Европа, которую мы потеряли

Самой известной ернической фразой, посвященной вопросу изучения Отечественной истории, является речение о том, что в отличие от остальных стран, имеющих непредсказуемое будущее, Россия является страной с непредсказуемым прошлым. Для серьезного русского историка это, безусловно, далеко не так. Беда в малочисленности тех, кого можно причислить к адептам исторической русской школы, историков, русских не по языку и даже не по крови, но по духу и сердцу.

Русская историческая школа была в самом прямом и физическом смысле расстреляна интернационалистами Троцкого и Ленина. Делалось это не сгоряча, а хладнокровно и целенаправленно. Это была составная часть геноцида. Уничтожая историческую память, коммунисты меняли национальную самоидентификацию. Из русского человека должно было создать безродного «хомо советикуса» - послушное орудие в руках непролетарских вождей мирового пролетариата. Захватить власть над Россией было только половиной дела. Ради удержания этой власти необходимо было заставить русских забыть о собственной государственности, которую они утратили в предательские дни февраля-октября 1917 года.

Прологом же к этим событиям явилась война, которую позднее западные историки будут именовать Первой мировой. Эту же войну советские историки, вооруженные уникальной призмой марксизма-ленинизма, назовут империалистической. Но мы вспомним о том, что с первых ее дней русские люди называли ее великой и отечественной.

Из этой войны России не суждено было выйти в торжественном строю победителей. Но ее не было и в печальном шествии проигравших. Она сгорела в пламени того, что неправильно названо революцией. Революция не может уничтожить государственность народа. Она меняет династический порядок или социальный строй. Россия же была попросту стерта с политической карты мира, а русский народ не только не обрел свободу, но напротив, утратил и государственность и свободу и право в собственных интересах распоряжаться собственными национальными богатствами.

Поначалу русское золото широким потоком потекло в карманы тех, кого лидеры интернацистов определили на роль масла, которое надлежало щедро лить в пожар мировой революции. Когда же главный друг всех коминтерневцев в Лубянских подвалах перестрелял главарей этой печально памятной организации, русские богатства пустили хотя и по другому, но весьма похожему пути - на финансирование мировой социалистической системы.

Закончились сибирские нефтедоллары - закончился и социализм. Какое отношение эти события имеют к обозначенной нами теме? Да самое прямое. И кровавый октябрь в России, и Вторая мировая война с ее десятками миллионов жертв, и даже истощающая кошельки и прилавки гонка вооружений времен холодной войны - все это было только долгим эхом грома тех пушек, которые разорвали европейскую тишину в далеком августе 1914 года.

Первая мировая война мифологизирована до крайности. Уточним, не вся война как таковая, но именно участие в ней России, ее роль и судьба. Построение антирусских мифологем продолжается и сегодня. Например, есть очень неплохой английский документальный сериал «Первая мировая война в цвете». С помощью компьютерных технологий англичане дали нам возможность увидеть почти реальные цвета той далекой войны. И за это они заслуживают благодарности, ведь сегодня мало кто представляет, что солдатская защитная форма могла быть не зеленой, а небесно-голубой, как у французских солдат. В этом фильме дредноуты бороздят синее море, а Красный барон фон Рихтгофен, лучший ас войны, имевший на своем счету 80 побед, летает именно на красном Фоккере, из-за красного цвета которого он и получил свое прозвище. Есть в этом фильме и окрашенная в неяркие цвета Россия, и есть русский царь, в цветном гусарском мундире, идущий среди своего народа. Вот только когда слышишь текст, возникает ощущение, что читаешь учебник для советской средней школы.

Самая крупная постсоветская версия событий 1914 года, изготовленная господином Сванидзе, и вовсе приводит в оторопь. Это даже не поздний советский учебник, на том лежали хотя бы отблески приличия, это прямое обращение к творениям красной профессуры, или к поделкам ярко-красного графа Алексея Толстого. Впрочем, понятно, что выходцу из коммунистической семьи трудно говорить хорошие слова в адрес русского императора.

Сверхвысокие потери русской армии в Первую мировую войну являются одним из самых распространенных черных мифов русской истории. Но об этом позднее. Сейчас мы рассмотрим другой исторический шаблон.

