Восстание против «Антироссии»

Русские Новороссии сильно отличаются от русских России, но они осознали, что не хотят быть украинцами и не будут ими

Сейчас на Юго-Востоке Украины происходит то, что еще полгода назад считалось невозможным.

Еще когда Евромайдан был в самом разгаре, никто не мог даже предположить, что Юго-Восток поднимется, независимо от результатов противостояния власти и оппозиции. Практически все наблюдатели отмечали крайнюю пассивность Юго-Востока, его неспособность сформировать общую идеологию в противостоянии с пассионарным и идеологически сплоченным Западом.

Сами жители региона оправдывали это тем, что «пока Запад майданит, Донбасс работает». Мой коллега, киевский политолог Алексей Блюминов заметил тогда, что в этом случае Донбассу придется жить по тем законам, которые для себя и для него «вымайданят» западэнцы.

Действительно, пассивность юго-восточных русскоязычных регионов Украины, безропотная готовность ассимилироваться в общий «украинский проект», несмотря на определенное поражение в правах, в том числе в праве на пользование собственным языком и собственной интерпретацией истории, – давно притча во языцех. Это касается не только Украины, но и Прибалтики, Казахстана, а также республик Средней Азии, где, впрочем, процент русскоязычного населения значительно сократился за годы постсоветского существования.

Казалось, что русскоязычные жители этих стран не готовы и никогда не будут готовы отстаивать свои права по двум причинам.

Первое и главное: Россия сразу дала понять, что не собирается помогать оказавшимся на чужбине соотечественникам ни дипломатически, ни финансово – вообще никак.

Второе: Россия при этом никуда не девалась, и всегда можно было уехать туда – во всяком случае, теоретически. По финансовым соображениям, правда, не у всех получалось, да и социальные условия в России зачастую были не лучше. Тем не менее, там, где против русских был развязан настоящий террор, людям не оставалось другого выхода, кроме как бежать в Россию, бросив все имущество.

Если мы взглянем на карту, мы увидим, что меньше всего русскоязычных осталось именно там, где они вынуждены были бежать от этнических чисток и гражданских войн. Напротив, чем мягче было давление – тем больше их оставалось.

Для того, чтобы резко изменить образ жизни, бросить все, бросить землю, на которой жили предки, и переехать в неведомую и не очень гостеприимную Россию без каких-либо перспектив, нужен был очень резкий повод, такой как угроза потери жизни. Там, где такой угрозы не было, русскоязычные предпочитали оставаться и встраиваться в новую реальность. Если надо было – были готовы ассимилироваться, научиться разговаривать на чужом языке. До тех пор, пока не возникала опасность превращения идеологического давления в натуральное насилие.

Так вот из всех бывших республик именно на Украине все эти 23 года существовала самая мягкая форма давления. Об этом, кстати, постоянно говорили не только украинские националисты, но и наши российские либералы: мол, чего вам не нравится? Вас же не режут, как в Таджикистане, и не делают гражданами второго сорта, как в Латвии! Это действительно так, и именно это было все эти 23 года залогом покорности Юго-Востока. Да и потом, ассимилироваться с Украиной проще, чем с Таджикистаном: язык похож, культура одна, ментальность, история...

Кроме того, играла свою роль и промывка мозгов. На протяжении всей своей истории Украина создавала альтернативную привычной советской, продолженной в России, историческую мифологию, убеждая своих граждан, что они – носители европейских ценностей, а «братья» на Востоке – не братья вовсе, а злобная азиатская империя, которая всю жизнь притесняла несчастную Украину. Даже не Украину – Русь!

Не имея собственной истории, отличной от общероссийской, украинские идеологи провозгласили Украину наследницей Киевской Руси, противопоставив так называемой «орде» – Московии, обвинив последнюю едва ли не в краже исторической преемственности. И в этом заключалась фатальная ошибка, последствия которой мы наблюдаем сегодня.

