"Мио, мой Мио" в переводах Токмаковой и Брауде

Сегодня покажу новинку от Махаона - «Мио, мой Мио» Линдгрен в переводе Токмаковой.

Немножко об издании: формат А4, твердый переплет с лакированными буквами на обложке, мелованная бумага с бликами. Бликует посильнее, чем меловка в «Мы все из Бюллербю» из той же махаоновской серии.

Иллюстрации Владимира Аникина, не скажу, что пребываю в восторге от них, но и негатива они у меня не вызывают.

А теперь собственно о переводе. Ну и задание вы мне подкинули )) Не так-то легко и быстро оказалось сравнить два перевода, особенно в третьем часу ночи!

Перевод Ирины Токмаковой - это в первую очередь детальное отображение сюжетной линии.

С оригиналом не знакома, поэтому не знаю, кто из переводчиков оказался к нему ближе, мне показалось, что у Токмаковой более дословный перевод. Где-то слышала, что перевод Токмаковой легче для детского восприятия, действительно, в тексте почти нет сложных и длинных предложение. Но при этом, на мой взгляд, он получился суховатым.

Перевод Брауде – это музыка. Он отличается мелодичностью, певучестью и напоминает древние сказания. Он увлекает в сказку, завораживает образами, пьянит ароматами роз и лилий, слепит солнечными лучами и светом далеких звезд, тревожит душу печальными и тоскливыми песнями птицы Горюн.

Да, в переводе Брауде – птица Горюн, у Токмаковой – птица Печаль. Возможно мелочь, но именно из таких мелочей создается общая атмосфера и целостная картина произведения.

Для меня однозначно выигрывает перевод Брауде. Мне кажется, что «Мио» дети/детям читают уже в том возрасте, когда язык повествования становится не менее важным, чем сам сюжет.

Приведу несколько фрагментов текста для сравнения.

Брауде:

«Смеркалось. Над садом опустилась легкая голубая дымка. Белые птицы угомонились, спрятавшись в своих гнездах. Серебристые тополя перестали звенеть. В саду воцарилась тишина. Только на верхушке самого высокого тополя сидела большая черная птица и пела. Она пела лучше всех белых птиц, вместе взятых, и мне казалось, что она поет только для меня. Но в то же время мне хотелось заткнуть уши и не слушать птицу: ее пение нагоняло на меня тоску.

— Вот уж вечер, а скоро и ночь, — сказал Юм-Юм. — Мне пора домой.

— Постой, не уходи, — попросил я. Мне не хотелось оставаться наедине с этой загадочной птицей. — Юм-Юм, кто это? — показал я на черную птицу.

— Не знаю, я зову ее птицей Горюн, раз она вся черная, словно в трауре, а поет так печально. Но, может, ее зовут иначе.

— Не очень-то она мне по душе, — признался я.

— А я ее люблю, — сказал Юм-Юм, — у нее такие добрые глаза. Спокойной ночи, Мио! — Он попрощался со мной и убежал.

Не успели мы выйти из сада, как птица взмахнула большими черными крыльями и взмыла ввысь.

И мне показалось, будто на небе зажглись три маленькие звездочки».

Токмакова:

«Приближались сумерки. Сад, где цветут розы, окутала мягкая голубая дымка. Белые птицы примолкли и улетели в свои гнезда. Притихли и серебристые тополя, в саду стало тихо-тихо. Только на самой верхушке самого высокого тополя сидела большая черная птица и пела.

И песня ее была прекраснее песен всех белых птиц. И мне показалось, что поет она для меня.

- Ну вот, настал вечер, и скоро будет ночь, - сказал Юм-Юм. – Пора домой.

- Нет, не уходи, - попросил я его. – Мне жутковато оставаться здесь одному с этой странной птицей. Что это за птица, Юм-Юм?

- Не знаю. Я зову ее птица Печаль. Просто потому, что она такая черная. А может, ее зовут как-то по-другому.

- Мне она не больно-то нравится, - заметил я.

- А я все-таки люблю ее, - отозвался Юм-Юм. – У нее глаза добрые. Спокойной ночи, Мио! – пожелал он мне и убежал.

В этот миг подошел мой отец-король. Он взял меня за руку, и мы пошли домой мимо розовых кустов. Птица Печаль продолжала петь свою песню, но теперь, когда я шел за руку с моим отцом-королем, ее песня меня не тревожила, она даже нравилась мне, и мне уже хотелось, чтобы она все пела и пела.

Когда мы выходили из сада через калитку, последнее, что я увидел, - птица Печаль, взмахнув крыльями, устремилась к небу. А в небе зажглись три маленькие яркие звездочки».

Описание сада в Стране Дальней в переводе Брауде:

«Но тогда я еще не видел сада моего отца. Я не видел его роз, целого моря сказочных чудесных роз, струившихся разноцветными потоками, его белых лилий, колыхавшихся на ветру. Я не видел его тополей с серебристыми листьями. Их вершины упирались в самое небо, так что, когда наступал вечер, звезды зажигались прямо на их макушках. Я не видел его белых птиц, порхающих в саду, и никогда не слыхал ничего похожего на их песни и на музыку серебристых тополей. Никому никогда не приходилось слышать и видеть столько прекрасного, сколько услышал и увидел я в саду моего отца. Я стоял неподвижно, не отпуская руку отца, а он потрепал меня по щеке и сказал:

— Мио, мой Мио, тебе нравится сад?»

