везут на саночках, они появляются в части.
И через неделю дают первый концерт для медработников армии.

Трудно, ох как трудно дается танцорам их лихая отточенная довоенная "Тачанка"! Медленно и устало, словно возвращаясь из боя, с трудом двигаются "кони".

Зрители замерли, не дышат. На глазах у женщин - слезы. Не легкое дело смотреть, как танцуют блокадные дети. А они, медработники, лучше других понимают, каких усилий и боли стоит этот танец.

Столько раз выступали эти ребята на сцене, залитой ярким светом! Но это их выступление в холодном актовом зале школы было первым "боевым крещением". Теперь они бойцы политотдела армии, а их танцы - это то, что они могут сделать для фронта, для победы.

Мы - фронтовые танцоры. Мы странствуем по частям и подразделениям. Выступаем в заброшенных домах и в землянках. При свете коптилок и свечей, порой гаснущих от вихря, который в танце поднимают мои ребята. Мы разучиваем новые танцы прямо на шоссе, там где асфальт не разбит снарядами. Мы движемся на тряских полуторках, на подводах, пешком. Иногда нам приходится делать большие переходы. И тогда мы, по примеру нашего маленького мудреца Шурика, приговариваем: "Ходить надо уметь, ходить надо любить…"

Корбут, которого во время войны прозвали Киндерлейтенантом, рассказывает о прошлом своей шестнадцатилетней ученице Гале, невольно сравнивая ее с Тамарой. Но Тамара в свои шестнадцать старше Гали на целый военный год. Они обе очень талантливы - живут в танце, не мыслят своей жизни без него, но для Тамары танец не только способ самовыражения, а еще и ее оружие, цель.

И вот одно коротенькое письмо, оказавшееся в доставшейся Тамаре посылке для бойцов, которые присылали на фронт из тыла, письмо третьеклассника Сереги Филиппова - всего несколько строчек, вдруг обесценивают для Тамары все, чем она жила. Перед его просьбой и наказом незнакомому бойцу бить фашистов и отомстить за погибшего отца танец утрачивает смысл, остается только ненависть, мучительное переживание того, что не можешь оправдать надежд оставшегося одиноким мальчишки.

Во время войны все созревало быстро. И все было немного недозрелым. Как рано сорванные яблоки.

Не первый раз встречается мне эта метафора в военных книгах. В "Самшитовом лесе" Михаила Анчарова его Сапожников говорит, что если бы Адам вернулся с войны, он бы в раю сорвал все яблоки еще зелеными...

В 16 лет единственно правильным решением кажется только взять в руки настоящее оружие. Все остальное меркнет, вдруг кажется, что танец - это только танец... И невозможно переубедить Тамару, командиром которой неожиданно стал Серега Филиппов.

Но сила искусства в том и заключается, что не словами и убеждениями командиров и начальников заставляет верить в себя.

Уверовав в силу своего искусства, она не давала этой своей силе отдыха. "Дочка, ты танцевала, а я как дома у себя побывал", - сказал ей один боец. И ей хотелось, чтобы все побывали дома.

Ни многочисленные концерты и репетиции, ни вспыхнувшее первое чувство к лучшему танцору ансамбля Вадику не ослабляли ее стремления всю себя без остатка отдать другим.

И без разрешения, тайком Тамара уходит вместе с атакующими бойцами на плацдарм за рекой. Там после боя она дает свой концерт.

Потом о концерте на плацдарме рассказывали легенды. Всю ночь полк занимал оборону, окапывался, отстреливался. А утром там, на пятачке, где не осталось живого места и вся земля была перепахана малыми саперными лопатками, перелопачена взрывами фугасок, зазвучал баян. И появилась Тамара.

Все повествование сплетается в один оголенный нерв, в котором звучит любовь и боль, отчаянная невозможность что-то изменить, уберечь...

Через всю жизнь проходит с Корбутом эта стершаяся записка - всю жизнь она лежит в нагрудном кармане у сердца - любовь и боль. И память.

...Лабиринт