Цветы Одинцова

Эту историю мне рассказала моя бабушка. Где и когда это происходило уже точно никто не помнит, но это и не важно.

Пряничный Вертеп для витрины кондитерской Петра Никифоровича Одинцова удался на славу. Марципановые фигурки Марии и Иосифа, склонившиеся над яслями с крохотным Иисусом выглядели словно живые. Казалось, что овцы и козы вот-вот заблеют, лошадь заржет, а домашняя птица начнет кудахтать и кукарекать. Фигурки трёх волхвов, одетые в карамельные одежды, по-восточному яркие и красочные, выглядели, словно сошедшие со страниц Святого Писания. И Вифлеемская звезда, отлитая по рисунку Лизоньки, жены Одинцова, блестевшая карамельным золотом, казалась настоящим ювелирным украшением. Но, его помощник Григорий, когда нес горячую карамель, вдруг споткнулся и упал прямо на Вертеп, разбив его на куски, а вместе с ним и все надежды Петра Никифоровича.

У помощника Григория с самого утра день не задался, всё из рук падало, всё рассыпалось. А беда в том, что единственная доченька Григория маленькая Олюшка, которой ещё и полутора годков не было, давно и тяжело болела. Врачи с дипломами, с их микстурами не помогали, таяла как свеча от огня, горевшего в маленьком тельце.
«Что же ты, наделал!», - закричал Пётр Григорьевич. А Григорий, как будто не видя, что натворил, говорит: «Видать не доживёт до весны моя Олюшка, а ведь она и цветов то не видела, совсем же маленькой весной была, а ей бабка всё про красные маки, голубые васильки да белые ромашки рассказывает. Только тогда у неё глазки блестят, да губы улыбаются. И всё время деточка просит: «Цветы, цветы, цветы». А где же я ей зимой, по снегу цветов соберу? Жена моя, всё молится перед иконой Николая-Чудотворца, одна надежда на него осталась». Сказал и горько расплакался. А Петр Никифорович, нет, что бы посочувствовать в горе, да как раскричался: «Что ты болван, про цветы мне говоришь, у нас витрины нет к празднику! Иди с глаз моих!». Теперь и о словах своих кондитер сильно жалел, у человека несчастье такое, а он и слова доброго не нашёл, хоть бы не гнал Григория из пекарни, ему и так дома тяжко и на ребёнка больного смотреть, и на жену, потемневшую от горя. «Да, совсем я зачерствел», - подумал Петр Никифорович.
Всё как-то разом рухнуло, конечно, второй Вертеп испечь можно, и марципановых Иисуса и Марию с Иосифом сделать, да и звезду Вифлеемскую осилил бы, вот только больше не хотелось. Казалось, сил никаких нет, и взяться им больше неоткуда. Всё складывалось как-то в жизни Петра Никифоровича не так, как он задумывал себе. И магазин-кондитерская доходу давал очень мало, держался только на любви хозяина к своему делу. Да и помощник бывший Сенька Косой, сколько ему Пётр Никифорович добра сделал, а он как отплатил – продал другому кондитеру рецепт цветной карамели. Раньше у конкурентов его были карамельные петушки только жёлтые да красные, а теперь всех цветов радуги. Вот и рассчитывал он, что завтра как раз Святой вечер, последний день Поста, после завтра Рождество, пойдут покупатели по кондитерским, а тут такой Вертеп их ждёт. Ведь и пряники у него такие же вкусные, и марципаны вычурные, и карамельные зверушки слаще, а мало ходят к нему люди. И детей им с Лизонькой Бог не послал. Уже ведь десять лет живут, душа в душу, а детей так и не нажили. И от этого в некогда весёлых глазах, его Лизоньки ненаглядной, поселились такая грусть и печаль, что заполнили весь дом их. И от этой печали всё вокруг стало тусклым и мрачным, и зеркала не так блестели, как в первые годы после женитьбы, казалось, и окна стали меньше света пропускать.
Вот так сидел грустный Пётр Никифорович и задумчиво смотрел на обломки Вертепа. Как вдруг он услышал колокольчик входной двери магазина. «Первый посетитель за целый день, пойду, хоть посмотрю на него», - подумал он и прошёл в зал магазина.