в переводе Токмаковой:

«Но тогда я еще не видел сада, где цветут розы, не видел роз моего отца-короля, таких прекрасных, таких необыкновенно прекрасных, что будто струились и плыли мне навстречу, не видел его белоснежных лилий, которые тихонечко кланяются на ветру, не был знаком с его тополями, не видел их листьев, точно сделанных из чистого серебра. Тополя были такие высокие-высокие, до самого неба, что вечером в их кронах зажигались звезды. Я тогда еще не видел его белых птиц, пролетавших над садом, и не слышал такого птичьего пения и серебряного звона тополевых листьев. Никто никогда не видел и не слышал ничего более прекрасного, чем то, что мне довелось увидеть и услышать в саду моего отца-короля, и я стоял неподвижно и держался за отцовскую руку. Какое счастье, что он был рядом, было бы просто невозможно любоваться всей этой красотой в одиночестве. Он потрепал меня по щеке и спросил: - Мио, мой Мио, нравится ли тебе здесь, в саду?»

Сцена битвы с рыцарем Като (не читать тем, кто еще не прочел само произведение!) в переводе Брауде:

«— Обернись, рыцарь Като! — сказал я. — Настал час твоей последней битвы!

Он обернулся. Я сорвал с себя плащ и предстал перед ним с мечом в руке. Его страшное лицо посинело и сморщилось, в его страшных глазах мелькнули ненависть и ужас.

Миг — и он схватился за меч, лежавший рядом с ним на столе. Началась его последняя битва.

Грозен был меч рыцаря Като, но где ему сравниться с моим грозным мечом! Мой меч сверкал, блестел и пламенел, он молнией рассекал воздух, беспощадно скрещиваясь с мечом рыцаря Като.

Целый час длилась эта битва, битва, которую ждали много-много тысяч лет. Молчаливая, страшная битва! Мой меч, точно молния, рассекал воздух, скрещиваясь с мечом рыцаря Като. Наконец я выбил меч из его руки. Безоружный стоял предо мной рыцарь Като. Он знал: битва проиграна.

Тогда, разорвав на груди черный бархатный камзол, он воскликнул:

— Гляди не промахнись! Рази в самое сердце! В мое каменное сердце! Слишком долго терзало оно меня и причиняло страшную боль!

Я заглянул в его глаза. И такими чудными показались мне эти глаза. Мне показалось, будто рыцарь Като жаждет избавиться от своего каменного сердца. Может быть, больше всех на свете ненавидел рыцаря Като сам рыцарь Като?

Я не стал мешкать. Я поднял свой огненный меч и пронзил мечом каменное сердце рыцаря Като. В тот же миг он исчез. Его не стало.

Лишь на полу лежала груда камней. Только груда камней! И еще железный коготь.

На подоконнике в покоях рыцаря Като билась крыльями о стекло маленькая серая птичка. Верно, ей хотелось на волю. Я не видел этой птички раньше, не знаю, где она пряталась. Я подошел к окну и распахнул его, чтобы выпустить пленницу на волю. Птичка вспорхнула, взмыла ввысь и радостно защебетала. Видно, долго томилась в неволе.

Я стоял у окна и смотрел вслед улетающей птичке. И увидел, что ночь кончилась и наступило утро».

В переводе Токмаковой:

«- Обернись, рыцарь Като, - сказал я. – Пришло время твоего последнего сражения.

Он обернулся. Я сорвал с себя плащ и стал перед ним с мечом в руке. Его отвратительная физиономия стала серой и сморщилась. В его отвратительных глазах отразились ненависть и ужас. Он схватил меч, лежащий перед ним на столе. Началось его последнее сражение.

Да, устрашающий был у рыцаря Като меч. Но разве мог он сравниться с моим мечом! Он сверкал и горел огнем, рассекая воздух и без пощады ударяя по мечу рыцаря Като.

Целый час продолжалось сражение, то самое, которого ждали тысячи и тысячи лет. Мы бились молча, и только мой меч сверкал, оставляя в воздухе огненный след. Наконец мне удалось выбить меч из рук рыцаря Като. И вот он уже стоит предо мной без оружия и понимает, что он побежден.

И тут он рванул на груди свое бархатное одеяние.

- Рази прямо в сердце! – заорал он. – Смотри не промахнись! Бей прямо в мое сердце из камня. Слишком долго оно сдавливало мне грудь и творило зло.

Я заглянул ему в глаза. Странными они мне показались, очень странными.

И вдруг я понял, что рыцарь Като жаждал избавиться от своего каменного сердца. Возможно, более всего ненавидел рыцаря Като сам рыцарь Като.

Я не стал медлить. Я поднял мой огненный меч, я поднял его высоко-высоко, опустил его и с маху поразил каменное сердце рыцаря Като. И в тот же миг он исчез. На полу осталась только груда камней. А на подоконнике вдруг оказалась маленькая серая птичка. Она стучала клювиком по стеклу, видимо, просилась, чтобы ее выпустили. Я до того ее не замечал, я не знаю, где она могла прятаться?

Я подошел к окну и распахнул его: пусть летит себе на волю. Она выпорхнула наружу и радостно защебетала, она так долго томилась в заточении… Я стоял у окна и следил взглядом за ее полетом. И тут я увидел, что ночь прошла и наступило утро».

И в завершении для более полного сравнения выкладываю фото первой главы в переводе Токмаковой целиком (текст в переводе Брауде доступен почти в любой электронной библиотеке в сети):