Мучительные дни

21 часть.

Муди был в таком восхищении от дочки, что быстро забыл свое изначальное разочарование и стал самым гордым в мире отцом. Он начал понимать, что политика - очень серьезная вещь. Хорошо было рассуждать об иранской революции за половину земного шара от нее, но сейчас, когда тегеранские студенты атаковали американское посольство, стало опасно быть иранцем и женой иранца в Америке. Одного иранского студента у нас в округе избили незнакомцы, и Муди боялся. 

В больнице некоторые стали звать его "доктор Хомайни". Однажды какая-то машина преследовала его на улице. Мы получали десятки анонимных угроз. Муди нанял охрану. 

Он старался избегать любых конфликтов на работе. Мусульманские студенты все еще собирались у нас, но Муди игнорировал политические дискуссии.

Напряжение переросло в кризис: другой анестезиолог обвинил Муди, что тот на операциях слушает в наушниках радио. Я могла бы в это поверить. 

Муди оказался между двух интернациональных лагерей, и подвергался нападкам с обеих сторон. 

Я предложила ему навестить старых друзей из Карсон Сити. Он обрадовался возможности поговорить на деловые темы в дружелюбной атмосфере, где никто не знал о его прежних иранских симпатиях. Муди сиял, когда рассказывал мне, что его пригласили на собеседование в больнице в Альпене. 

Зимняя Альпена показалась нам сказочно красивым городом. Собеседование прошло успешно, другой врач протянул Муди руку и спросил: "Когда вы можете начать?"

Муди не мог дождаться переезда в Мичиган. Мы снова были командой, работавшей над общей целью. Муди принял решение остаться жить и работать в Штатах, да, он ведь был американцем. 

Весной мы переехали в Альпену, что лежала в трех часах езды от моих родителей - и за миллион миль от Ирана.

Теперь я лежала запертой в квартире. Мама и папа, Джо и Джон были так далеко. Махтаб была так далеко!

Ее забрали Маммал и Нассерин? Я надеялась, что нет. Или она у Амех Бозорг? Как я плакала о моем ребенке! 

Мне казалось, что я схожу с ума. Я пробовала делать то, что я советовала Махтаб: молиться. Я больше не просила Бога помочь нам найти путь вернуться в Америку, я хотела только снова быть рядом с дочерью. 

Что-то - или кто-то? - велело мне открыть глаза. Я подскочила от страха и увидела на полу в углу комнаты чемоданчик с документами Муди. Обычно он брал его с собой. Я с любопытством обыскала его, не зная, что там, но, может быть, что-то мне поможет. Внутри лежал телефон, который Маммал купил в Германии. Его можно было подключить к сети. 

Я побежала к телефонному гнезду, но тут же остановилась. Эсси была дома, прямо подо мной. И я знала, как работает эта проклятая телефонная система. Каждый раз, когда кто-то набирал номер, телефон внизу звенел. Эсси сразу узнает, что я говорю по телефону. 

А Эсси, хоть и не была согласна с Да'иджаном, но слушалась его.

Внезапно я услышала, как дверь в квартиру снизу открылась и снова закрылась. Потом входная дверь. Я подбежала к окну и успела заметить, как Эсси с детьми спускается вниз по улице. Она редко уходила из дому дольше, чем на пару минут. Вот ответ на мои молитвы.

Я тут же позонила Хелен и, всхлипывая, рассказала ей о моей ухудшившейся ситуации. Она соединила меня с мистером Ванкупом. 

"Мы должны приехать и попытаться вас вытащить, - сказал он. -Нужно дать знать полиции, что вас держат в заточении".

"Нет! - закричала я в телефон. - Это приказ. Я требую от вас не вступать с ними в контакт. Я попытаюсь снова позвонить вам, не знаю, когда: завтра или через шесть месяцев. Но вы не пытайтесь со мной связаться".

Я вспомнила о фотографии, которую сделала, когда Муди увозил Махтаб. Там была видна только ее спина, не стоило рисковать из-за этого. Я вытащила пленку и подержала на свету, надеясь, что заодно испортила какие-нибудь значимые для Муди снимки.

Два дня спустя без всяких объяснений Эсси забрала Мариам и Мехди и покинула квартиру. Я видела, как она садилась в такси с чемоданом, борясь при этом со своими невоспитанными детьми и с чадрой. Наверное, поехала к родственникам. Реза был в командировке, так что я осталась абсолютно одна. 

