Книга Роман без Бузовой (часть 5)
Нет, владельцы строительной компании — его хорошие друзья. Он часто тут переговоры назначает.
Почему?
Со смотровой площадки роскошный вид на вечернюю Москву. Он вообще высоту очень любит. Даже курсы вождения самолета закончил.
Что, у него и самолет есть собственный?
Самолет есть, только маленький, спортивный. А такой, ну, большой, для дальних перелетов, у него тоже был. Продал.
Понятно.
Ну вот, мы, собственно говоря, и приехали.
Я вышел из машины и тут же задрал голову вверх. Передо мной высилось огромное сооружение в шестьдесят три этажа. Башня "Запад" гордо возвышалось над Москвой, в то время как на «Востоке» шла оживленная работа. Каждый этаж «Запада» был подсвечен голубым неоновым светом, и снизу Башня больше напоминала огромный светящийся голубой фаллос.
Москва-Сити по всем законам мегаполиса продолжал жить и ночью. Вокруг нас кипела работа. Время суток не имело значения, на стройплощадке было еще ярче, чем днем.
Роман,— окликнул меня водитель,— вам вон туда.— Он указал мне на вход в здание, напоминавший стеклянную пещеру, прямо напротив меня.
Туда? — с иронией переспросил я.
Да, туда. Леонид Яковлевич вас уже ждет. Ресторан «Residents Club», это на 63 этаже.
Высоко.— Я снова посмотрел вверх.— Ну, счастливо,— сказал я, протягивая водителю руку.
Мы с вами еще не прощаемся. Я должен после встречи вернуть вас домой.
Прекрасно
Я еще раз оглянулся на машину с водителем и твердо зашагал к входной двери. Помещение было настолько просторным, парадным, сверкающим и ярким, что я не сразу сориентировался. После полумрака улицы свет огромной люстры слепил глаза. Коричневый мрамор, кованые винтовые лестницы, небольшие статуэтки греческих богов приковывали внимание. Я покрутил головой вокруг, никого не было. Вдруг откуда-то сзади, где была стойка ресепшена, раздался мягкий девичий голосок:
— Простите, а вам куда? — расивая тоненькая де
вушка-брюнетка в черном костюме с сиреневым шелковым галстуком смотрела на меня. Она была больше похожа на стюардессу.
— Такая красивая девушка одна охраняет вход в баш
ню «Федерация». Забавно.
Ее строгий взгляд пронзил меня, и я услышал:
Охрана ушла на пересменку.— Мы встретились глазами, и ее тон тут же сменился на мягкий и дружелюбный:— Ой, Роман!
Здравствуйте.— Я тоже улыбался. Такая резкая смена настроения рассмешила меня.
—Роман, а вы куда?
У меня тут встреча в ресторане назначена.
В каком?
А что, вы хотите со мной? — Девушка еще больше разулыбалась.— В «Residents Club».
Это закрытый ресторан только для владельцев апартаментов и их гостей.
Было бы удивительно, если бы этот ресторан был открытый. Меня там уже ждут.
А кто, простите?
Вы такая любознательная.
У меня работа такая.
— Ясно. Меня ждет Леонид Яковлевич Бенгальский.
Девушка опустила глаза. Видимо, за стойкой стоял ком
пьютер. Я слышал щелканье клавиатуры.
Да, все верно. Проходите. Центральный лифт.— Она тоненькой ручкой указала на стальную дверь в мраморной стене.
Спасибо.— Я шагнул к двери и нажал на кнопку вызова. Я впервые видел такое обилие кнопок в лифте., Немного растерявшись, нажал 63, и меня тут же потянуло вверх. Прошло не более минуты, как, звякнув колокольчиком, двери бесшумно разошлись в стороны. Передо мной открылась удивительная панорама.
Метрдотель указал на столик в дальнем углу ресторана. Я пошел через анфиладу стеклянных комнат с роскошными бежевыми диванами, белыми подушками, медными светильниками с желтыми абажурами на столах. Каждая комнатка, окруженная овальной стеной из стеклянных витражей, была маленьким произведением искусства с собственным интерьером, индивидуальными аксессуарами, мебелью, коврами, люстрой, но при этом индивидуальность не выходила за рамки общей стилистики ресторана.
Ресторан был пуст, пахло ванилью и кофе. Я шел сквозь анфиладу комнат к своему столику у стеклянной стены. Надо мной проплывали огромные, диаметром в два метра, диски из матового белого стекла с золотым узором, выполняющие функцию люстр. Все было сделано потрясающе смело и роскошно. Группа официантов из шести прилизанных юношей в белых накрахмаленных рубашках и длинных фартуках сдержанно и синхронно поклонилась мне. Два больших дивана, развернутые в сторону стеклянных стен с видом на Москву, на одном из них сидел мужчина. По всей вероятности, это и был Леонид. Волнистые черные волосы, аккуратно уложенные на затылке. Я посмотрел поверх затылка в окно, куда, по всей видимости, был обращен его взгляд. Белый дом, гостиница «Украина», Новый Арбат: вся Москва как на ладони. Она огромным святящимся блином растянулась по поверхности земли с уходящими за горизонт желтыми венами дорог, по которым медленно текли желтые и красные реки машин, отсюда больше похожих на светлячков. Светящийся желтым горизонт плавно переходил в прохладный свет звезд, которые приветливо моргали в черной мантии бесконечности. Потолок в этой части ресторана был тоже стеклянный. Поэтому, сидя на диване, достаточно было поднять голову, чтобы увидеть небо.
