Письмо малышу...

Моему будущему малышу
Это такая боль, что внутри – тайга
Выжить бы эту зиму, не сдёрнуть нить.
Я бы хотела видеть в тебе врага,
А не под сердцем сердце твоё носить…

Моему малышу

Ты сейчас притих и напуган. Мама уже научилась чувствовать тебя, твоё настроение, понимать, что означают твои движения, мама улыбается сквозь сон твоим нетерпеливым толчкам по утрам, и мне так приятно чувствовать, как ты ворочаешься, когда я кладу руку на живот. Теперь, когда мы вместе уже 6 месяцев, я буквально в полной мере ощутила, что это такое – земное притяжение... Ты толкаешь меня изнутри, а я мысленно глажу тебя по голове. Говорят, что ребёнок сначала начинает слышать и узнавать голос отца, и только потом - матери. Голос своего папы ты уже не будешь слышать, и поэтому никогда не узнаешь его среди других. Сегодня наш папа нас оставил. Так получилось, что он даже не дождался твоего появления на свет, но в этом нет твоей вины, мой малыш. Не виноват, наверное, и он. Всё к тому и шло. Он уже не раз напоминал мне, что я сделала свой выбор, что он меня предупреждал... Да, предупреждал, не спорю... Но у меня не было другого выхода. Или вернее, был, но тот выход был слишком узким: я могла пройти в него только одна, вдвоём мы, мой маленький, в него не протиснулись бы. Люди не ходят в ЗАГС с беременными девушками по зову сердца, их ведут туда под конвоем долг и порядочность. Но… мне ещё не приходилось просить с протянутой рукой о ТАКИХ одолжениях. Да и не всем же быть смелыми и благородными! Даже самые лучшие мужчины иногда трусят и прячутся от ответственности. И мы простим его, мы будем помнить только хорошее, хорошее ведь тоже было, и самое лучшее воспоминание, которое у меня осталась - это ты, моё крошечное счастье! Это не значит, что ты будешь менее любим, или в чём-то ущемлён, нет! Мама тебе обещает, что сделает всё, что в её силах, чтобы ты никогда не был так несчастлив, как она сейчас, и любить я тебя буду за двоих. Я жду - не дождусь того момента, когда наконец-то возьму тебя на руки, увижу мою роднулечку, обниму и поцелую. Даже если бы мне было известно заранее, что всё так будет, я бы никогда не отказалась от тебя, я дважды тебя выбрала, и сделаю это ещё много раз, если потребуется. …Сейчас мне больше всего хочется, рыдая, захлебнуться в своих слезах, лечь на холодный пол в кухне у окна, и больше никогда с него не вставать, из головы не выходит мысль о том, что сегодня закончилась моя молодость. Студенческая келья состарилась на семьдесят лет, а я превратилась в полуслепую старуху, стонущую от того, что ей пришлось так долго стоять на ногах... Но ты примолк, и мне жаль тебя, мне не хочется пугать тебя ещё
сильнее, потому что я одна за тебя в ответе... Ещё даже не появившись на свет, ты доверился мне, и грош мне цена, если я не сумею тебя защитить. Гумилёв был прав: «Мы меняем души, а не тела». Я и заметить не успела, как моя душа из нежной и расслабленной стала непреклонно твёрдой, хотя и осклизлой от слёз. А сама я больше не плачу – боль давит меня, как положенная на грудь чугунная плита. Я не хочу вспоминать какие-то счастливые моменты прежней жизни, когда мы с твоим папой были единым целым, произошедшая катастрофа, видимо, уничтожила всё, что было между нами, даже прошлое. На какую же безумную орбиту способны вырулить человеческие взаимоотношения, когда во вселенной происходит взрыв сверхновой звезды – рождается ребёнок! Могла ли я представить, когда впервые почувствовала внутри себя твои толчки, что они обрушат на меня такой камнепад? Ведь я привыкла жить в мире с людьми и обстоятельствами, а отнюдь не схлёстываться с ними на каждом шагу. На просторах моей жизни цвела любовь, весёлым ручейком струились друзья, события, встречи… А теперь? Любовь занесена песком, ручей дружеского общения пересох, не зная, куда ему течь в пустыне, и мозг мой тоже начинает плавиться под её равнодушным солнцем. Если в нём
