Живые и мертвые... Репортаж Д. Асламовой из Славянска

Спецкор «Комсомолки» Дарья Асламова отправилась с гуманитарным конвоем в осажденный город, чтобы вывезти оттуда женщин, детей и раненых..

«Двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять…» Водитель Ваня побелевшими губами отсчитывает секунды. Первая «скорая» с тяжело ранеными ушла по колее через поле с пшеницей. И тут же раздался взрыв. Сквозь дым мы видим, что «скорая» проскочила. «Увидели, … Теперь начнут пристреливаться», - ругнулся Ваня. Пока мы прячемся в лесу. Интервал для нашей колонны в три минуты. В нашем грузовом фольксвагене раненые, способные передвигаться, дети и женщины. Они сидят в темном кузове без света, и я слышу, как плачет двухлетняя девочка. Ваня стучит через стенку: «Держитесь, ребята! Сейчас рванем!» Ваня крестится, и на 180 секунде по полной давит на газ. В открытом поле нас швыряет по ухабам, раненые стонут. Потом мы вырываемся на открытое шоссе, самый страшный участок, и тут «фольксваген» проявляет чудеса живучести, учитывая, что в колесе застрял осколок мины. (Позже это колесо лопнет по дороге, но по милости божьей не сейчас.) Мы мчимся, убегая от смерти. Я сжимаюсь в комочек и обещаю боженьке, что буду очень-очень хорошей. Только вынеси нас отсюда. Когда, наконец, мы съезжаем в безопасную «зеленку», машина останавливается. Ваня разжимает руки, и я вижу, как у него дрожат пальцы от напряжения. Я тоже трясусь, хотя на улице тридцатиградусная жара. В меня тут же вливают чистый спирт, и он уже не кажется мне таким отвратительным, как несколько часов назад. Впереди долгая дорога до Донецка, через минные поля, но проводник знает, где их можно пересечь. Южный, еще светлый вечер, но кажется с утра прошла уже целая вечность.

САМЫЙ ОБЫЧНЫЙ ДЕНЬ

Утро началось с неприятностей. Когда я подошла к пункту приема гуманитарной помощи в Донецке, на душе у меня заскребли кошки. Я поняла, почему мой коллега-стрингер покрутил у виска, когда я радостно сообщила ему, что собираюсь поехать с гуманитарной машиной в Славянск. Мол, хороший репортаж о людях, каждый день пробивающих блокаду Славянска. «Да ты че, смертница? Ни один журналист не поедет с «гуманитаркой»! Это ж главная мишень. Машина большая, тяжело нагруженная. Бери лучше местное такси». «Но ведь проскакивают они как-то», - легкомысленно заявила я. «Проскакивают да не все». У пункта приема грузили машину, большой белый «фольксваген», мишень такая, что лучше не придумаешь. Грузили медикаменты, шприцы, памперсы, туалетную бумагу, консервы, чай, сахар, крупу, и главное сокровище - генератор. В Славянске нет ни света, ни связи. Посылки из разных уголков России. А на одной написано «Дед Мороз». «Это кто ж такой?» - спрашиваю я. «Это одна местная женщина, добрейшей души человек, - объясняют мне. - Она всегда ходит в майке «Дед Мороз за правду и справедливость». Кристальной честности человек, и ей без боязни все донбасские люди приносят посылки, Знают, что все попадет по назначению. Она и сама не раз ездила в Славянск. Ополченцы ее обожают». Машина вся в пулевых дырках, словно швейцарский сыр. Но Денис, главный координатор «гуманитарки» уверяет меня, что это «всего лишь» осколки от шрапнели после недавнего теракта в Донецке. «Да чего ты меня дуришь? Дырки такие, что палец легко просунуть», - говорю я. «Это просто мыши прогрызли», - подмигивает мне водитель Ваня и натягивает легкий бронежилет. «Мой лифчик», - смеется он. «Вань, а чего ты в униформе? - спрашиваю я. - Мы ж гуманитарку везем. Если украинская армия перехватит, так, может отпустят. Хоть не убьют. Все-таки мирный груз. Легко проверить». «Да ты спятила! Порошенко издал внутренний приказ: всех, кто везет гуманитарную помощь в Славянск, расстреливать на месте. Так что я хоть в трусах поеду, но если поймают, конец вполне предсказуем». Машину грузят под самое «не хочу». «Да вы спятили?! - возмущается Ваня. - Три тонны! Это ваш перегруз аукнется нам, когда придется ехать по проселочным дорогам на скорости 140! Да и тормоза не выдержат!» Но раз надо, значит надо. В кабину нас набивается четверо: водитель, сменщик, я и Роман, ответственный за груз. Настроение у меня хуже некуда, а Рома весь сияет. Рома влюблен. Его в Славянске ждет девушка Лида, красавица с настоящими зелеными глазами. «Мы познакомились на работе. Она там принимает гуманитарные грузы». «Что ж ты ее сюда не перевезешь, в безопасное место?» «Но кто-то же должен делать нашу работу. Вот я и мотаюсь к ней каждый день. Зато людям помогаем». У Ромы маленький револьвер. «Это не для того, чтоб отстреливаться, - объясняет Рома. - А чтоб сигнал подать своим, если что не так. Пули маленькие, но я их разобрал и пороха добавил для громкости». Мы останавливаемся у дома Роминой мамы и сигналим. «Традиция у нас такая, - объясняет Рома. - Мы ей сигналим на пути в Славянск и обратно ночью. Чтоб дать знать: живы, добрались». На первом же красном светофоре нам не удается затормозить, настолько машина перегружена. Тормоза не держат. Я все больше мрачнею. «Знала бы, во что ввязываюсь, хоть бутылку водки бы взяла», - с тоской говорю я. «Не горюй, - говорят ребята. - Какой же дурак в Славянск на сухую ездит?!» Мы разливаем в стаканчики коньячок и опрокидываем: «Ну, за то, чтобы вернуться!» Я веселею. «Прорвемся огородами, без украинских постов. Есть там одна дорога, рядом с Николаевкой идет», - говорит Ваня.