Не правда ли прекрасный вид? — не поворачиваясь ко мне, начал разговор Леонид. Его голос был чистый и дружелюбный.
Отличный.
— Присаживайтесь, Роман, будем любоваться вместе.
Я обошел диван и встал напротив него. Мне всегда
интересно смотреть на лица. Леонид всем видом демонстрировал дружелюбность и уют: широкая, радушная улыбка, спокойное лицо. На нем был толстый бежевый свитер поверх рубашки с галстуком, классические черные брюки, дорогие часы. Он был чем-то похож на Леонида Якубовича, только гораздо моложе, и взгляд у него был какой-то липкий.
Ну что, Роман, давайте знакомиться.— привстав с места, немного торопливо сказал Леонид и протянул мне руку.
Роман,— представился я.
Да я в общем-то в курсе. Леонид. Можно Леонид Яковлевич, как тебе будет удобно.
Ну вот наконец-то и познакомились.— Я почему то боялся замолчать и поэтому заполнял паузы всякой ерундою.
Да-да. Даже представить себе не могу, каково это, быть членом миллионов семей! Рома — это чудо! Представляешь, ты ровно в 21:00 каждый вечер появляешься на канале ТТТ и входишь через экран в дом к каждому! Это потрясающе. Телевидение — великое чудо! Ты можешь пребывать одновременно в миллионах домов! Тебя любят и прощают тебе все ошибки. Просто потрясающе.
Но это еще и огромная ответственность.
Совершенно верно, а по-другому в нашем деле быть не может.
Вы с такой теплотой об этом говорите. Может быть, и вам в кадр?
Нет, Ром, для меня это непозволительная роскошь. К тому же это не моя работа. Светиться должны звезды, а немы.. Изумительный город.— Леонид вернулся к панораме.— Москва, как женщина, ее нельзя не любить. Может быть, она неказистая, местами даже уродливая, вот пробки эти, рынки с торгашами, переполненное метро, но не любить ее нельзя. Ею надо восхищаться, боготворить, вот тогда и она будет щедро тебя за это одаривать... Ты голодный? Может, закажем поесть?
С удовольствием.— Я правда был голоден.
Тут прекрасный ресторан. Шеф-повара привезли из Франции и прячут его от всех, чтобы не переманили. Какую кухню предпочитаешь? Тут есть все что угодно, хочешь — пельменей налепят, хочешь — роллов накрутят, но я тебе рекомендую морепродукты. Их привозят с Атлантического побережья Франции самолетом, так что свежее устриц и моллюсков ты в Москве не найдешь. Ты вообще как относишься к устрицам?
Да я, честно признаться, не пробовал.
Ну тогда что мы думаем.— Леониду стоило повернуть голову в сторону официантов, как тут же подбежал один из шести мальчиков с блокнотом и ручкой.— Нам дюжину устриц спесиаль де клер № 2, минеральное вино «Gewurztraminner», только не винтаж.— Официант внимательно слушал, кивал и записывал.— Морских ежей ел?
Нет.— Мне было неловко, я чувствовал себя как девочка из провинции.
Нам еще по три морских ежа, воды без газа, на десерт принесите свежие ягоды в сливочном соусе.— Официант беззвучно поклонился и исчез.— Тут еще отлично готовят фуа-гра в ягодном соусе.
Нет, спасибо, достаточно. Я много слышал про производство фуа-гра.
И чего же?
Одна из историй, что трехмесячных уток подвешивают за ноги и активно бьют специальными резиновыми дубинками по печени. Так продолжается две недели, после чего птицу разделывают прямо на месте, достают печень и тут же кладут в морозильную камеру.
Ха-ха-ха, это ж какой идиот тебе рассказал? Не мент случайно?
Нет, девочка одна.
У нее, наверное, молодой человек милиционер. Они любят так пошутить. На самом деле все происходит иначе. Большая печень у уток развивается в результате так называемого гаважа, это интенсивный откорм кукурузой, который продолжается 14—18 дней. Не переживай, процесс кормления вполне гуманен. Птице очень аккуратно держат голову, открывают клюв, придавливают язык, осторожно вводят трубку, смазанную жиром, через нее заполняют пищевод кормом до определенного уровня, закрывают птице клюв, следя, чтобы она не поперхнулась, помогают передвинуть корм по пищеводу. Чтобы птица не нервничала, кормит ее один и тот же человек.
