Украины здесь уже не будет никогда. А Россия что-то не телится...
Новороссия«Серые зоны» Донбасса
В эти дни Фейсбук ежедневно услужливо подсовывает нам воспоминания двухлетней давности - есть у него такая автоматическая функция. В Луганске ополченцы захватили здание Службы безопасности Украины, в Константиновке заняли ГОВД и администрацию, «Правый сектор» напал на блокпост под Славянском, на народном сходе Луганщины потребовали автономию, Донецк хочет федерализации... Тогда, до трагедии в Одессе, до расстрела Луганской администрации с самолета, до первой попытки штурма Славянска, рубикон еще не был пройден. И жители непокорного Донбасса еще не видели себя вне Украины.
Они просто хотели больше свободы, и не хотели, чтобы их города захлестнула майданная чума, поглотившая Киев. Он, напомним, тогда по инерции находился под диктатурой толпы, когда каждое решение Верховной Рады принималось под прицелом националистов, окруживших парламент.
Киев даже не пытался услышать своих сограждан с Донбасса. И штамповал законы, которые Донбасс воспринимал как ущемление его прав и неуважение. Здесь были готовы договариваться без крови, сидя за одним столом, на равных. Но Киев предпочел резать по живому.
- Мы же ничего сверхъестественного не просили, - наливает нам чай бывшая сотрудница уже бывшего Донецкого аэропорта Наталья Пилипейко. - Мы у вас останемся, в вашей семье украинской, только дайте самостоятельности. У тебя в семье конфликт - приедь, разберись. 21 век, неужели не хватает словарного запаса сесть и поговорить? Одессу 2 мая жгли, люди испугались и не поднялись больше. Тогда в Киеве решили: «Ну на Донбассе ребята покрепче, их надо с самолета побомбить». А не тут-то было. Украина не ожидала, что мы так резко отреагируем. А Порошенко как политик выполнил свои обещания. Сказал «Наши дети будут учиться, ваши в подвалах сидеть» - сделал.
Мы сидим в ее небольшой квартирке на Киевском проспекте. Когда-то и он был «серой зоной». Дом Наташи примыкает к аэропорту. Некоторые окна до сих пор забиты фанерой, фасады изодраны осколками. В прошлом году в разгар боев во двор залетел очередной снаряд. Наталья была на кухне. Огромным осколком ей оторвало ногу. На протез собирали всем миром. Теперь она ходит, заметно прихрамывая. Хвастается свеженьким паспортом ДНР, который получила дочка: «Доча украинский не хотела получать. Говорит мне: «Мама, чтобы я у врагов документ попросила? Да никогда!». И едва сдерживая слезы вспоминает пережитое.
- Помню, когда Путиловский рынок сгорел, мужчина принес обгорелые куры, колбасу. Пока дети спали - мы копоть счищали. Дети радостные: «У нас мясо! Откуда взяли?» А однажды снаряд попал в пруд, вся рыба всплыла, никогда не думала, что у нас такая здоровая водится. Весь двор рыбу жарил. Они били и по жилым дворикам, и по котельным. Чтобы запугать, чтоб люди уехали, чтоб работать было негде. Одна семья знакомая в Сумы уехала. И жилье сняли, и работу нашли. Но не удержались. Маленький пошел в школу, там начались гонения. Учительница ставила перед классом, заставляла петь гимн Украины, читать по бумажке: «Пробачьте мене, что я народився на Донбассе» (простите меня, что я родился на Донбассе - укр.). А детям же только дай команду клевать. Приходит из школы, плачет. Собрали вещи и вернулись домой.
Район, в котором живет Наташа, по-прежнему напоминает «чумные кварталы» из рассказов Эдгара По. Здесь даже солнце смурное. Киевский проспект пуст до горизонта, он идет в никуда, упираясь в линию фронта. Но во дворах уже ворчит бетономешалка - заделывают стены домов. Чисто так, что окурок невозможно бросить на асфальт, проще положить в карман. По пустым кварталам шмыгают породистые, но бездомные псы, каждый, с ярко-желтой биркой на левом ухе. «Цэ Европа» - вздыхает один из корреспондентов «КП»…
- А у вас на Украине кто-то из друзей или родственников остался?