ДОРОГА ПЕРЕРЕЗАНА

Едем через Артемовск. По дороге забираем у одного бодрого мужичка посылку для его сына, который служит разведчиком в Славянске. Мужичок пришел не просто так, а предупредить. «Ребята, рядом с Николаевкой высадился украинский парашютный десант. Идет бой. Вам там не проехать». Все мрачнеют. Что же делать? «Связи со Славянском нет, и помочь они вам оттуда не смогут. Телевышка рухнула, мобильная связь вырубилась». Задача номер один: найти «дырку» в Славянск. В каждом городе у ополченцев есть свой человечек, проводник, специалист по «дыркам». Наша задача - ждать. А что может быть хуже ожидания? Мы сидим на траве под палящим солнцем, пьем коньяк, закусываем растаявшей шоколадкой и салом. Впервые в жизни алкоголь на меня не действует. Ваня врубает на полную мощь группу «Любэ». «Ты дай им там прикурить, товарищ старший сержант». «Ваня! - ору я. - Выруби. Чего тоску нагоняешь?!» Ваня врубает «веселую» песенку про бомжа, у которого большие перспективы в жизни. Ваня человек резкий и полностью потерявший страх смерти. Приехал из Мариуполя и попал в диверсионно-штурмовую группу. Из 24 человек их осталось в живых только четверо. «Это после той бойни в аэропорту, - говорит он. - Ополченцы тогда потеряли 370 человек.. Наша задача была вытащить оттуда людей. А потом группы не стало. А помнишь ту машину с ранеными, которую разбомбили? Никто не выжил, хоть и ехали с белым флагом. Так предатель-наводчик был среди ополченцев. Мы его потом нашли и сама понимаешь, что с ним сделали И я понял: не могу больше убивать. Решил: лучше буду спасать. Вот и мотаюсь каждый день в Славянск». Минуты тянутся как часы, а проводника все нет. Рома (наш «Ромео», как мы его называем) уже купил розы для любимой Лиды из Славянска и нервничает, что они вянут от жары. Ваня мрачнеет: «Может, рванем все же через Николаевку? Ну, шмальнут пару раз по машине. Прорвемся». Я тоже уже на взводе. Лучше ехать, чем ждать неизвестно чего. Но тут нам сигналит проводник.

«ДОКУМЕНТЫ И ОРУЖИЕ ПРИКАЗ ОСТАВИТЬ»

Странная компания восточно-армянского типа. Молодой Артем с фингалом под глазом и хитрый, с повадками рыночного торговца мужик по имени Саша. Так и кажется, что он запоет привычную песню: «Только для тебя, дорогой! Специальная цена! Себе в убыток продаю!» Но Саша оказывается стоящим человеком. «Так, всем стоять и слушать. На последнем нашем посту в Краматорске все сдают оружие, бронежилеты, документы и униформу. Мобильники выключаем и вытаскиваем батарейки». Дорога пока чистая, но есть возможность летучего украинского блок-поста. Это когда группа бойцов рубит дерево и усаживается посреди дороги. Ваню переодевают в колхозника: треники с «пузырями» и «майка-алкоголичка». «Да не поможет, - говорит Ваня. - «Гуманитарщиков» расстреливают на месте». «Договоримся, - успокаивает Саша. - У меня в кармане 800 долларов. Как-нибудь сторгуемся, если вы гражданские. Всем ехать за мной, след в след. На полях мины. Ну, с Богом!» Я беру бутылку с водой, делаю глоток, и у меня глаза вылазят из орбит. «Это ж спирт!» - кричу я. «А не надо ошибаться, - смеются мои товарищи. - Запей вот «западной пропагандой». И мне суют под нос бутылку кока-колы.