Пока Леонид рассказывал про фуа-гра, нам уже принесли устрицы на большом блюде со льдом.
— Прекрасно, я очень люблю устриц. Не стесняйся,
бери. Тут все просто.— Леонид с удовольствием взял
устрицу.— Отделяем специальной вилкой устрицу от
раковины, выдавливаем лимон, можно добавить винный
уксус, и отправляем в рот. После закусываем черным
хлебом, французы считают, что именно черный хлеб
очищает вкусовые рецепторы, это как имбирь в япон
ской кухне или кофе в парфюмерных магазинах. Ну,
пробуй.
Я проделал все то же самое и выпил устрицу.
— Ну как?
Склизко и непонятно, но думаю, что мне понравилось.
Вот и прекрасно, бери еще.
По консистенции похоже на маринованные грибы вместе со слизью, только вот вкус я еще не понял.
Ничего, поймешь это со временем.— Он заострил на мне взгляд.— Бери-бери, не стесняйся. Предлагаю залить устрицы вином.
Согласен.— Я поднял бокал.
У тебя прекрасное время, Роман,— говорил Леонид, глядя чрез свой бокал на светящийся город.— Перемены! Могу представить, каково тебе одному, неопытному в большом городе... Сложно, но жутко интересно, особенно после трех лет в шоу. Я тоже когда-то приехал сюда из Харькова...— Он застыл, посмотрел в окно.— Давай за перемены, они всегда к лучшему, в этом их прелесть.
Согласен.
Мы чокнулись и отпили из бокала. Леонид продолжил:
— После развала СССР, в девяностых, на Украине
был голод. Отцу, он работал в шахте бригадиром, плати
ли 5% от его зарплаты, да и задерживали почти всегда
на месяц, а то и не два. Мама работала секретарем в ма
шиностроительном техникуме, ее деньги вообще не в
счет. Мы жили впроголодь. Чтобы выжить, воровали с
отцом горох на полях, остатки картошки, после того как
ее выкопали. Выращивали подсолнечник, выбивали се
мечки, сдавали на маслобойню. Нам давали немного ра
стительного масла и чуть-чуть денег. На эти копейки мы
покупали мешок сахара и муки. Покупать хлеб не мо
гли, мама пекла его сама и делала всем бутерброды. Бу
терброд со свиным жиром, с растительным маслом и со
лью, с маргарином и томатной пастой. Если хотелось
сладкого, ели тюрю, это размоченный в воде хлеб, посы
панный сахаром, или бутерброд с маргарином и сахаром. Я помню, как отец с мужиками ночью пошли на поля к корейцам и наворовали лука. Он притащил домой целый мешок! Для нас это был праздник! Мама нажарила целую сковородку лука на свином жире, разложила по тарелкам, мы все это уплетали за обе щеки. Тогда казалось, что вкуснее ничего на свете нет. Я до сих пор вспоминаю вкус этого лука, и мне по-прежнему кажется, что нет ничего вкуснее.
Я, кажется, начал понимать вкус устриц! — Я улыбнулся собственной шутке.— А что, на заработки никто не ездил?
А куда ехать? Ехать было некуда, вся Украина так жила. Можно было, конечно, в Москву податься, но, для того чтобы купить билет, надо было зарплат десять отца. Таких денег не было. Вот и сидели. Голубей ели, котов, собак. За три года ни одного бродячего животного в городе не осталось. Были семьи, в которых убивали младших детей и кормили ими старших.— Леонид посмотрел на меня и улыбнулся.— Да, и такое было. Ты ешь-ешь.
Я ем-ем.— Я взял очередную устрицу с подноса со льдом, обильно полил винным уксусом и отправил в рот. Мысли про голубей, котов и собак лишь подогревали аппетит и делали вкус устриц более выразительным, даже противоречивым. Я чувствовал себя буржуем!
Здесь не Украина, да и время другое, а тогда мне одеться и обуться было не во что. Я помню, у меня были единственные туфли, я носил их в техникум. Кожа по бокам на сгибе треснула, дырка получилась очень заметная, а поскольку другой обуви не было, я их зашивал, заливал бесцветным лаком, основательно кремил и снова обувал. К вечеру дыра появлялась снова, и я повторял процедуру. После того как окончил техникум, я собрался в Москву и поехал в тех самых ботинках.
Я почему-то посмотрел на его ноги. К моему удивлению, там были хорошие, новенькие туфли.
Я приехал в этот город не для того, чтобы продолжать учиться или пробивать дорогу своему таланту,— продолжал Леонид.— Я ехал, чтобы выжить и помочь выжить своим родным.— Он отпил вина.
А тут в Москве кем работали?
Тут? Тут просто было зарабатывать. Сначала на рынке торговал, потом с лохотронщиками завязался, интересно было, зарабатывали хорошо. Потом решил пойти на телевидение. Работал у Маслякова администратором.