Как советские, так и западные историки, в один голос приводят как позитивный факт крушение в результате войны трех крупнейших европейских монархий: России, Германии и Австро-Венгрии. До самого конца XX столетия как позитив подается торжество возникших в результате войны новых малых национальных государств над рухнувшими старыми империями. Но вот в чем парадокс - в конце XX столетия все эти молодые государствица добровольно отказались и от свободы, и от национального суверенитета и добровольно вошли в новую европейскую империю по имени Евросоюз.

Одним из главных благ новоявленной империи считается дарованная ее гражданам тотальная свобода передвижения, то есть отсутствие внутренних границ. Безвизовый режим внутри Европы преподносится как несомненное завоевание прогрессивного человечества, к которому, впрочем, не стоит допускать Россию, поскольку она совсем не прогрессивная. Но ведь в довоенной Европе визы и вовсе не требовались, достаточно было уплатить пошлину и получить в родном Отечестве заграничный паспорт, чтобы путешествовать по всей Европе, были бы только деньги. Не было барьеров и в перемещении людей в поисках работы. Француженки и швейцарки традиционно ехали в Россию работать бонами и гувернантками, а нищие художники со всей Европы, выбрав своей Меккой Париж, за медные сантимы находили приют в холодных и неуютных мансардах Монмартра.

Среди русских студентов, обучавшихся в технических вузах, из числа тех, кто происходил из не богатых семей, из года в год передавался способ почти бесплатного путешествия по Германии и Франции. В период летних вакаций они странствовали по городам Европы в качестве уличных точильщиков. В России такой промысел наряду с бродящими шарманщиками и татарами-старьевщиками был не в диковинку, а вот в Германии, как ни странно, у них конкурентов не было.

Как ни странно, Первая мировая война при меньших человеческих жертвах, в каких-то ее последствиях была куда страшнее и более масштабной, и более кровавой Второй мировой. Начнем с того, что ни одна из рухнувших европейских монархий, будь ее столицей Берлин, Вена или Петербург, и в дурном сне не могла быть названа империей зла. Скорей наоборот, это были христианские государства, в которых институт монархии ограждал подданных от всего, что выходило за рамки неабстрактных и размытых «общечеловеческих ценностей», но ценностей христианских, то есть права сексуальных и национальных меньшинств не могли превалировать над правами большинства, как это мы наблюдаем в сегодняшнем Евросоюзе. Именно монархическое государственное устройство обеспечивало высокий уровень культуры, как в России, так и в Германии, и Австро-Венгрии. Культура всегда иррациональна, прекрасное, как правило, не имеет четко выраженной себестоимости, как броненосец, паровоз или сноп хлебных колосьев. Культура всегда элитарна и всегда стоит недешево, а это значит, что оплачивают ее высшие слои общества. А здесь и встает вопрос, кто заказывает музыку, истинные аристократы духа или свежеобогащенные буржуа?

Это парадокс, но он крайне рационален, нельзя все прописать в законе, никаким законом нельзя определить, что прекрасно, а что попросту вульгарно. Тем более, никакой закон не может дать определение пошлости, но человеческое общество имеет право быть от нее огражденным. Защищая пошлость и разврат на телевидении, а телевидение - это самое массовое проявление культуры, записные либералы и правозащитники во все горло гремят классической фразой: «А вот судьи то кто?». Вот монарх, воспитанный в окружении самых прекрасных творений родной земли, и был в первую очередь защитником общества от пошлости в самых зримых ее проявлениях: в архитектуре, театре и изобразительном искусстве.

Вся немецкая классическая музыка от вполне монархических Моцарта и Гайдна, до весьма революционного Бетховена получала высшее признание, прозвучав именно при венском дворе. Императорская Вена задавала музыкальный тон всему континенту, а великого короля вальсов, блестящего Иоганна Штрауса, погрузившего Европу в головокружительное вращение своих мелодий, к чести русского имени подняли к вершинам славы одновременно и Вена, и Петербург. Два императора: Николай I и Франц Иосиф, открыли путь его легкой, но не легковесной музыке в высшее общество.

