Синева

На книги Бориса Алмазова глаз я положила уже давно. Еще бы, столько положительных отзывов! А тут еще и Речь две книги его переиздала... Это все в совокупности и подтолкнуло на знакомство с творчеством. А под руку мне попалась книга "Синева", о чем я не то чтобы жалею, но лучше было начинать с чего-то другого. Для себя решила именно "Синеву" не покупать, не мое произведение, хотя стиль автора вполне мой. Объясню почему не испытываю желания иметь эту книгу в домашней библиотеке, но сначала небольшая прелюдия. :)

В целом повесть мне показалась довольно интересной и такой нежно-романтической. Все в ней было (и по большей части есть) моим: и сюжет, и герои, и иносказательность, и манера письма, но один маааааленький нюанс на всем этом поставил жирный крест. Все-таки детали и мелкие штрихи очень важны: порой они делают все, а бывает, что они же все и портят. Хотя опять-таки это субъективно, конечно))

Первые три главы все шло гладко и замечательно, повествование завязывалось в увлекательный сюжет, и я уже было подумывала начать читать книгу вслух вместе с детьми. К тому же главный герой практически ровесник сына, но дочитать до появления в тексте чижа я успела раньше, чем мысль о совместных чтениях оформилась в конкретный результат. И именно чижик стал камнем преткновения. Сам по себе этот персонаж довольно важен, его из книги не выкинешь, именно с его появлением начинаются в книге все приключения. Но то, каким его нарисовал автор, его ...ммм... некоторая быдловатость что ли, лично мне портили весь настрой, все удовольствие.

"На том, кто стоял на пороге клетки, были джинсы с таким количеством заклёпок, точно это были не штаны, а по крайней мере паровоз, и футболка с картинками и надписями, такими же, как на стенах клетки... Чего только на ней не было нарисовано: криворотые молодцы лупцевали друг друга босыми ногами, скалились зубастые тигры, наяривали на гитарах лихие певцы. А поверх всего шла густая надпись: MONTANA. Существо встряхнулось и зазвенело цепочками. Их на его груди и на штанах болталось столько, что с их помощью, пожалуй, можно было поставить на якоря весь торговый флот. Иван Карлыч, Тимоша и Будильник только рты разинули. Существо резво повело клювом, оглядело всех сбоку нахальным круглым глазом и уставилось на Ивана Карлыча. - Дед, продай очки! - Что?- растерялся Иван Карлыч. - Очки!- сказало существо и длинно сплюнуло, чуть не попав в циферблат Будильника..."

"Точняк", "воще" и постоянные плевки очень быстро начали раздражать, абстрагироваться от этого я так и не смогла.

А какой диалог с дедом-фронтовиком, до слез просто, два раза перечитывала.