У Александра Васильевича, КВН?
— Да, у того самого. Говорит мне Александр Васильевич: «Леня, надо, чтобы завтра на сцене был слон, и из попы у него вылетал голубь мира». Вот я слона целый день по Москве и искал. Можешь не верить, а на следующий день у меня голубь мира из жопы слона вылетал.
Символично.-^- Я отхлебнул вина и принялся за морских ежей.
Ничего с тех пор не изменилось.— Он перевел свой липкий взгляд на меня и продолжил: — Повзрослел немного, но по-прежнему ерундой занимаюсь, голубей вот ищу и из жопы их в небо запускаю.
...Хорошо, что не ежей.
Хорошо, что не из своей. Ха-ха-ха-ха!— Он заметно оживился.— А что, Ром, может, водки выпьем?
С удовольствием!
Ну вот и прекрасно. Я смотрю, ты наш парень. Молодой человек,— Леонид повернулся к официанту, и тот мигом подбежал к столу.— Водочки нам с Романом принесите. Только очень прошу, ледяной.
Будет сделано.
Я слышал, Роман, что ты с Николаем обо всем договорился?
Ну... наверное.
Ольга договор подписала?
Да.
Хорошо, что подписала. Правильно. А вот и водочка. Давай выпьем.
Под ежей грех не выпить.— Я чувствовал себя заметно свободней.
Что ж, Роман,— Леонид поднял запотевшую рюмку —за продолжение твоей творческой карьеры!
— С удовольствием.— Мы опрокинули рюмки и зачерпнули содержимое морского ежа с подстриженными колючками.— Хорошо.
— Анекдот. Идет Алеша Попович по лесу, пить хочет —
умирает. Видит камень, на камне написано: налево — жизнь
потеряешь, направо — богатым станешь, прямо — вволю
напьешься. Пошел Алеша прямо. Видит Змей Горыныч
перед ним на полянке травку щиплет. Алеша подошел и
громко кричит: «Змей, давай биться!» Бьются они день,
ночь, еще день, изрубили друг друга почти до смерти,
тут Змей спрашивает Алешу:
«Алеш, а ты чего хотел?» , «Пить!»
«Так пей! Х...ли ты на меня с мечом кидаешься?» — Леонид натянул на лицо скромную улыбку. Я тоже улыбнулся, поняв, к чему это он.
— Роман, мы давно работаем вместе, наверное, даже
слишком давно, и именно поэтому я сейчас сижу с то
бой тут. Я понимаю, у вас там нелучшие условия и об
щество, от которого ты в своей обычной жизни, навер
ное бы, избавился. У вас накапливается усталость, в
основном эмоциональная, которая часто мешает делово
му подходу в решении ряда вопросов. До сих пор мы ста
рались сглаживать все неровности в наших отношениях
с вами и, как мне кажется, делали это успешно. Так?
-Да.
— Я не открою тебе истину, если скажу, что вы с Оль
гой относитесь к иконам этого проекта. Нам бы очень не хотелось терять ни тебя, ни ее. Ты человек амбициозный, целеустремленный, и именно поэтому мы старались, чтобы на протяжении твоего участия в шоу вас что-то подпитывало. Именно поэтому у тебя вышла книга, и не одна, поэтому у вас было ток-шоу на ТТТ, программа на радио, песни, гастроли и многое еще, о чем сейчас я уже не упомню. Тебе разрешают делать многие вещи, которые выходят за рамки правил нашей работы. Но это еще потому, что проект «Д2» — один очень большой эксперимент как для вас, так и для нас. Но что бы ни происходило и какими бы попутными проектами вы ни обрастали, надо всегда помнить, что «Д2» — главное! Когда на поляне происходят такие конфликты, с которыми мы столкнулись в течение этой недели, а о них непременно докладывают, мне это становится непонятно.— Я внимательно слушал.— Неужели твое недоверие к нам настолько сильно, что ты сомневаешься в нашей деловой порядочности? — Он смотрел так пристально, что я с трудом выжимал из себя каждое слово.
Мне обещали выплатить все...
Да знаю я все, можешь мне не пересказывать. Выплатят тебе эти несчастные деньги. Я тебя вот о чем хочу спросить.— Леонид Яковлевич набрал побольше воздуха в легкие и, сделав грустные глаза, на выдохе жалобно произнес: — Ты вернешься на проект? — Он играл со мной.
Я не знаю...— совершенно честно ответил я.
Надо, Роман! — заглядывая мне в глаза и улыбаясь, говорил Леонид.— Надо обязательно возвращаться! Как же, мы должны на тебе еще заработать! — Я молча улыбался, не зная, что на это отвечать.— Роман, пожалуйста, дай мне на тебе еще заработать! Заработаю я, заработаешь и ты! — Леонид смотрел мне в глаза, улыбался и быстро-быстро, как в мультиках, моргал. Он сейчас был настолько не похож на большого босса, что я не знал, как себя вести.
