Книж фест Красная площадь - живые встречи 17.06.2021

Пока что для нас СССР - центр тяжести. Чуть серьёзней становится разговор, так он постепенно смещается туда, где мнится громада советской действительности.

Днём пришла послушать о новой книге про Маршака. А как не послушать: кто пропустил в детстве воробья, навстречу которому гостеприимно распахивал пасть крокодил? Без этой пасти на последнем развороте книжка о воробье какая-то ненастоящая, это каждая мама и бабушка помнят :=)) Бабушки так наверняка помнят, а для мам эта книга неотвратима, как судьба, ещё с советских времён. Даже если мамы то время не застали, оно застало их.

А любимый "Кошкин дом" - "Я звала не навсегда, и сегодня не среда"? А бесчисленные мышата - и местные, и английские?

Приятно было слышать, что писательнице и художнице было интересно и легко работать с его наследниками, ибо нынче наследники бывают очень ... разными.

Книга выстроилась необычным образом. Самуил Яковлевич в детстве-юности переезжал, и каждая глава книги - глава из его жизни, каждый раз в другом городе. Ольга Йонайтис пересмотрела множество фото из семейного архива, если образ не складывался, она выезжала на место - вот это добросовестность в работе! Зато в результате каждая заставка к главе - рисунок дома/ заметного архитектурного объекта, где писатель жил или хотя бы мимо проходил.

Было бы интересно узнать, как знаменем советской детской поэзии стал человек, сочинявший разгромные стишки о красноармейцах и печатавший их в белогвардейской газете. Не услышала. Понятно, что талант не скроешь, он пробьётся, но бывало, что талантливые люди не вписывались в жизнь. А порой они выписывались из неё навсегда, даже без белогвардейского прошлого.

Ожидала я чего-то об Англии Маршака и Чуковского, как им удалось через детские стихи сделать из Англии добрую сказку, где нет ни прототипов Оливера Твиста, ни поговорки "Южней Суэца грехов нет". Не дождалась.

Ирина Лукьянова рассказала о своей новой книге в другом издательстве (не Книжном доме Анастасии Орловой), что-то вроде бесед/ учебника по русской литературе.

Слева направо: художница Ольга Ионайтис, писательница Ирина Лукьянова, выступающая в этот раз как издатель Анастасия Орлова

Лукьянова обронила интересную фразу: " В 19 веке о русском писателе рассказывать легко: родился - вырос - поступил на службу - ушёл в отставку - поселился в имении. А в 20 веке по судьбам писателей прошлись трактором и танком".

Ну, давайте вспомним известных личностей: Пушкин после смерти оставил около 140 тыс. долга, емнип, самым дорогим его излишеством оказалось издание литературного журнала. Не очень-то удалишься для свободного витийства в имение, того гляди, само имение за долги опишут. Может, это не трактор, но грызёт изнутри похлеще экскаватора.

Лермонтов? И танка не понадобилось.

Дельвиг? Бенкендорф блестяще справился с ролью танка: так раскатал достоинство поэта, что тот вскоре умер.

Почему вдруг имение всплыло в разговоре? А это мечта о безусловном базовом доходе, типа наследной бабушкиной квартиры, сдаваемой в аренду.

Издалека всё так прекрасно: ничего не делаешь, а денежка капает.

Ну, во-первых, поэту/ писателю невозможно ничего не писать чисто физически.

Во-вторых, всё прекрасно, пока не приглядываешься. То соседские мужики незаконно порубят твой лес (арендатора зальют соседи сверху), а ты тот лес уже продал и денежку потратил. То твои мужики в чужом лесу насвоевольничают (арендатор кого-то зальёт). И вот опять убытки и хлопоты вместо доходов!

Прекрасное безделье воображаемо. За него если сразу же не заплатить, то отложенная плата может и в виде трактора/ тачанки прийти, причём прямо в поместье.

Можете возразить, что всё равно поместье обеспечивало доход и бесхлопотную жизнь. Ага.

Маменька Тургенева думала, что она с помощью обещания поместья сможет выросшими детьми крутить как хочет. И выяснилось, Ивану Сергеевичу ничего от неё не надо, "Записки охотника" приносят столько же, сколько приносит маменькино именье за год.

Софья Андреевна насмерть билась за мужнины гонорары, т.к. поместье съедало практически все доходы от романов ЛНТ, а деткам надо было что-то оставить.

Поместье Тара - это обычно белый слон, уж поверьте Ретту Батлеру.

Вывод: в любое время на каждого свой трактор/танк найдётся.

То в виде Бенкендорфа, то в виде падения рыночных цен на зерно, но найдётся.

Мысли в голове крутились, но я не участник дискуссии и не стала задавать вопросы и тянуть одеяло на себя. Взяла автограф с подснежником, чтобы в голове ребёнка связались навсегда эта книга и "Двенадцать месяцев" и ушла.

Уходя, вспоминала встречу того же дня с лётчиком - космонавтом Лавейкиным.

Он представлял книгу «В небе и над землёй» - из архивов своего отца, военного лётчика Ивана Лавейкина и  о своей работе космонавтом рассказывал, уже отвечая на вопросы.

Особенно запомнилось, как его отец после окончания войны должен был привести самолёт уже на подмосковную авиабазу. В Германии он утром нарезал гигантский букет сирени, несколько часов вёл самолёт. Подлетая к той деревне, где жила его невеста, прошёл первый круг низко, а когда все жители высыпали посмотреть, что за шум, уже поднявшись довольно высоко, сбросил ей этот огромный букет. Представляете, как красив полёт этого напоминания об обещании выйти замуж за лётчика?

Можно после этого поверить Хабенскому, что советские офицеры не могли и не умели признаваться в любви?

С другой стороны, Лавейкину 70, а Хабенскому нет ещё 50 и возможности внедрить в мозги новых поколений своё представление о советских офицерах у них разные.

Так что 17 июня я наблюдала уходящую натуру, ненадолго задержавшуюся здесь после ухода СССР.