ещё хоть что-то и живо, то это мольбы о помощи… Когда-нибудь ты вырастешь, и поймёшь всё. Мама очень любила твоего папу, как никого и никогда, ты появился от любви, и будешь любим мной всегда… Чего бы только я не отдала за то, чтобы снова быть счастливой с твоим
папой,.. но не смогла же я отдать за это тебя…. А теперь даже такая жертва была бы напрасной: те нити души, что некогда привязывали нас друг к другу, безнадёжно спутаны в неопрятный клубок, как это бывает у плохой хозяйки в шкатулке с рукоделием. И если потянуть одну из них, то ничего не отзовётся, только клубок затянется ещё туже. Вышло именно так, как я меньше всего хотела: мы с тобой, мой родной, - сами по себе, он – сам по себе. И он для нас – не близкий человек, а источник средств к существованию… Неужели всё так просто? Мне страшно давать на это ответ. Я утешаю себя тем, что именно в трудностях близкий тебе человек познаётся по-настоящему, но где та грань, за которой кончается трудность и начинается невыносимость? У каждого – свой болевой порог. Это сейчас у меня внутри выжженная пустыня, но даже теперь я
не представляю себя без тебя, моя масечка. Ты пришла из ниоткуда, без приглашения, к тем, кто до сих пор отказывается видеть в тебе часть своей жизни. Разве я могу не любить тебя только из-за того, что ты перевернула
мою жизнь с ног на голову? Подумать только, какая мелочь – уклад моей жизни и какие-то там чувства, по сравнению с твоим рождением! Ты будешь похожа на меня, будешь смеяться так же, как я, и морщить нос, будешь носить мою фамилию, ты будешь красавицей и умницей, моя доченька, и никто нам с тобой двоим не будет нужен! Мама только об одном просит наших ангелов, чтоб они
дали ей здоровья, выносить тебя здоровенькую и родить в срок, а дальше мы справимся. Мама теперь просто не имеет права болеть, потому что у тебя больше никого нет пока, и у меня тоже никого, кроме тебя, мой котёночек. Конечно, мы можем сейчас обратиться за помощью к моим родителям, твоим
бабушке и дедушке, но этот вариант пока просто невозможен. Более того, от раза к разу мне становится всё труднее с ними разговаривать - настолько их от меня закрывает возведённая мною же стена лжи. Поехать к ним - это всё равно, что сбежать с поля боя! Разумеется, мои мама с папой всегда примут и
обогреют нас, но кем после этого буду чувствовать себя я? Тупорылый мотылёк, жадно замахавший крылышками при свете лампы. Слетала, залетела, прилетела, обратно... Нет, твоя мама сама будет отвечать за свои поступки. И всё будет хорошо. Мама выздоровеет, ты родишься, и мы пойдём по улице, залитой весенним солнцем и талой водой, и никто на целом свете не будет нам нужен! А через
две недели мама купит ёлку, игрушки и гирлянду, и мы вдвоём с тобой встретим Новый Год, который станет первым в твоей жизни, год, в котором ты появишься на свет. Изо дня в день я ловлю себя на том, что мне становится всё горше и горше думать о предстоящем всенародном гулянии, ведь мы пока
остаёмся за бортом, моё солнышко. Но в то же время, мне было почти не больно услышать о планах на Новый Год твоего папы – наверное, для человека, теряющего сознание, безразличен ещё один удар… Новогодних чудес не бывает, и новогодние желания НИКОГДА не исполняются… Возможно, это был наш последний с ним шанс выйти из комы. Если бы вместо боязливого безволия я услышала безапелляционное: «Конечно, мы будем вместе», если бы я увидела перед собой мужчину, а не только человека с мужскими половыми органами, то кто знает… Врачам удаётся запускать даже остановившееся сердце! Но в нашем случае оставалось лишь посмотреть на часы и констатировать бесстрастным голосом: «Время смерти – двадцать два пятнадцать». Я больше не питаю