Я даже не знаю...
А что тут думать, возвращайся, и все. Ну не сейчас, конечно, а когда время придет. Ты нам очень нужен, Ром,— снова, давя на жалость, произнес Леонид.— И если тебе иногда кажется, что мы ставим тебе подножки, то это только оттого, что мы желаем тебе лучшего. Я вложил в этот проект очень много сил и денег. Понимаешь?! Очень много денег, в том числе и в тебя. И все для того, чтобы тебя узнавали на улицах, чтобы у тебя брали автографы, чтобы на твои концерты приходили люди. Я фея, которая все время осуществляла твои желания, и сейчас, если ты что-то пожелаешь, я снова буду рад для тебя исполнить твое желание, но, как в любой сказке, с одним условием — дай мне на тебе заработать деньги...— Леонид перевел взгляд на красавицу Москву.—И еще,— уже совершенно серьезно сказал он,— не надо за собой тянуть Олю, не порть ты ей малину, пусть покайфует немного. Отдохнет от тебя. Она хорошая девочка, ей можно немного пошалить. Оставь эту дурацкую затею с ее уходом. Не приведет она ни к чему хорошему. Поверь мне.
Я... я... я даже не знаю.
Леонид смотрел мне прямо в глаза, кажется, он видел меня насквозь.
А тут и знать не надо. Ты, конечно, правильно делаешь, что пытаешься что-то сделать. Молодец. Ты прав, потому что, как только остановишься и скажешь сам себе: все, я король, целуйте меня в жопу,— вот тут тебе сразу настанет писец. Но ты только не забывай про нас в своих делах. Надо всегда, Роман, про нас помнить. И если ты пытаешься создать свой бизнес на нашем — это плохо. Поэтому, если уж ты решился делать деньги на том, что принадлежит нам, давай это обсуждать. Вот с этим концертом, который ты так усердно делал... ну х...йня же полная получилась.
Ну почему же...
— Пардон, Ром, не хотел обидеть твои организатор
ские и режиссерские способности. Тут как раз все было
на отлично. Ты собрал ребят, которые ассоциируются с
нашим проектом, за что тебе отдельная благодарность.
А ребята, не имея грамотного наставника с нашей сторо
ны, вышли на сцену и показали дерьмо! А если бы на это
посмотрели несколько десятков тысяч человек? Что бы
было? А я тебе скажу. Все зрители единогласно сказали
бы: концерты «Д2» — это говно! И неважно, бывшие
участники это делали или нынешние, пострадали бы от
этого все. Эта твоя самодеятельность бросает тень на
всю гастрольную деятельность «Д2». А если быть еще
более откровенным, то портит. И не надо делать все в об
ход, как ты всегда пытаешься. Приходи, излагай, и давай
обсуждать! Запомни: мы всегда договоримся! Всегда! Да
вай еще выпьем.— Леонид взял бутылку и налил.— Ты
же понимаешь, что у нас для этого все есть. Есть Нико
лай Алексеевич, связующее звено между мной и тобой.
Если есть какие-то предложения, звони смело ему и
предлагай. Мы назначим переговоры и обо всем догово
римся.
Мы еще раз выпили. Закусили ежом.
Ну что ж,— начал подводить итоги Леонид.— Я считаю, что встреча прошла плодотворно. Я рад, что наконец-то познакомился с тобой, и это знакомство ни капли меня не разочаровало.—Леонид протянул мне руку. Я ее пожал. Он взглядом позвал официанта. Леонид достал кошелек, отсчитал пятитысячными купюрами сумму счета, и мы направились к лифту.
Так вот, Ром,— продолжил Леонид уже в лифте.— Тебе придется еще какое-то время провести за периметром. А потом, ближе к весне, ждем — добро пожаловать. Анекдот напоследок. Две блондинки купили по хомяку. Сидят и думают, как их будут различать. Одна говорит: «Давай я своему лапку оторву. Мой будет с тремя лапками а твой с четырьмя». Вторая говорит: «Классно придумала». Ночью хомячок с тремя лапками обиделся, что у него три лапки, а у другого четыре, взял и оторвал лапку другому. Утром просыпаются блондинки и охают. Думают, как теперь хомяков отличать. Когт да от хомяков остались только туловище да голова, одна блондинка говорит: «А давай так отличать: твой хомяк белый, а мой серый».— Леонид растянул губы в улыбке, я тоже, но никто не засмеялся. Звякнув, двери лифта разъехались в стороны. Мы зашагали к выходу.
Роман, мой водитель довезет тебя до дома. Был рад пообщаться. Надеюсь, мы друг друга поняли.
Да,— ответил я с натянутой улыбкой.
Леонид сел на заднее сиденье черного «Maybach», захлопнул дверь, и машина, шурша шинами, отъехала. Я посмотрел ему вслед и перевел взгляд на башню. Прожектор по-прежнему рассекал темноту над Москвой, шел мелкий снег.