Иногда Муди являлся домой по вечерам, иногда нет. Я не знала, какой вариант для меня предпочтительнее. Все же он был единственной ниточкой, связывающей меня с Махтаб. В те вечера, когда Муди приходил, он всегда был нагружен пакетами с едой и мрачно обрывал мои расспросы о Махтаб коротким:

"С ней все в порядке". 

"Она не плачет в школе?"

"Она не ходит в школу, - сказал он резко, - ей не разрешают больше посещать занятия из-за того, что ты там устроила. Это твоя вина. Ты только создаешь проблемы. И, кроме того, ты плохая жена. Ты больше не даришь мне детей. Я возьму другую жену, чтобы она родила мне сына".

Внезапно я вспомнила о своей спирали. Что, если Муди о ней узнает? Если он изобьет меня до такой степени, что мне нужно будет к врачу, и иранский врач обнаружит ее? Если Муди не убьет меня, это сделает иранское правительство. 

"Я отведу тебя к Хомайни и скажу, что ты из ЦРУ", - рычал Муди.

Я уже слышала истории, как людей казнили или сажали в тюрьму без всякого процесса, по пустяковым или выдуманным обвинениям. Моя жизнь зависела от настроения Муди и его Аятоллы.

Я старалась держать рот на замке.

Теперь Муди орал на меня из-за того, что я не мусульманка:

"Ты будешь гореть в аду, а я блаженствовать в раю!"

"Только Господь может решать", - сказала я как можно мягче.

Я часами лежала в постели без сна, но не могла спать. Иногда я бегала квартире и искала, сама не знаю, чего. Некоторые дни проходили будто в тумане. 

В один из этих мучительных дней я сосредоточились на одной вещи. Я засунула пальцы в свое тело и искала маленькую медную проволочку, на которой держалась моя спираль. Нашла ее и помедлила. Вдруг я истеку кровью, одна, без телефона?

В тот момент мне было все равно, жить или умереть. Я потянула за проволоку и закричала от боли, но спираль осталась на месте. Много раз я с силой тянула, преодолевая растущую боль. Наконец, нашла пинцет и медленно, постепенно вытащила ее, вскрикивая от боли. Внезапно штука из пластика и медной проволоки, не больше двух с половиной сантиметров, которая могла стать моим смертным приговором, оказалась у меня на ладони. Я не могла ее просто выбросить: если бы Муди наткнулся на нее, сразу догадался бы, что это такое. Металл был мягким. Я нашла швейные ножницы Нассерин и трудилась, пока все не превратилось в мелкие кусочки. Потом открутила ножом крепления на окне и развеяла мою спираль над улицами Тегерана.

Я потеряла счет времени. Иногда я стояла по ночам на балконе и смотрела на луну, думая, что та же луна светит для Джо и Джона, для мамы и папы, и для меня. И для Махтаб. Это давало мне чувство связи с ними.

Однажды я случайно выглянула из окна, и у меня перехватило дух. На тротуаре стояла мисс Алави и смотрела на меня снизу вверх. В какой-то момент я подумала, что мой больной разум шутит со мной, и я вижу привидение.

"Что вы здесь делаете?" - обескураженно спросила я.

"Я наблюдала и наблюдала, ждала часами, - ответила она. - Я знаю, что с  вами произошло".

Откуда она узнала, где я живу? Через посольство? Через школу? Неважно, я была в восторге видеть женщину, готовую рисковать ради того, чтобы вывезти меня и Махтаб из страны.

"Что я могу сделать?" - спросила мисс Алави.

"Ничего", - подавленно сказала я.

"Мне нужно с вами поговорить", - она понизила голос, заметив, как подозрительно должна выглядеть беседа с через улицу с женщиной в окне второго этажа, да еще и на английском.

"Подождите", - сказала я.

Я за секунду вытащила стекло и просунула голову в решетку, так мы продолжали нашу странную беседу. 

Она рассказала, что ее брат следил за домом с ней вместе из машины, но у кого-то они вызвали подозрение, и их спросили, что они делают. Брат мисс Алави ответил, что следит за девушкой, на которой хочет жениться. Этого объяснения хватило, но брат стал вести себя осторожнее. Во всяком случае, сейчас мисс Алави была одна. 

"Все готово для поездки в Захидан", - сказала она.

"Я не могу. Махтаб больше не со мной".

"Я найду Махтаб".

Но как?!

"Только не делайте ничего, что может вызвать подозрения".

Она кивнула. Потом исчезла так же таинственно, как и появилась . Я снова вставила стекло, спрятала нож и задавалась вопросом, не приснился ли мне только что этот эпизод.