СЛАВЯНСК: ЖИВЫЕ И МЕРТВЫЕ

Полтора часа по деревенским проселкам, по минным полям, под сплошной русский мат, когда перегруженная машина десять раз готова была перевернуться, а Ваня просил ее ласковым голосом: давай, моя девочка, давай, и вот он: Славянск! Город мертвых и живых. Постоянный грохот минометного обстрела и военные машины, носящиеся на бешеной скорости. Женщины, старики и убогие, словно во сне, бредущие по улицам. Личный водитель Стрелкова, тоже, кстати, Ваня везет нас в поселок Артем, к взорванному детскому дому. «Земля-небо-между землей и небом война», - гремит в машине песня Цоя, заглушая визг тормозов на поворотах. Скорость здесь - это вопрос выживания. Среди осколков и руин мы видим двух женщин, Иру и Наташу, словно привидения, выходящие из подвала. Наталья Лютова сначала пытается говорить спокойно, а потом просто начинает рыдать. «Мы работали в этом детском доме, а сейчас его охраняем, спим в подвале. Какая разница, где нас убьют? Выехать отсюда у меня нет денег. У меня мама парализованная, ее нужно трижды в день переворачивать и обтирать. У нее перелом шейки бедра. Как я ее вывезу?! Нужны деньги, машина, мужчины, чтобы ее перенести. У меня в целом свете нет родственников. Я понимаю, что надо уезжать. Это лишь вопрос времени: смерть придет сегодня или через пять минут. Но куда? Вот вы меня к себе с мамой возьмете?! Мы два месяца без зарплаты. Нас никто не спрашивает: хотите ли вы жить или хотите вы есть? А мы сегодня ничего не ели. Нарыли что-то с Ирой, моей коллегой, в кладовке. Мы до шести утра сидели в подвале, потом вылезли и слава Богу, живые! Здесь много больных людей, которые не могут себя обслуживать. Вот в соседнем доме женщина с больными коленками, она ходить не может. Что делать?! Я детей отправила, и я их полтора месяца не видела. Раньше хоть связь была, можно было поговорить. Пожалуйста, передайте моим детям, что их мама, Наталья Лютова, жива. И спросите добрых людей в России: может, кто нам поможет?!» Наташа рыдает, и я вместе с ней. И тут мины начинают рваться совсем рядом. «Быстро в машину!» - кричит водитель Стрелкова. Наташа бросается в подвал, а я к водителю, который резко берет с места. Чистая «Формула один». «Сегодня бой был в Николаевке, на той самой дороге, по которой вы хотели ехать, - объясняет он. - Я туда боеприпасы подвозил, три мины рядом легли. Если б не скорость, не ушел бы». У нашей машины гуманитарной помощи уже толпа. Поначалу сотрудник Роман плачущим голосом говорил: «Люди, не могу вас взять! Запрещено! Машину обстреливают!» А теперь я вижу наше авто, полностью забитое людьми. Это их шанс выжить. Ни у кого из них нет с собой даже личных вещей. Один парень пришел босиком. Когда уже под Краматорском мы останавливаемся на перекур по звездным небом, люди блаженно говорят: «Смотрите! Фонари! Электричество! Кафе! Жизнь!». Но и на этом наши приключения не заканчиваются. Под Донецком на блок-посту выбегают истеричные люди, клацая автоматами. «Всем выйти из машины, иначе стреляем! Выключить фары! Руки вверх!» У водителя Вани от ярости вздуваются жилы на шее. «Слушай ты, ублюдок, убери автомат! Там дети, женщины и раненые из Славянска!» Когда в час ночи мы въезжаем в госпиталь в Донецке, где разгружают раненых, в машине остается только женщина с детьми. Она молчит. У нее пустые глаза. И дети молчат. Идти им некуда. Да, они спаслись. Но перед ними открывается страшный путь: бесконечная угрюмая дорога беженцев».

Источник: http://cont.ws/post/32938