Елизавета Сергеевна, жена Петра Никифоровича, и из экономности продавщица магазина, сидела за прилавком и читала книгу. Но, услышав звон колокольчика, она встрепенулась. Что-то странное было в его привычном звуке. И сердце вдруг как-то сжалось до боли от предчувствия, но не от страха, а от какой-то непонятной радости. Взглянув на порог, она увидела Старца и двух маленьких мальчиков-бродяжек лет семи. «Видно нищие за милостыней пришли», - подумала она. Однако, взглянув на Старца, она немного растерялась. Он был одет, конечно, бедно, но одежды были слишком чистыми, как для нищего, и, несмотря на снег, плащ его был сухим. Осанка у него была прямая, седые волосы аккуратно причесаны, белая окладистая борода аккуратно подстрижена, голубые глаза смотрели ясно-ясно и лицо его казалось до боли знакомым. Мальчики-бродяжки были же напротив, почти босыми, дрожали, и кутались в полы плаща Старца.
- Что Вам угодно? - спросила Елизавета Сергеевна.
- Не будет ли у Вас двух пряников или крендельков, на подаяние мальчикам? - спросил Старец.
- Берите, что хотите, - махнув рукой, сказал с горечью, вошедший Пётр Никифорович.
- Видно, хозяин, день у Вас не задался? - спросил Старец.
- Не только день, но и жизнь, - ответил в сердцах Пётр Никифорович, Елизавета Сергеевна даже вздрогнула от слов и тона мужа, никогда не видела она его таким огорчённым.
- Да, да, так бывает, когда человек теряет веру в себя, надежду на счастье и любовь к ближнему, - сказал мягко Старец, и продолжил - я работал пекарем, могу за пряники помочь Вам сегодня.
- Чем помочь? Я ничего печь не собираюсь, - ответил Пётр Никифорович.
Однако Старец, взяв хозяина за руку, повёл в сторону кухни, приговаривая: «Сейчас посмотрим, сейчас посмотрим». Мальчики-бродяжки, путаясь в полах его плаща, пошли за ним. Елизавета Сергеевна быстро всунула им в руки по прянику. Проходя на кухню, Пётр Никифорович подивился своей покорности, будто это Старец здесь хозяин, а он пришёл за пряники тесто месить.
«Да, хозяин, прибраться, бы здесь, - оглядевшись, сказал Старец, - а ну, ребятушки, помогите мне. А ты, хозяин, садись и рассказывай, что стряслось тут».
Пока прибирались, кондитер всё рассказал. И как с детства мечтал сладости делать, и как учился за границей марципаны делать, а у лучших пекарей Киева тесто месить, и как женился на Елизавете, и что детей у них нет, и как плохо дела у него идут, и про Сеньку Косого, что секреты Петра Никифоровича конкурентам его продал, и про то, как мечтал Вертеп сделать и какой он получился, да только Григорий всё сломал, и, хоть стыдно было, рассказал, как болеет у Григория ребёнок, а он его обругал. За рассказом Одинцов и не заметил, как ловко прибрались гости на его кухне и всё расставили по своим местам.
- Да, дела… А чего же новый Вертеп не делаешь? – спросил Старец.
- Сил для радости у меня больше нет, – грустно ответил Петр Никифорович.
- Сил, говоришь нет? А мы это сей час посмотрим. А ну, разводите огонь, - и как будто он здесь всю жизнь работал, стал уверенно брать с полок сахар, пряности, решето. Умело и быстро просеял муку и стал замешивать пряничное тесто. Пробовал его на вкус, принюхивался, добавлял пряности. «А ты, чего стоишь? Давай, карамель варить будешь, звезду надо сделать, одежды волхвов». Пётр Никифорович покорно повернулся к другому столу и начал готовить карамель. А мальчики-бродяжки, съев пряники, уснули, свернувшись калачиком возле тёплой печки.
К утру всё было готово. Старец помог Петру Никифоровичу перенести на витрину Вертеп, расставить фигурки, рассыпать белоснежным ковром сахарную пудру и над всем этим повесить Вифлеемскую звезду. Пётр Никифорович никак не мог поверить, что у него получилось всё так хорошо, даже лучше прежнего. И от этого стало тепло и радостно на его душе. «Вот теперь-то всё у нас с Лизонькой получится» - подумал он.