5 ноября Опля или Упс
На следующий день я проснулся в двенадцать. Вскипятил чайник, сделал себе кофе, подошел к окну своей комнаты и, держа обеими руками кружку, отхлебнул горячий напиток. Мне очень не хватало сейчас кресла-качалки, вязаного пледа и окна во всю стену.
Целый час смотрел на Кремлевские стены, зеленые купола, рубиновые звезды. Это ж какому идиоту пришла в голову мысль сделать красные стены и ярко-зеленую крышу? Сумасшедшее сочетание. Ничего в этом Кремле нет красивого. Ничего! Так же нет ничего хорошего жить в центре Москвы: свинцовое небо, вонь, бесконечные пробки и этот страшный Кремль из окна. Жуть.
Я прокручивал вчерашний разговор в голове. Выводы напрашивались сами собой. Телефон завибрировал. Пришла CMC от Оли: «Я не чувствую наших отношений!!! Для того чтобы они были, их надо подпитывать присутствием в эфире! Мне надоело доказывать всем, что у меня есть ты. Меня выселили из московской квартиры! А ты не приложил ни одного усилия, чтобы защитить меня!» Я ответил: «Германовский говорил, что деньги платят в конечном итоге за твои слезы. Тебя предупреждали. Ты сама это выбрала! Не надо теперь мне жаловаться. Если бы ты была со мной, этого бы не случилось».
Ответ не заставил себя ждать.
«Если бы я была с тобой, с голоду уже умерла!»
Следом последовал ее звонок. Я снял трубку и услышал ее наглое:
Н-н-н-да.
Я, может быть, что-то не понимаю?
Меня выселили из квартиры,— мрачно и как-то холодно ответила Оля.
Ты чего хочешь?
Я же говорю, меня выселили из квартиры!
Так при чем тут наши отношения?
Действительно, при чем тут наши отношения?! Тебе что, на меня окончательно насрать? — завелась Оля.
Ты осталась без жилья? Ты на улице? Тебе некуда пойти? Тебе надо провести ночь на вокзале? Без чего ты осталась? Тебя переселили из одного угла в другой, вот и все.
Ты как со мной разговариваешь? — возмутилась она.— Мне просто нужна сейчас поддержка.
Меня раздражают твои бессмысленные и идиотские обиды. Если бы это выселение было впервые, я бы переживал и жалел, но с тобой на проекте это происходит каждые полгода, пора бы уже привыкнуть!
Я тебе по другому поводу писала, что не чувствую отношений. Тебя нет рядом, и ты даже сделать ничего не хочешь для того, чтобы мне стало чуточку легче.
Тебе не кажется, что ты слишком уже зажралась?
При чем тут зажралась?
Хватит играть в дуру! — Она меня раздражала.— Тебе Германовский говорил, что платит деньги за эмоции, и если ты с этим не согласна, то будь любезна уходи с проекта. Ты согласилась, осталась, подписала новый контракт, а сейчас мне звонишь и высказываешь свое недовольство тем, что тебя провоцируют! Оля, ты что там совсем отупела, не помнишь, о чем договаривалась?
Что ты так со мной разговариваешь?
А как мне прикажешь с тобой разговаривать, если ты ни х...ра не понимаешь?
Я все понимаю,— спокойно проговорила Оля.— Видимо, просто ты так ничего и не понял. Если я тебе говорю: не чувствую отношений, значит, я их не чувствую, и ты должен ко мне проявлять всю свою любовь, о которой так пламенно говоришь.
Слушай меня,— я начал злиться,— я не люблю, когда со мной говорят в подобном тоне. Я тебе ничего не должен.
Прекрасно, мой малыш, тогда и я тебе ничего не должна. Мне тут ребята-футболисты предлагают полететь с ними отдыхать в Таиланд. Я, пожалуй, соглашусь.
— Что? Не надо так шутить. Ты не с тем играешь.— Я пытался угрожать, хотя сам покрылся испариной.
Знаешь что, мой дорогой? Иди-ка ты на х...й!
Что ты сказала?!
Что слышал. Считай, что это маленькая компенсация за все твои издевательства надо мною. Теперь ты можешь назвать меня б...дью, шлюхой — кем угодно.
Каждый твой мат в мою сторону уже оплачен. Так что предлагаю тебе как следует высказаться.
Что ты за человек?!!!.— Рука, в которой был телефон, взмокла. Меня охватил сильнейшей гнев, смешанным с жесточайшим разочарованием. Я был готов зубами раскрошить телефон, из которого слышал ее голос, но ничего не смог из себя выжать кроме:
Сука, что ж ты делаешь?! Что... ты... делаешь?!! Я тебя уничтожу!