- Девочки, с которыми я работала, уехали в Киев, устроились в аэропорту «Борисполь». Здесь они были начальниками, а там - рядовые. Морально тяжело. Они там тоже чужие. Косые взгляды, едкие комментарии... А по отношению к нам все осталось по-старому, как дружили, так и дружим. Они не приняли ту позицию, они не знают нашей жизни сейчас. Но человеческие отношения остались. Когда со мной случилось - через четыре дня они через Киев и Луганск мне коляску пригнали. Но о политике мы разговоров не заводим, они знают, что я буду реагировать остро.
Хороший «укроп» и друг-«сепар»
Этот внутренний конфликт никуда не делся. Наивно предполагать, что все жители Донбасса, особенно те, кто вернулся с Украины, в едином порыве поддерживают курс на независимость ДНР. Их даже не определившимися не назовешь, но родная земля тянет к себе. Ведь только здесь тебя поймут и примут, несмотря ни на что.
У Евгении Мартыновой не самая распространенная профессия, печальная и отчасти философская, совсем не подходящая для малороссийской красавицы. Она художник-гравер, рисует на надгробных памятниках... Если заказывают плиту для ополченца, к делу подходит очень ответственно, тщательно прорисовывая все элементы экипировки и знаков различия. Женя говорит нам, что написала этот пост впопыхах, утром, между чашкой кофе и двумя бутербродами, а получился пронзительный крик души, истинный в своей откровенности:
«Практически у каждого «сепаратиста» в Донецке есть свой «Вменяемый Укроп».
Это может быть родственник, друг, некто бывший или нынешний, коллега или сосед.
Так получилось. У вас есть «Укроп» из прошлого времени, когда еще не было войны, и вы полагали, что нормальных людей вокруг куда больше, чем вы наблюдаете сейчас.
«Укроп», мягко говоря, не поддерживает ДНР. Он может жить здесь, может сбежать на Украину, но часто они кочуют между.
Это именно они, болея сердцем, везут вам через блокпосты курочку из Мариуполя (зачем - не ясно, ведь тут она есть и стоит столько же), склянку духов из киевского «Брокара» или лекарство из Бердянска. Потому что вы тут погибаете от голода или недостатка хороших впечатлений, окруженные маргиналами и чеченцами с калашами.
Это их потрошат собственные лыцари на блок-постах, ощупывая куриные тушки в сумке, но ваш дорогой «Укроп» никогда не скажет вам об этом.
Они ломанутся спасать вас через все ДНРовские посты с «боевиками», ежели у вас в дороге прихватит желудок или закончится бензин на трассе. Они, причитая и матюкаясь, будут вас выручать.
Вы обязательно поклянетесь, что, раз уж так вышло, то разговаривать на темы политики не будете. Несомненно, вы перегрызетесь из-за какой-то фигни - и через пять минут будете орать друг на друга:
- Все вы, бандеровцы, такие, шкуры, продадите и купите, своих же сожрать готовы! Вали на Украину! Постреляй по нам, это вы можете!
- А ты сдай, сдай меня своим дружкам-уродам с автоматами, буду на подвале, да пусть меня расстреляют! Пусть расстреляют! Вы же звали сюда войну!
Остыв, ты, пожалуй, пожалеешь, что не сможешь эффектно спасти дурака из подвала - и свидомых-то у нас никто не трогает, и даже приличного автоматчика в знакомых нет.
Он тоже смутится и скажет, что нет, он, в общем-то, тоже не в восторге от Украины, и да, понятно, что Украины тут, кажется, уже не будет никогда. Хоть бы уж Россия зашла, но та, зараза, не телится.
И ощущение, что так оно будет тянуться годами.
Если вы - нормальные люди. Каждый из которых считает друг друга немного помешанным...»
«За детей обидно»
Годами... А значит развязку смогут увидеть дети, новое поколение войны, которые по звуку «прилетов» определяют калибр. «Трудовские» - наверное, один из самых плохих районов Донецка. Без нужды сюда не ездят, а тем, кому не повезло тут жить, тоскливыми вечерами, когда начинаются обстрелы, выходят в Сеть. Их посты похожи на крики обреченных, запертых в трюмах тонущих кораблей: «Лежим на полах», «Сегодня как взбесились, дом ходит ходуном», «Соседи, уйдите от окон», «Пошли прилеты»…
На дальней окраине района, всего в двух с половиной километрах от линии фронта, до сих пор работает школа-интернат. В ней 102 ребенка и нет половины стекол - окна забиты толстой красной пленкой, на которой печатают уличные баннеры. С фасада в новых стеклопакетах в актовом зале, уже появились дырки. Осколки металла, пришедшие на излете, лежат между рам и сочатся ржавчиной. У педагогов здесь те же самые проблемы, как в 1944-45 годах - военное железо, отложенное проклятие. Каждого входящего в школу встречает плакат с изображением минометных мин и гранат и коротким приказом «Не трогать!». Такое железо здесь валяется в изобилии, а мальчишки, которых можно напугать такими плакатами, в природе, увы, не известны. А значит, Война здесь будет долго собирать в свои житницы мальчишечьи души, глаза и руки.