- Вот так чудо сотворили. Спасибо, что помог, я уже и надеяться перестал, что Вертеп поставлю, а теперь каждый прохожий будет останавливаться и любоваться - прошептал он.
- Да какое же это чудо? Пряники мы с тобой спекли всего на всего да фигурок марципановых налепили. Вот если бы мальчикам-сироткам родителей хороших найти, что б любили их, заботились, да Олюшке цветов принести, что бы она порадовалась и выздоравливала поскорей, вот это чудеса бы были. Да кому же они, под силу-то. Кто же их сотворить-то сможет? - вздохнул Старец.
Тут у Петра Никифоровича глаза засветились, схватил он Старца за руки и стал трясти и приговаривать:
- Я, я смогу такое чудо сотворить! Знаю, знаю, где родителей найти. И Олюшке, знаю, где цветы взять. Если Вертеп сделал, то и такое осилю.
- Точно осилишь?
- Точно, точно! - закричал он и побежал на кухню.
Старец только улыбнулся и вышел тихонько из кондитерской.
Проснувшись, Елизавета Сергеевна, увидела, что мужа рядом нет и, обеспокоенная спустилась на кухню. Пётр Сергеевич, весь измазанный в разноцветной карамели, рассматривал цветок. До чего же хорошо он получился: марципановая серединка мака была окаймлена ярко красными лепестками из карамели.
-Петя, что ты делаешь?
-Лизонька, ты в магазин лучше выйди, на витрину глянь.
Елизавета Сергеевна вышла в магазин, потом на улицу и остановилась восхищённая перед витриной. Вбежав на кухню, она принялась радостно целовать и обнимать мужа. От шума проснулись мальчики-бродяжки, один спосил:
- А где Николай?
- Какой, Николай?
- Ну, Старец, который нас вчера нашёл. Он обещал нам мамку с папкой найти, - сказал второй и расплакался, - неужто обманул?
- Я его не видела ни в магазине, ни на улице, - сказала Елизавета Сергеевна и тут она вспомнила, почему лицо Старца показалось ей таким знакомым, она посмотрела на икону Чудотворца, висевшую в красном углу кухни, на неё смотрел своим ясными голубыми глазами Старец Николай и улыбался.
Пётр Никифорович подошёл к деточкам, обнял их и сказал:
- Вот Лизонька, просили мы Бога о детях, он нам и послал двоих сыночков. Как зовут-то вас?
- Стёпка.
- Егорка.
Елизавета Сергеевна опустилась на колени рядом с мужем, обняла мальчиков и расплакалась.

На Рождество, с самого утра Одинцов шел с большой коробкой к своему помощнику Григорию. Отворив дверь, изумлённый Григорий не мог поверить, что он видит своего хозяина.
- Прости меня, Григорий, за черствость и грубость. Я вот Олюшке цветов принёс.
Пётр Никифорович с Григорием пошли в комнату к Олюшке. Девочка совсем бледная, худенькая лежала возле окошка на кровати. Казалось, что одеяло прикрывает не тельце ребёнка, а лишь его тень.
«Вот, Олюшка, посмотри, я тебе цветов принёс, тут и маки красные, и васильки синие, и ромашки белые, и колокольчики голубые и много-много других цветов», - сказал Пётр Никифорович, открывая коробку и доставая из неё корзинку с марципановыми и карамельными цветами. В этот момент, среди серых туч, затянувших небо, показалось солнце и заполнило комнату своим светом. Лучи солнца упали на цветные карамели-лепестки цветов и унылая, серая комната заиграла всеми цветами радуги. Олюшка сразу оживилась, глазёнки её заблестели, щёчки начал покрывать румянец. «Цветы», - прошептала она и протянула к букету свою тонкую ручонку. Рядом, обнявшись, стояли Григорий с женой и тихо плакали.
И с этого дня Олюшка начала выздоравливать.
Весть о необычных цветах кондитера Петра Никифоровича разлетелась по всей округе и к нему стали съезжаться покупатели. Дела у кондитерской пошли в гору. Стёпка и Егорка после учебы с удовольствием помогают родителям в кондитерской. А немногим более чем через девять месяцев Елизавета Сергеевна благополучно родила двойню: мальчика и девочку.