"Аллея закончилась. Впереди на площадке между вздыбленными глыбами горел огонь. Языки пламени высвечивали золотые буквы на полированных огромных каменных плитах. Мальчик протянул руки к огню. Огонь трепетал на ветру, будто шёлковый. - Здравствуй,- услышал Тимоша. Ему показалось, что это прошелестело из огня. - Здравствуйте! - ответил мальчик. Он нисколько не испугался, потому что голос был добрым и каким-то удивительно знакомым, точно Тимоша его уже много раз слышал.- А вы где? Кто вы? - Я твой дедушка. - Мой дедушка погиб на войне,- вздохнул Тимоша.- Обещал вернуться и не вернулся... - Раз солдат обещал, он своё обещание выполнит! Это точно...- сказал голос. - И я тоже вернулся. Только уходил живым, а вернулся... Вечным огнём. Памятником... И тут Тимоша сообразил, где находится. Ведь здесь, в центре города, у Вечного огня, Тимошу принимали в октябрята! Рядом с этими гранитными глыбами тогда он показался себе чуть больше муравья. - Да ты не сомневайся... Я действительно твой дедушка. Вон, прочитай. Огненный блик высветил среди других фамилий одну. - Наша! Наша фамилия. - А имя читай... - Ти-мо-фей. - Да... Тебя ведь в мою честь назвали. Ну что, поверил теперь? - А разве памятники разговаривают? - усомнился мальчик. - Памятники кричат. Только нам о пустяках говорить не положено. А у тебя, мне кажется, что-то стряслось. Верно, милый? - Откуда вы знаете? - прошептал мальчик. И он почувствовал, что глаза у него защипало. - Ну-ну! - сказал голос- Полно горевать-то. Давай поговорим. Сюда многие с бедой приходят. Помогает. - Я не могу,- вздохнул мальчик.- Я же вас не вижу. - А ты меня вспомни! Вспомни. Я ведь в памяти твоей живу... Пока ты меня помнишь, я и жив. Тимоша глянул в огонь и увидел, что там, по ту сторону огня, возникла знакомая фигура в ватнике, солдатских ботинках, в старой ушанке и широких штанах... Совсем как на фотографии над Тимошиной кроватью. - Не горюй только,- сказал солдат Тимоше.- Справимся с твоей бедой. Как думаешь? Главное - не унывать. - Да я ничего...- ответил мальчик.- Знаешь, я... летал... и... - Ну, так это у тебя наследственное.- В голосе солдата прозвучала даже гордость.- Я тоже летал. - Ты не думай, я без мотора... - И я без мотора. Какие моторы - сорок первый год! Враги знаешь как напирали! - вздохнул солдат, присаживаясь к огню.- Земля стонала, а вода горела. Меня тогда контузило. Крепко контузило! Я слух потерял. Вдруг слышу: с того берега реки, где наши оставались, меня раненые зовут. Кто шёпотом, а кто и совсем молча: «Санитара! Санитара...» Ну я к ним и полетел! - Значит... у тебя крылья выросли?.. Крылья? - Выходит, что так,- пожал плечами солдат.- Наверно. - Но ведь этого не может быть! - закричал Тимоша.- Люди по законам физики летать не могут... И крыльев у них нет... - Да я вроде - по законам-то физики, контуженный, да в грохоте, да под бомбёжкой - никак не мог услыхать наших ребят. Никак не мог, а ведь услыхал? - Да как же это может быть?.. Один раз на салюте рядом со мной пушка как выстрелила! Так я сразу оглох! И ничего не слышал. - И я, внучек, ничего не слышал. Я почувствовал. Сердцем услышал. У сердца свои законы! - Они что, не открытые ещё? - Как не открыты! Сколько люди на земле живут, столько и открытий. Каждый человек их для себя сам открыть должен. - А если не откроет? - спросил Тимоша. - Плохо его дело! - сказал солдат.- Не открыл, не постарался, не послушал своего сердца,- стало быть, зря на свете жизнь прожил! Такого человека узнать легко: его все сторонятся. Говорят, сердце у него слепое. Бескрылое! Всем с ним беда, и самому ему плохо. - Да нету у человека никаких крыльев,- сказал Тимоша. - Это почему же ты так решил? - удивился дед. - Их же никто не видит! - Ну! - улыбнулся солдат.- Это ещё не всё! Ты же чувствуешь,- значит, они есть. Я, например, реку-то перелетел - на крыльях! Больше никакой возможности не было. А ты говоришь - нету. - Но никто не верит, что они у меня есть! - Увидят твой полёт - поверят. Тимоша вздохнул и опустил голову. Дождь прекратился. Редкие капли падали в лужи, и по гладкой поверхности раскатывались широкие круги. Тимоша подвинулся к огню поближе. Его знобило. Не то от сырости, не то от мысли, что он больше никогда не полетит. - Дедушка, а откуда берутся крылья? - Крылья-то? - хитро прищурился солдат.- Я так понимаю: крылья - штука особая. Потому их мало кто и видит. На обыкновенный-то взгляд их вроде и нет, они себя в деле являют... Вот и смекай: откуда они? - Откуда? - не понял Тимоша. - Не догадался? Солдат положил широкую ладонь на Тимошину макушку, и рука эта оказалась такой тёплой и ласковой, что от неё по всему телу мальчика разлился ровный жар. Тимоша перестал дрожать. - Не догадался,- сознался мальчик. - Ну, например, работают два плотника. Дом строят. Один топориком тяп-ляп да всё на часы поглядывает, скоро ли ему на обед идти. А другой брёвна кладёт, как песню ведёт. Ему и обед не во вкус: всё назад к топору бежать норовит. Он и ночью на самой мягкой перине ворочается: о работе размышляет. Как бы посноровистей да получше сделать... Так что ему спать не даёт? - Крылья? - Они! Нет от них покоя. Но есть счастье. Потому как крылья эти - талант! - Какой талант? - не понял Тимоша. - У каждого свой. Кто песни петь мастер, кто сады сажать, кто лечить, кто учить. У каждого свои крылья. Голова у Тимоши клонилась всё ниже.