Мы сидим в школьном подвале-бомбоубежище с «трудовскими» пацанами. Украинские СМИ, конечно, сказали бы: «Загнали детей в подвал для красивой картинки». Там сложно понять, что тренировка эвакуации в местных школах - такая же обыденность, как утреннее «Ще не вмерла» в Незалежной. Сыро, конечно, и холодно. Но чистенько, стоят связки свечей в банках, есть баки с чистой водой - ее меняют регулярно. Пацаны рассуждают по-взрослому:
- Здесь безопаснее, чем дома. Подвал хороший, - говорит нам Гена и зябко кутается в оранжевый спортивный костюм на два размера больше. У Гены застарелый конфликт со старшей сестрой:
- Сестра вот в подвал бегает, а я нет. У нас дома окна мешками заложены, нормально так сделано.
- С песком?
- Не, с кирпичами.
Пацаны рассказывают, что обстрелы - это не самое страшное. У них приятели живут совсем не далеко, в поселке Зеленый Гай, так там еще и снайперы вдоль улиц пуляют. Снайперы - это страшно, его не слышно, как мину, не слышно «выхода», и кажется, что он на тебя все время смотрит, следит за тобой.
Виталик считает, что лучше уж пусть стреляют из пушек:
- Потому что если тихо, значит переговоры где-то идут. А как закончат переговариваться, так сразу и начнут. У меня два снаряда в доме упало - в огород «Град» и во двор минометка. Чем война закончится? Добром! И еще хочу чтобы ДНРовцы выиграли.
Боря, самый младший в этой компании, вставляет свое слово:
- Я хочу, чтобы Украина нас отпустила! - чуть задумавшись, поправляется, уточняет, - украинские политики!
Спрашиваем у директора интерната, Елены Коровниченко:
- Украинский язык остался в программе?
Она даже удивляется:
- Конечно… А что делать, для многих детей этот язык родной. За них обидно больше всего, что их страна…вот так, в подвалы…
Губы у Елены дрожат, она отворачивается.
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
«Будете их давить, нас зовите, поможем!»
В то утро, когда мы должны были закончить этот материал, нас разбудили очень рано, и день пошел кувырком: «В Еленовке обстреляли очередь на границе, есть погибшие, десяток раненых». Через час мы были на месте трагедии. Бродили среди машин, посеченных осколками, с мертвыми людьми внутри. Сходили с местными к ветке железной дороги, по которой проходит линия фронта. Сразу за ней - лесопосадка, откуда Украина и обстреливает деревню Еленовку. В голове стучал один вопрос: «Зачем?». Приехали ОБСЕшники. Почти восемь часов ехали, думали, наверное, что само тут все рассосется. Скрепя сердце наблюдатели зафиксировали, что стреляли с украинской стороны, чтобы в своем официальном отчете деликатно написать: «Анализ трех воронок показал, что огонь велся, предположительно, из западно-юго-западного направления». Наверное, старые европейцы боятся обидеть новую «европейскую державу» - Украины. А вот Украина не боится никого и ничего.
У посеченного осколками дома рыдала старуха в домотканном, ярком платке, уткнувшись лбом в грудь главы ДНР Александра Захарченко. Он гладил ее по плечу: «Мать, успокойся, мать, ну пожалуйста, мы их всех передавим».
Старуха, отпрянула на секунду:
- Будете давить, нас зовите, мы поможем!
Десятки камер снимали эту жуткую сцену. Пахло горелым железом, полыхнувшей взрывчаткой, мясной лавкой. Вот только миром здесь не пахло.