Ты можешь жаловаться кому угодно, писать, звонить, говорить, орать! Ты издрочишь весь свой мозг, потратишь все свои оставшиеся деньги, но только тогда поймешь, что все это бесполезно. Так что, котик, даже не думай залупаться. Ты глазом моргнуть не успеешь, как мои новые друзья тебя вые...ут по полной программе. Я знаю, ты очень не любишь пидарасов, могу представить, что ты будешь испытывать после того, как тебя вые...ут семеро мужиков, накончают в твой расползшийся по швам зад литр спермы и засунут тебе в жопу кирзовый сапог.
— Какая же ты тварь!
—А ты полнейший мудак, я даже представить сейчас себе не могу, что любила тебя! Все твои выходки, ужимки, смешки, все твои речи на Лобном месте. Ты же у нас самый умный, самый смешной, самый реальный мужик на проекте! Да ты просто тупой, лысый, самовлюбленный ублюдок! Ты эгоист! Самовлюбленный индюк! В твоей жизни нет ни одного человека, которого ты любишь! Ты не можешь осчастливить даже себя самого, я уже не говорю о других. Мне жаль тебя, потому что у тебя могут возникнуть чувства только в случае, если они исчисляются в денежном эквиваленте. Можешь не отпираться, я это давно знаю. Ты всегда и во всем ищешь выгоду. Даже нашу любовь ты превратил в бизнес. Ты продаешь по чуть-чуть все то хорошее, что тебя окружает, и говоришь, что делаешь это ради нас или для меня. Хватит уже пи...еть! Ты делаешь это исключительно ради себя! Я очень долго все это терпела, и теперь я наконец-то поняла, что больше терпеть не хочу. Хватит.
Какой потрясающий спич! Ни одной помарки! Учитывая твое умение высказываться, ты, видимо, давно учила;
Какая тебе разница? Ты мелочный, гадкий, мерзкий, низкий. Меня в тебе раздражает решительно все! И всегда раздражало... слышишь, всегда!
Ловко ты претворялась все это время.
Я тебе уже не раз говорила: возвращайся, возвращайся, возвращайся, но нет, тебе собственные амбиции дороже! «Как же я вернусь, если меня выгнали! Выигрывать надо учиться!»
Ну, раз так у нас получилось, скажи мне, подо что ты продала отношения? — Я говорил еле сдерживаясь.
Что ты имеешь в виду?
За что продала отношения? Что тебе пообещал Германовский помимо зарплаты? Тебе намекнули, что закроют твою рубрику в «Утро на ТТТ», если ты меня не бросишь? Или пообещали сделать тебя третьей ведущей телепередачи «Д2»? Может быть, еще денег пообещали дать? Я что-то не помню ситуации, чтобы ты от них отказалась. Что тебе предложили, что ты так скоро решила со мной распрощаться?!
Что за чушь ты несешь? Ничего мне никто не предлагал.
Не думаю, что ты сделала это бесплатно. Ты за каждый напряг своей жопы берешь деньги.
Выбирай выражения!
И еще вопрос на прощание: ради чего ты меня терпела? Ради денег?
Да пошел ты на х...й!
Ты просто б...дь.— Как-то уж слишком обреченно у меня вышло.
Не более, чем ты,— тут же парировала Оля.— Я думаю, тебе и так слишком много информации для одного дня. Подумай, перевари. Будет желание выразить свою любовь, звони.— Она отключилась.
Я еще стоял какое-то время с трубкой у уха, потом сел на кровать. Сейчас я хотел ей сказать тысячу матов на всех языках мира, я бы задушил ее через телефон, я бы вырвал ей все волосы из головы, а оставшиеся опалил лампой. Мне хотелось ей сделать все, что приносит невыносимую боль, чтобы она хоть чуть-чуть сравнялась к моей
Я не мог поверить в то, что это звонила она. Я даже посмотрел входящие. Звонок был действительно от нее. Сука! Ярость и обида рвались наружу. Я столько для тебя сделал! К горлу подкатил ком, нижняя губа задрожала, лицо исказилось. Я так тебя любил! Я ничего не мог поделать с собою, закрыл лицо руками и в первый раз в жизни заплакал. Я рыдал, всхлипывая, как маленький, и мне впервые не было стыдно. Несмотря на то что никого не было рядом, квартира была пуста, я ощущал, что меня снимают, но остановиться не мог. Теплые слезы текли ручьем, они затекали мне в рот, я чувствовал их вкус, текли по рукам и капали на ковролин. Я всхлипывал, шмыгал носом и снова продолжал рыдать. Слезы текли и текли, будто отыгрываясь за все те годы, которые я держал их. В голове все пульсировали ее фразы, и я каждый раз, поддаваясь волне, снова всхлипывал и продолжал лить слезы.