иллюзий насчёт того, что твой папа захочет ещё вдруг всё изменить. Сегодня вечером он открыто сошёл с той дороги, по которой мы пытались двигаться вместе. Почему? Что мы ему сделали? Или нелюбовь ко мне была в нём и раньше, просто сейчас она всплыла со всей очевидностью? Нужны ли мне ещё
свидетельства того, что я систематически себя обманывала, считая его близким человеком? Наш долгий, почти двухлетний диалог подошёл к финалу, и каждый остался при своём – я получила тебя, мой маленький, и мы больше не загораживаем папе путь к свободе. Твой папа так мало знает о нас, о наших чувствах и нашей жизни… Но что я могу поделать? Что я могла ответить ему после его двухмесячного отсутствия на вопрос: «Как у тебя дела»? Рассказать ему об омерзительной череде мелких унижений, испытанных мною из-за беспомощности, о том, как я голодала в
больнице по вечерам, а утром давилась жареными пирожками из буфета на первом этаже? Или о том, как мужья соседок по палате, привозившие им каждый вечер еду, стали ненавязчиво подкармливать и меня? Или пожаловаться на то, как трудно было ходить в магазин по нескольку раз в день, пытаясь закупить за раз как можно больше всего самого необходимого и стараясь подгадать, чтобы очередной приступ рвоты не захватил где-нибудь на улице, ведь были моменты, когда и ларёк у остановки казался мне недостижимо далёким. Или может, я должна была найти слова, чтобы описать тот кошмар, который пережила, когда выяснилось, что беременность представляет непосредственную
угрозу моей жизни, и врачи предложили мне прервать её? Как рассказать о том тумане, в котором находилась я все те дни, что чувствовала я, сидя одна перед кабинетом в длинном пустом коридоре, держась за живот, и зная, что никто на свете ни под каким предлогом не сможет отнять у меня моего малыша, что думала я, подписывая те бумаги и сохраняя тем самым жизнь тебе, моя крошка? Кто знает, может у меня уже вся голова седая, только этого не видно под краской? Надо ли было поведать ему о том, как потом у меня жутко отекли ноги, и, дойдя до пустого холодильника на кухне, я садилась на пол, и плакала от боли и беспомощности? Как заходила с улицы, и падала на колени перед обогревателем, потому что тепло было единственным спасением от боли? Рассказать о том, как больше всего на свете я жаждала тогда просто прижаться к нему, и мне почему-то казалось, что все мои беды, или хотя бы добрая половина их отступит, и я получу то, о чём даже мечтать не могла – спокойствие и облегчение?.. Я не смогла сказать ему всего этого, и поэтому просто ответила: «Всё нормально». А он поверил… и смог уйти теперь, когда мне так страшно даже не за себя, нет, будь что будет, за тебя, моя крошка. Кто же знал, что моим почкам так тяжело будет тянуть на себе нас двоих?.. Я не знаю, права была или нет, знаю сейчас только одно: мама у тебя красивая, умная и сильная, моя родненькая, и всё у нас будет хорошо, и может быть даже, когда-нибудь, у нас будет другой папа, который будет любить тебя и маму намного сильнее настоящего, и станет тебе настоящим отцом, но только мама уже больше никогда не допустит, чтобы кто-то ещё сделал нам ТАК больно... Главное нам сейчас - верить в лучшее, и всё получится. Ведь у тебя есть я, а у меня есть ты, моё сокровище!

…А наутро в нашем городе выпадет снег…

от сюда