В пожаре мировой войны сгорело не только понятие высокого стиля, которое не могло сохраняться при отсутствии в обществе рафинизирующего начала, каковым был монарший двор. Испепелилось даже понятие о роскоши, неслучайно сегодня нормальное русское слово роскошь, подменяют английским словом того же значения - гламур. Слиток золота - это просто богатство. «Подсолнухи» Ван Гога и «Черный квадрат» Малевича - удачная финансовая афера. Часы с бриллиантом от некой швейцарской фирмы - дорогая безделушка, тогда как полотна Рембрандта, парки Петергофа и пасхальные яйца Фаберже - это и есть роскошь самой высокой пробы. Блеск этих великолепных изделий - это и есть блеск той Европы, которую мы безвозвратно потеряли.

В последний год великой войны, о которой мы и начинаем наш рассказ, 38-и летний немецкий философ Освальд Шпенглер напишет книгу, на обложке которой бездушная типографская машина оттиснет страшные слова «Закат Европы». В этой книге он с горечью констатирует, что европейские этносы перешли из эпохи культуры, которая в пересчете на человеческую жизнь есть зрелые годы этноса, в эпоху бездушной технической цивилизации, которая в жизни человека, увы, соответствует старость. Именно старость европейского суперэтноса мы видим ныне, наблюдая, как парижане оставляют безнаказанным уничтожение того, что в западном мире испокон века считалось святая святых - частной собственности. Совершенно очевидно, что молодой и бурлящий мир Востока бросает грозный вызов некогда всемогущему христианскому миру. Почему поведение наших соседей в этой предкризисной ситуации, напоминает поведение старого обессиленного человека, не имеющего духовных сил для борьбы и откупающегося от хулиганов бессмысленными подачками? Но это и есть старость, только не старость отдельного человека, но возрастное увядание суперэтноса как живого сообщества, связанных общим этническим происхождением людей.

Именно это мы и наблюдаем сегодня. Из инерциальной фазы, Европа неизбежно перетекает в смертельную фазу обскурации. Причем полуживой мертвец не только умирает сам, но в старческом эгоизме тянет за собой и более молодых соседей, что выражается в неуемном стремлении европейцев навязать возрождающейся России, как раз те псевдогуманистические ценности, которые уже привели их самих к порогу этнической могилы.

Но скажем прямо, старость Европы наступила преждевременно и не последнюю роль в этом сыграли жестокие людские потери, понесенные европейцами на полях Первой мировой войны. Все это к вопросу о том, кто понес наибольшие потери на полях сражений той далекой войны. Забегая вперед, скажем, что вопреки, так сказать, общеизвестному и якобы научному факту, это не была Россия, и это не была русская императорская армия. Коммунистическая историческая наука завысила русские потери как минимум в три раза. Коммунистическим историкам эта работа давалась без труда, благо все военно-санитарные архивы оказались у них в руках. Они до такой степени заморочили голову окружающему миру, что даже русская иммиграция, добрая половина которой была не просто современницей, но непосредственной участницей боев на восточном фронте, приняла на веру их псевдонаучное кликушество.

Участие России в Первой мировой войне раскрашивали самыми мрачными тонами с одной единственной целью: русские должны были за этой дымовой завесой не увидеть своей главной потери - утраты национальной государственности, которая, к слову сказать, окончательно не восстановлена до сих пор и только находится на трудном пути к реальному национальному возрождению.

Русский народ утратил свою государственность, когда родное Отечество его, Россия, находилось в высшей точке благополучия, какое оно знало за всю свою много сот летнюю историю. И мировая война сыграла в этом роль страшного катализатора, без которого ничего не могло произойти.

Чтобы достичь состояния несокрушимости, в котором не страшны никакие враги: ни внешние, ни внутренние, России не хватило 12 или 14 лет. Крайне важен был процесс окончательного превращения крестьян из класса свободных собственников в класс зажиточных собственников, главного средства производства земли, поскольку именно на крестьянство государство опирается как на главный свой фундамент, и именно из него, а не из городского населения, складывается реальный прирост населения. Это процесс, успешно начатый императором Николаем и его верным слугой Петром Столыпиным, оборвут Ленин, Троцкий и Сталин, оборвут продотрядами, организованным голодом и колхозным рабством. Крайне важен был процесс модернизации и строительство тяжелой индустрии, позволяющей поддерживать обороноспособность богатейшей страны мира на должном уровне. Это будет выполнено, но не путем последовательного роста, а исключительно за счет безжалостного ограбления собственного народа.