Что-то маленькое, съеженное и робкое внутри меня, то, что я старательно прятал три года, стремительно выпрямилось и с треском пробило наросшую корку сознания. Меня захлестнула неконтролируемая волна гнева. Я вскочил и начал орать, что есть мочи:
— Б...дь, сука, п...да, мразь, тварь! — Я выкрикивал эти слова и чувствовал как каждое из них, выходя из меня, забирает часть того ужасного гнева, который меня мучил. Я что есть мочи швырнул телефон на пол, из которого она только что говорила. Б...дь, я тебя ненавижу! Сука! Убью! Из телевизора донеслись знакомые напевы: на-на-на-на-на... Я, не контролируя себя, схватил комнатную сушилку обеими руками, занес ее над головой и со всего маху обрушил на телевизор.— Заткнись! Зае...ал уже! — что есть мочи проорал я. Картинка слегка исказилась, но телевизор продолжал показывать и говорить: «Здравствуйте, меня зовут Ксения Собчак, я ведущая телепроекта «Д2», вчера к Ольге Бузовой пришел красивый итальянский жеребец Алессандро Матраццо...» — Заткнись! Заткнись! Заткнись! — С каждым словом я наносил новые удары по телевизору. Я лупил что есть мочи, каждый раз вкладывая все больше и больше сил. Я неистово орал и продолжал колотить сушилкой по телевизору.
Мое оружие гнева, мой меч справедливости — сушилка, уже давно превратилась в скомканный кусок алюминия, но я продолжал уничтожать объект своей ненависти — телевизор. Я бил по пластиковому корпусу, экрану, колонкам. Я хотел, чтобы он заткнулся! Я хотел, чтобы он перестал показывать. Я хотел, чтобы меня перестали снимать! Я хочу, чтобы это идиотское чувство покинуло меня! Я хочу забыть про все это! Я хочу, чтобы шоу закончилось!
Даже тогда, когда из-под разорванного пластика показались платы, я не останавливался ни на секунду и продолжал крушить с размаху. Меня било током, искрило, но гнев не унимался. Я продолжал уничтожать телевизор.
Лишь когда я увидел капли крови на расколотом экране, гнев неожиданно схлынул. Его не стало почти так же резко, как он возник. Я бросил обесформленные алюминиевые трубки, когда-то бывшие сушилкой, на размозженные платы телевизора и сел на диван. Меня била судорога, я всхлипывал, порезанные руки тряслись от напряжения и от бродившего в крови адреналина. В дверь позвонили. Слегка пошатываясь, я лошел открывать. На пороге стояла Ульяна.
— Боже мой, Ромочка! — Она кинулась ко мне и обняла. Я провалился в темноту.
6 ноября
Сознание пришло не сразу, не знаю как, но я это почувствовал, понял, что прошло какое-то время. Помутненное зрение восстановилось, я видел перед собою белый потолок, штатив, капельницу. Наверное, это больница. Я приподнял голову: знакомые обои, шкаф — я дома.
Ульяш! — позвал я тихим, сорванным голосом. Темная красная портьера откинулась, вошла перепуганная, но улыбающаяся Ульяна.
Привет, как ты? — Она присела на край кровати.
Не знаю.
Тебе уже лучше?
А что было?
Я пришла с работы, позвонила в дверь. Ты мне открыл, белый как известка, на лбу кровь, на руках тоже, не успела я войти, как ты начал падать. Хорошо я успела тебя подхватить. Ты отключился. Я затащила тебя в комнату, а там катастрофа: все разбросано, телевизор разбит, сушилка скручена в улитку, постельное белье в крови, вещи разбросаны, ужас какой-то. Я еле дотащила тебя до дивана. Ну и тяжелый ты, засранец! — Ульяна улыбалась, я улыбался ей в ответ.
Прости.
— Я уж не знала что делать. Позвала соседа, он терапевт. Хорошо, что дома оказался. Пришел, посмотрел, сказал, что порезы на руках неглубокие, кровотечение уже остановилось. По всей вероятности, порезы возникли в результате избиения телевизора? — Мы оба заулыбались.— Сосед живет над нами и слышал, как ты что-то тут орал. Решил, что ты, как бывший участник шоу, испытываешь сильнейшую ненависть к телевизору. Поскольку таблеток от телевизора нет, решил тебе разбавить кровь физраствором.
— Физраствор? Понятно. Зеленкой меня мазать не рекомендовал?
— Ты зря смеешься. Мне знаешь как страшно было. Я так сильно испугалась, что побежала за святой водой. У меня бутылочка стоит на всякий случай. Притащила, побрызгала тебя, пока бутылку обратно ставила, ты уже очнулся.
— С водой ты это здорово придумала, а вот капельница — это лишнее.— Я попытался вытащить иглу из вены, но почувствовал, что сил нет.
— Полежи еще немного, пусть будет, не помешает.
— Ульяш ты так заботишься обо мне. Спасибо тебе огромное. По поводу телевизора не переживай... куплю, и сушилку тоже.— Я положил голову на подушку и погрузился в крепкий сон.
7 ноября
Проснулся на следующий день, было светло и солнечно. Капельницы уже не было, обломков телевизора тоже, комната сияла. Ванин храп наполнял утро сладким уютом. Решив, что вставать еще рано, снова уснул.