- Дедушка,- прошептал он совсем тихо,- а я сегодня потерял свои крылья. Утром ещё были. Никто мне только не поверил. А были! Но теперь я уже и сам не верю, что смогу летать. - Вот это беда так беда,- загоревал солдат.- Последнее дело, когда человек себе верить перестаёт. Это беда нешуточная. - Что же...- спросил Тимоша, сдерживая слёзы, потому что это и был самый главный вопрос.- Как же я теперь жить буду? - Да жить-то живут! И я на своём веку повидал, и ты ещё увидишь, как люди своих крыльев пугаются,- задумчиво сказал солдат.- Бескрылым-то жить - оно даже спокойнее. Но только смотришь, вроде у них всё есть: и удача, и покой. А они томятся, хлопочут, места себе не найдут. Потому как счастья нет! Несчастные они, те, что от полёта отказались. Бескрылые-то. - И я? Я тоже буду несчастным? - прошептал Тимоша. - Да что ты! Да лучше мне сто раз в том бою погибать, чем о таком думать,- вздохнул солдат, обнимая Тимошу за плечи.- Не можешь ты быть несчастным! Не должен! - Да как же, если крыльев-то больше не будет! - заплакал Тимоша. - Не реви! - сказал солдат.- Я-то у тебя на что? Давай вместе думать, как беде помочь. - Может, упражнения есть какие? - подсказал мальчик.- Чтобы снова они выросли. Гимнастика лечебная? Солдат засмеялся. - Гимнастика, говоришь? Лечебная? Тёплой ладонью он вытер слёзы с Тимошиных щёк. - Вот что я тебе скажу: те, что бескрылыми становились, сами этого хотели! Им крылья были в тягость. А ты без крыльев томишься. Тебе без них жизнь не мила. Да и пропали-то они, можно сказать, не по твоей воле. Стало быть, надежда есть... Наш старшина, бывало, уж в какие переделки мы ни попадали, а всё приговаривал: «Не горюй, ребята. Живы,- значит, всё впереди!» Вот так, милый... - Что же мне делать? - Думать,- сказал солдат твёрдо.- Думать. С этого всякое дело начинается. - А как? - Что «как»? - Думать-то? - Это верно. Думать, брат, тоже надо уметь. А чтобы уметь, надо сперва научиться. Давай мы с тобой сначала вдвоём думать будем. Солдат опустился на плиту и прикрыл Тимошу полою своего старого ватника. - Упражнений, конечно, чтобы крылья выросли, нет, это тебе не мускулатура, а вот средство, чтобы они опять явились, должно быть! - Какое средство? Лекарство, что ли? - не понял Тимоша. - Да вроде того... Чудо. - А...- разочарованно протянул мальчик.- Чудес не бывает... - Как «не бывает»! - укоризненно сказал солдат.- Ты же сам летал, а такое говоришь. - Это другое дело... - Да вовсе не другое! И подвиг - чудо, и талант - чудо... Открытие любое - чудо! А ты говоришь - не бывает. Мы о другом давай будем думать: как оно, чудо это, получается? Вот у тебя, к примеру, когда крылья появились? - спросил солдат. - Я Рекса, то есть чижика, летать учил. Чижику помогал. Он, дедушка, представляешь, инкубаторский. Без родителей... Его ни петь, ни летать не учили... Какая ж без этого птица? Вот я и... - Вот и выходит...- задумчиво протянул солдат.- А я раненых вытаскивал. Вот ведь какая штука получается... Смекаешь? - Нет,- честно признался Тимоша. - Неужто не ясно,- удивился солдат.- Ведь как просто. Любой талант является, когда он другим на пользу служит! - Понял! - обрадовался Тимоша.- Понял! Крылья тогда вырастают, когда другому нужен, когда на помощь спешишь. - Точно!- засмеялся солдат.- А ты говорил, что думать не умеешь. Вот и соображай: чтобы крылья вернулись, нужно, чтобы тебя позвали... - Кто? - Тот, кто в беде оказался. - Да...- грустно сказал Тимоша.- Разве узнаешь, кому помощь нужна?- Это ты верно говоришь... Солдат помолчал, сдвинул на затылок старую ушанку со звёздочкой. - Настоящее горе чужого глаза сторонится, настоящая беда от людей глубоко хоронится. А ты сердцем старайся услышать. Человек в беде-то, может, и молчит, но душа-то у него кричит! А доброе сердце на тот крик отзывается. Понял? - Да,- сказал Тимоша.- Ну вот и ладно. Солдат поднялся, поправил шапку. - Что бы ни стряслось, какое бы горе тебе ни встретилось, помни, милый: мир добром стоит, а добро людьми делается. Он потуже застегнул потрёпанный брезентовый солдатский ремень. - Ступай, родной, не теряй времени. Помощь, она всегда требуется. - Спасибо. Спасибо тебе, дедушка,- сказал мальчик. - За что, милый ты мой? - За то, что ты мне помог. - Так ведь я на то и есть, чтобы в трудную минуту ко мне, к нам, то есть к тем, кто раньше тебя жил, обращаться. Ты только помни... Помни, что я... Что все мы всегда с тобой... Согрелся? Ну, ступай. Ступай, родной... Солдат отступил назад, махнул рукой и словно слился с огнём, гранитом, с золотыми буквами имён..."