В эти дни Фейсбук ежедневно услужливо подсовывает нам воспоминания двухлетней давности - есть у него такая автоматическая функция. В Луганске ополченцы захватили здание Службы безопасности Украины, в Константиновке заняли ГОВД и администрацию, «Правый сектор» напал на блокпост под Славянском, на народном сходе Луганщины потребовали автономию, Донецк хочет федерализации... Тогда, до трагедии в Одессе, до расстрела Луганской администрации с самолета, до первой попытки штурма Славянска, рубикон еще не был пройден. И жители непокорного Донбасса еще не видели себя вне Украины.
Они просто хотели больше свободы, и не хотели, чтобы их города захлестнула майданная чума, поглотившая Киев. Он, напомним, тогда по инерции находился под диктатурой толпы, когда каждое решение Верховной Рады принималось под прицелом националистов, окруживших парламент.
Киев даже не пытался услышать своих сограждан с Донбасса. И штамповал законы, которые Донбасс воспринимал как ущемление его прав и неуважение. Здесь были готовы договариваться без крови, сидя за одним столом, на равных. Но Киев предпочел резать по живому.
- Мы же ничего сверхъестественного не просили, - наливает нам чай бывшая сотрудница уже бывшего Донецкого аэропорта Наталья Пилипейко. - Мы у вас останемся, в вашей семье украинской, только дайте самостоятельности. У тебя в семье конфликт - приедь, разберись. 21 век, неужели не хватает словарного запаса сесть и поговорить? Одессу 2 мая жгли, люди испугались и не поднялись больше. Тогда в Киеве решили: «Ну на Донбассе ребята покрепче, их надо с самолета побомбить». А не тут-то было. Украина не ожидала, что мы так резко отреагируем. А Порошенко как политик выполнил свои обещания. Сказал «Наши дети будут учиться, ваши в подвалах сидеть» - сделал.
Мы сидим в ее небольшой квартирке на Киевском проспекте. Когда-то и он был «серой зоной». Дом Наташи примыкает к аэропорту. Некоторые окна до сих пор забиты фанерой, фасады изодраны осколками. В прошлом году в разгар боев во двор залетел очередной снаряд. Наталья была на кухне. Огромным осколком ей оторвало ногу. На протез собирали всем миром. Теперь она ходит, заметно прихрамывая. Хвастается свеженьким паспортом ДНР, который получила дочка: «Доча украинский не хотела получать. Говорит мне: «Мама, чтобы я у врагов документ попросила? Да никогда!». И едва сдерживая слезы вспоминает пережитое.
Бывшая сотрудница уже бывшего Донецкого аэропорта Наталья Пилипейко
- Помню, когда Путиловский рынок сгорел, мужчина принес обгорелые куры, колбасу. Пока дети спали - мы копоть счищали. Дети радостные: «У нас мясо! Откуда взяли?» А однажды снаряд попал в пруд, вся рыба всплыла, никогда не думала, что у нас такая здоровая водится. Весь двор рыбу жарил. Они били и по жилым дворикам, и по котельным. Чтобы запугать, чтоб люди уехали, чтоб работать было негде. Одна семья знакомая в Сумы уехала. И жилье сняли, и работу нашли. Но не удержались. Маленький пошел в школу, там начались гонения. Учительница ставила перед классом, заставляла петь гимн Украины, читать по бумажке: «Пробачьте мене, что я народився на Донбассе» (простите меня, что я родился на Донбассе - укр.). А детям же только дай команду клевать. Приходит из школы, плачет. Собрали вещи и вернулись домой.
Район, в котором живет Наташа, по-прежнему напоминает «чумные кварталы» из рассказов Эдгара По. Здесь даже солнце смурное. Киевский проспект пуст до горизонта, он идет в никуда, упираясь в линию фронта. Но во дворах уже ворчит бетономешалка - заделывают стены домов. Чисто так, что окурок невозможно бросить на асфальт, проще положить в карман. По пустым кварталам шмыгают породистые, но бездомные псы, каждый, с ярко-желтой биркой на левом ухе. «Цэ Европа» - вздыхает один из корреспондентов «КП»…
- А у вас на Украине кто-то из друзей или родственников остался?