После 1991 года все отделившиеся от России республики (вернее, их национальные элиты, задающие вектор развития) столкнулись с одной проблемой – самоидентификации, создания национальной идеи. Ведь далеко не все из них могли похвастаться богатой дороссийской историей, а внезапно свалившуюся (не завоеванную) независимость надо было идеологически оправдывать.

Практически все республики начали искать некую историческую преемственность с доимперским периодом. Это выходило с различной степенью успешности – в зависимости от степени исторической общности с Россией. Украине повезло меньше всех: ее история (если не брать псевдоисторические бредни про «древних укров») совпадала с российской с самого начала. Ну что поделаешь: одна страна, одна история. Но ведь будущим поколениям новой незалежной державы надо было как-то объяснить, почему тогда Украина – не Россия.

За этим далеко ходить не пришлось. Логично, что во всех постсоветских республиках господствующей идеологией стал национализм – единственная защита хрупкого и исторически абсурдного суверенитета от идеологической экспансии «империи».

Украинский национализм имел одну интересную особенность. Это не была идеология ЗА – за свою страну, за свою историю, за свой народ. Это была идеология ПРОТИВ – против России! Ну а как могло быть иначе, когда страна одна, народ один, история одна?..

Характерно, что украинский национализм, как и само понятие «украинство», создавался искусственно, по заказу сторонних игроков.

«Судьба Галиции – трагедия, не имеющая исторических аналогов. Что-то подобное описывается только в фэнтезийной макулатуре – эльфы, попавшие в руки Черного властелина и после многолетних мучений обращенные им в орков», – пишет о данной проблеме журналист и писатель Армен Асриян.

Галичина, оторванная от Русского мира еще в XIII веке, безвозвратно для него потерянная, побывавшая в составе постоянно враждовавших с Россией Великого Княжества Литовского, Речи Посполитой, Австро-Венгрии, белопанской Польши, была превращена сначала в «Нероссию», а впоследствии – и в «Антироссию».

Цель понятна: создать на Востоке альтернативный центр притяжения, провозгласивший историю Руси-России своей историей, при этом безоговорочно ориентированный на Запад.

Понимали ли идеологи «украинства», что эта задача в принципе невыполнима до тех пор, пока существует большая Россия, или они преследовали другие, более приближенные к реальности цели, – уже неважно. Важно то, что проект рос, развивался и рвался поглотить как можно больше территориального и человеческого ресурса, в том числе совершенно чуждого ему по ментальности – исконно русского. При этом он стремительно радикализировался, что достигло своего апогея во времена петлюровщины и бандеровщины, когда украинские националисты показали всему миру самый натуральный фашистский оскал на радость их немецким хозяевам.

И вот эта идеология оказалась востребована после 1991 года. Иной просто не было. Нужно было объяснить всем, почему же, собственно, Украина – не Россия. Понятно, что на отрицании и противопоставлении далеко не уедешь, даже если это дело не сопровождается этническими чистками и погромами.

Впрочем, противопоставление могло бы дать совсем другой эффект, если бы идеологи украинской государственности попытались создать «альтернативную Россию». Это мог бы быть проект, одинаково привлекательный и для жителей Украины, и для жителей России.

Всего-то надо было сделать русский язык вторым государственным и победить все те пороки, которые все годы демократии и капитализма разрывают Россию, заставляя собственных граждан отказываться от родины: полностью отодвинуть от власти олигархов, победить коррупцию, преодолеть катастрофическое социальное расслоение, установить подлинную политическую свободу и самостоятельность для регионов.

Как знать, возможно, эта «альтернативная Россия» могла бы стать центром притяжения Русского мира, и многие россияне, уставшие от беспредела, творящегося в самой России, потянулись бы туда.