Но самым главным вызовом истории, стержневой проблемой, которую решала русское государство в царствование своего последнего императора лежала далеко за пределами экономики. Главная историческая задача этого периода, решение которой, кстати, зримо просматривалось, лежала вовсе не в сфере экономики, но в сфере нравственно духовной. Русский человек должен был перестать стыдиться своей русскости. Процесс этот шел весьма успешно, но мало того, что так и не был завершен, он был бесконечно усугублен, поскольку главным принципом национальной политики коммунистов, была огульная русофобия, ликвидация русского самосознания, имело почти полный успех. В период распада Советского Союза мы наглядно увидели, что единственным этносом, поверившим, в то, что он является именно советским народом, были именно мы, русские. Так что и сегодня без малого сто лет спустя, как и перед Первой мировой войной, мы все еще находимся на пути к своей национальной идентичности.

Именно эта цель - возвращение к истокам русской культуры, была духовным стержнем царствования императора Николая Александровича. Он знал, что поражение в японской войне было вызвано не технической отсталостью, каковой не наблюдалось, но духовным расколом русской нации. Он знал, что корни раскола крылись в далеком прошлом.

Русское государство вступило на путь реформ за два столетия до восшествия на престол последнего русского царя. Технические реформы эпохи Петра были и насущны, и необходимы. Для общего исторического хода русской истории, как ни парадоксально, страшны были даже не человеческие жертвы, сопровождавшие войны и реформы царя преобразователя, но страшен был слом национальной культурной традиции. Реформы Петра навязали русскому обществу ложное ощущение неполноценности.

Русское общество пыталось решать эту проблему двояко: одни, вроде знаменитого Шишкова, тянули гулять в мокроступах - фактически, это путь самоизоляции, как показала история Китая, путь гибельный. Иные призывали немедленно стать Западом, и в самом радикальном выражении, и это порождало выродков вроде Чаадаева, Герцена, Софьи Перовской, Каляевых, Савенковых и иных русских аналогов Шамиля Басаева. К сожалению, победили именно эти, победили именно в ходе Первой мировой войны, победили при непосредственной помощи внешнего противника.

Император искал третий путь, осуществляя техническую модернизацию, спуская на воду дредноуты и прокладывая железные дороги, он тратил серьезные средства на то, что сегодня назвали бы программой монументальной пропаганды. Сквозь кружевное барокко и строенный классицизм царского села, проросли невиданные в петровской северной столице купола и шпили Федоровского городка и Ратной палаты. Белокаменная резьба царскосельского вокзала и старорусские башни казарм, гвардейского стрелкового полка - это была не стилизация, как у Константина Тона, это было почти прямое цитирование; в чудесных декорациях новых строений широко праздновалось 300-летие дома Романовых. И грандиозный праздник, прокатившийся по стране в изобильном 1913 году, тоже был актом императорской пропаганды, напоминавшей русским об истоках их государственного величия. И русское общество неожиданно приняло предложенную ему картину собственной Родины, по-европейски богатую материально и по-русски исполненную духовности.

К сожалению, в плотном строю листков отрывного календаря, уже таился невзрачный листок с трагической надписью 1 августа 1914 года. К мировой войне не было ни одного реального повода, не было даже экономических причин, на которые так любили ссылаться историки эпохи почти победившего коммунизма. Меньше всего экономических причин было у кайзеровской Германии, обладавшей огромными колониями в Африке и весьма не малой зоной влияния в почти поделенном Китае. Но Европа стремительно вооружалась, и тон задавали германские немцы, поскольку были еще и немцы австро-венгерские. Военный бюджет Германии, увеличивавшийся в течение нескольких лет в полтора раза ежегодно, достиг 65% от суммы всех государственных расходов. А это означало, что фактически Германия вела скрытую мобилизацию. Сворачивание же объявленной мобилизации в экономическом плане наносит ущерб, сравнимый с военным поражением. Война была, по сути, неизбежна.

источник