- Девочки, с которыми я работала, уехали в Киев, устроились в аэропорту «Борисполь». Здесь они были начальниками, а там - рядовые. Морально тяжело. Они там тоже чужие. Косые взгляды, едкие комментарии... А по отношению к нам все осталось по-старому, как дружили, так и дружим. Они не приняли ту позицию, они не знают нашей жизни сейчас. Но человеческие отношения остались. Когда со мной случилось - через четыре дня они через Киев и Луганск мне коляску пригнали. Но о политике мы разговоров не заводим, они знают, что я буду реагировать остро.
Хороший «укроп» и друг-«сепар»
Этот внутренний конфликт никуда не делся. Наивно предполагать, что все жители Донбасса, особенно те, кто вернулся с Украины, в едином порыве поддерживают курс на независимость ДНР. Их даже не определившимися не назовешь, но родная земля тянет к себе. Ведь только здесь тебя поймут и примут, несмотря ни на что.
У Евгении Мартыновой не самая распространенная профессия, печальная и отчасти философская, совсем не подходящая для малороссийской красавицы. Она художник-гравер, рисует на надгробных памятниках... Если заказывают плиту для ополченца, к делу подходит очень ответственно, тщательно прорисовывая все элементы экипировки и знаков различия. Женя говорит нам, что написала этот пост впопыхах, утром, между чашкой кофе и двумя бутербродами, а получился пронзительный крик души, истинный в своей откровенности:
«Практически у каждого «сепаратиста» в Донецке есть свой «Вменяемый Укроп».
Это может быть родственник, друг, некто бывший или нынешний, коллега или сосед.
Так получилось. У вас есть «Укроп» из прошлого времени, когда еще не было войны, и вы полагали, что нормальных людей вокруг куда больше, чем вы наблюдаете сейчас.
«Укроп», мягко говоря, не поддерживает ДНР. Он может жить здесь, может сбежать на Украину, но часто они кочуют между.
Это именно они, болея сердцем, везут вам через блокпосты курочку из Мариуполя (зачем - не ясно, ведь тут она есть и стоит столько же), склянку духов из киевского «Брокара» или лекарство из Бердянска. Потому что вы тут погибаете от голода или недостатка хороших впечатлений, окруженные маргиналами и чеченцами с калашами.
Это их потрошат собственные лыцари на блок-постах, ощупывая куриные тушки в сумке, но ваш дорогой «Укроп» никогда не скажет вам об этом.
Они ломанутся спасать вас через все ДНРовские посты с «боевиками», ежели у вас в дороге прихватит желудок или закончится бензин на трассе. Они, причитая и матюкаясь, будут вас выручать.
Вы обязательно поклянетесь, что, раз уж так вышло, то разговаривать на темы политики не будете. Несомненно, вы перегрызетесь из-за какой-то фигни - и через пять минут будете орать друг на друга:
- Все вы, бандеровцы, такие, шкуры, продадите и купите, своих же сожрать готовы! Вали на Украину! Постреляй по нам, это вы можете!
- А ты сдай, сдай меня своим дружкам-уродам с автоматами, буду на подвале, да пусть меня расстреляют! Пусть расстреляют! Вы же звали сюда войну!
Остыв, ты, пожалуй, пожалеешь, что не сможешь эффектно спасти дурака из подвала - и свидомых-то у нас никто не трогает, и даже приличного автоматчика в знакомых нет.
Он тоже смутится и скажет, что нет, он, в общем-то, тоже не в восторге от Украины, и да, понятно, что Украины тут, кажется, уже не будет никогда. Хоть бы уж Россия зашла, но та, зараза, не телится.
И ощущение, что так оно будет тянуться годами.
Если вы - нормальные люди. Каждый из которых считает друг друга немного помешанным...»
«За детей обидно»
Годами... А значит развязку смогут увидеть дети, новое поколение войны, которые по звуку «прилетов» определяют калибр. «Трудовские» - наверное, один из самых плохих районов Донецка. Без нужды сюда не ездят, а тем, кому не повезло тут жить, тоскливыми вечерами, когда начинаются обстрелы, выходят в Сеть. Их посты похожи на крики обреченных, запертых в трюмах тонущих кораблей: «Лежим на полах», «Сегодня как взбесились, дом ходит ходуном», «Соседи, уйдите от окон», «Пошли прилеты»…
На дальней окраине района, всего в двух с половиной километрах от линии фронта, до сих пор работает школа-интернат. В ней 102 ребенка и нет половины стекол - окна забиты толстой красной пленкой, на которой печатают уличные баннеры. С фасада в новых стеклопакетах в актовом зале, уже появились дырки. Осколки металла, пришедшие на излете, лежат между рам и сочатся ржавчиной. У педагогов здесь те же самые проблемы, как в 1944-45 годах - военное железо, отложенное проклятие. Каждого входящего в школу встречает плакат с изображением минометных мин и гранат и коротким приказом «Не трогать!». Такое железо здесь валяется в изобилии, а мальчишки, которых можно напугать такими плакатами, в природе, увы, не известны. А значит, Война здесь будет долго собирать в свои житницы мальчишечьи души, глаза и руки.