Но – нет. Украина не захотела быть Россией. Она захотела быть окраиной, постоянно находящимся под угрозой экспансии со стороны большой «империи» огрызком, которому так удобно оправдывать все свои экономические и политические неудачи происками соседа. А неудач и не могло не быть: ведь Украина сразу же пошла по пути России – по пути дикого варварского олигархического капитализма. Только у России есть нефть и газ как подушка безопасности, так что она могла позволить себе разные эксперименты, а у Украины их не было.

И на этом фоне по всей Украине, в том числе в совершенно далекой идеологически и ментально от Галичины Новороссии, начинается агрессивная экспансия «украинства» – идеологии западэнских сел и деревень, мечтающих, как их предки, батрачить в Европе, лишь бы быть подальше от России, идеологии «Антироссии».

Это, кстати, и проявилось спустя 23 года, когда малочисленный, но пассионарный Запад взбунтовался против отмены решения об ассоциации с ЕС, что и привело к смене власти, в то время как гораздо более многочисленный, но не привыкший бороться за свои права, да и смутно понимающий, что происходит, промышленный Восток просто наблюдал за происходящим. Но, в конце концов, там поняли, чем это грозит, и начали сопротивляться. В итоге весь мир, а особенно Киев, затаив дыхание, наблюдает за «Русской весной», не понимая, как такое вообще может быть.

Так что мы имеем? А имеем мы то, что 23 года украинизации не вовлекли в процесс этногенеза значительную часть населения Украины. Да и слишком малый это срок для такого процесса. Напротив, они вытолкнули огромное число людей за пределы своего проекта, тем самым заложив бомбу замедленного действия под свою государственность. В мирное время все было внешне спокойно. Но первое же серьезное потрясение продемонстрировало, что это не так.

И не зря так забеспокоился Назарбаев, а также власти прибалтийских республик. У них тоже значительные территории населены русскоязычными, которые все 23 года также не подавали никаких признаков того, что могут восстать против насильственной ассимиляции со стороны титульной нации, которая, как показали события на Украине, за 23 года не только не завершилась, но и практически не сдвинулась с места.

Более того, сегодня мы наблюдаем на Юго-Востоке Украины обратный процесс – рождение нового национального проекта. Да, этот проект пока не очень жизнеспособен, тем более что направлен он опять-таки скорее ПРОТИВ, чем ЗА. Да, русские Новороссии уже сильно отличаются от русских России: они в каком-то смысле даже скорее советские, чем русские. Да, они пока не очень понимают, хотят ли они жить в России, которая за 23 года изменилась до неузнаваемости, или же строить свое государство, как в Приднестровье, которое давно сформировало уникальную политическую нацию.

Но они уже сейчас осознали, что не хотят быть украинцами и не будут ими. Украинцами в галицийско-бандеровском смысле. А иного смысла сегодня нет и быть не может, потому что проект «Антироссия» задушил проект «Альтернативная Россия» в зародыше. Сегодня быть украинцем – значит быть за Запад против России. По-другому – никак, извините. Давайте смотреть на реальность без розовых очков. Времени на неторопливый мирный нацбилдинг у них нет, так что вопрос будет поставлен предельно жестко: если ты за Россию – убирайся туда! И опасность превращения идеологического давления в натуральное насилие сегодня актуальна как никогда. Но именно это и мобилизует людей, у которых перед глазами – все то, что происходило на обломках Советского Союза в первые, да и в последующие годы. В Россию не очень-то верят.

И вот меня часто спрашивают, почему я поддерживаю движение за самоопределение Новороссии, что может привести к краху украинской государственности. А потому и поддерживаю, что понимаю: Украину мы потеряли. Рано или поздно это должно было произойти. Она сделала свой выбор, и даже не сейчас, а полторы сотни лет назад. Нужно спасать от поглощения «Антироссией» то, что еще можно спасти. Распад СССР был только первым актом драмы. Запущенные тогда процессы не остановить разом, но можно замедлить. Тем более что, судя по всему, российское руководство начало это понимать…

Дмитрий Родионов – директор отдела международных проектов Института инновационного развития

Хорошо написано!