В школе учатся 102 ребенка и нет половины стекол - окна забиты толстой красной пленкой
Мы сидим в школьном подвале-бомбоубежище с «трудовскими» пацанами. Украинские СМИ, конечно, сказали бы: «Загнали детей в подвал для красивой картинки». Там сложно понять, что тренировка эвакуации в местных школах - такая же обыденность, как утреннее «Ще не вмерла» в Незалежной. Сыро, конечно, и холодно. Но чистенько, стоят связки свечей в банках, есть баки с чистой водой - ее меняют регулярно. Пацаны рассуждают по-взрослому:
- Здесь безопаснее, чем дома. Подвал хороший, - говорит нам Гена и зябко кутается в оранжевый спортивный костюм на два размера больше. У Гены застарелый конфликт со старшей сестрой:
- Сестра вот в подвал бегает, а я нет. У нас дома окна мешками заложены, нормально так сделано.
- С песком?
- Не, с кирпичами.
Украинские СМИ, конечно, сказали бы: «Загнали детей в подвал для красивой картинки»...
Пацаны рассказывают, что обстрелы - это не самое страшное. У них приятели живут совсем не далеко, в поселке Зеленый Гай, так там еще и снайперы вдоль улиц пуляют. Снайперы - это страшно, его не слышно, как мину, не слышно «выхода», и кажется, что он на тебя все время смотрит, следит за тобой.
Пацаны рассказывают, что обстрелы - это не самое страшное.
Виталик считает, что лучше уж пусть стреляют из пушек:
- Потому что если тихо, значит переговоры где-то идут. А как закончат переговариваться, так сразу и начнут. У меня два снаряда в доме упало - в огород «Град» и во двор минометка. Чем война закончится? Добром! И еще хочу чтобы ДНРовцы выиграли.
Боря, самый младший в этой компании, вставляет свое слово:
- Я хочу, чтобы Украина нас отпустила! - чуть задумавшись, поправляется, уточняет, - украинские политики!
Спрашиваем у директора интерната, Елены Коровниченко:
- Украинский язык остался в программе?
Она даже удивляется:
- Конечно… А что делать, для многих детей этот язык родной. За них обидно больше всего, что их страна…вот так, в подвалы…
Губы у Елены дрожат, она отворачивается.
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
«Будете их давить, нас зовите, поможем!»
В то утро, когда мы должны были закончить этот материал, нас разбудили очень рано, и день пошел кувырком: «В Еленовке обстреляли очередь на границе, есть погибшие, десяток раненых». Через час мы были на месте трагедии. Бродили среди машин, посеченных осколками, с мертвыми людьми внутри. Сходили с местными к ветке железной дороги, по которой проходит линия фронта. Сразу за ней - лесопосадка, откуда Украина и обстреливает деревню Еленовку. В голове стучал один вопрос: «Зачем?». Приехали ОБСЕшники. Почти восемь часов ехали, думали, наверное, что само тут все рассосется. Скрепя сердце наблюдатели зафиксировали, что стреляли с украинской стороны, чтобы в своем официальном отчете деликатно написать: «Анализ трех воронок показал, что огонь велся, предположительно, из западно-юго-западного направления». Наверное, старые европейцы боятся обидеть новую «европейскую державу» - Украины. А вот Украина не боится никого и ничего.
У посеченного осколками дома рыдала старуха в домотканном, ярком платке, уткнувшись лбом в грудь главы ДНР Александра Захарченко. Он гладил ее по плечу: «Мать, успокойся, мать, ну пожалуйста, мы их всех передавим».
Старуха, отпрянула на секунду:
- Будете давить, нас зовите, мы поможем!
Десятки камер снимали эту жуткую сцену. Пахло горелым железом, полыхнувшей взрывчаткой, мясной лавкой. Вот только миром здесь не пахло.
