Как познается счастье. Часть III. Все закончилось… Или только начинается? (Беларусь, Брест).

Привезли меня в палату. Пока что не в ту, где лежат с детками, а в отдельную, в отделении патологии. Так как в акушерско-физиологическом отделении не было мест. Пообещали, что это всего лишь до обеда, пока кого-нибудь не выпишут. Каталку подвезли к самой койке, и я кое-как перевалилась. Дали сменную сорочку, кучу пеленок, поставили рядом мои пакеты и велели пока не вставать.

Было еще совсем темно, и я решила поспать, раз уж, наконец, представилась такая возможность. Перекинувшись опять парой словечек с Ирой, которой тоже не хватило места наверху, я все-таки закрыла глаза и погрузилась в небытие. Но спать пришлось не долго.

Позднее зимнее солнышко еще не успело показаться из-за горизонта, как в палате зажгли свет и вкатили дребезжащую тележку. Нам привезли деток на первое кормление. Сон как рукой сняло. Хотелось поскорее взглянуть на это чудо, потрогать его, понюхать, ощутить его тепло.

- Кто такая-то? – спросила медсестра.

- Я…

- Ну держи…

С этими словами она взяла из тележки один сверточек и положила рядом со мной. Боже мой! Какое чудо! Моя малышка, моя кровиночка… Доченьку запеленали так, что видно было только личико, маленькое, красненькое, с беленькими точечками на крыльях носа и опухшими глазками. Маленький ротик долго не хотел сосать сисю, но медсестра не сдавалась, и упорно пыталась запихнуть ее туда снова и снова. Не сказать, чтоб было сильно приятно, но ради ребенка терпелось спокойно.

Наконец, малышка разобралась, что к чему, и зачмокала. Глазки ее от удовольствия закрылись, а я все смотрела, как она кушает, и тихонечко ее поглаживала.

Пристроив моей соседке сыночка, медсестра удалилась, обещав вернуться через полчаса. Но девчонка моя, полопав еще немного, расплакалась. А я не могла ничего сделать: вставать нельзя, садиться тоже не рекомендовали, позвать некого. Оставалось только гладить и уговаривать. Состояние было близким к панике. Я не понимала, чего она плачет. Может быть, ей плохо? Так хотелось помочь…

Поплакав, доченька успокоилась, и оставшееся отведенное нам время тихонько спала рядом. А я все никак не могла оторвать от нее глаз…

Но полчаса прошли, и деток увезли наверх, в детское отделение. На смену деткам пришли врачи с осмотром, посмотрели, пощупали, сказали на завтрак самим не идти – нам сюда принесут, и удалились…

Больше не спалось. Болтали с соседкой. Делились впечатлениями. У нее, оказывается, это уже второй ребенок. А я-то думала, как она ухитряется переносить родовую боль так спокойно. Хотя Ира, под впечатлениями, утверждала, что первые роды были намного легче…

Начали приходить СМС с поздравлениями. Мужа, видно, уже раскололи. Перезванивала, благодарила…

Пришло время завтрака, но никто нам его так и не нес. Ужасно хотелось пить, но ни я, ни Ира ничего с собой заранее не взяли. Поэтому, тупо лежали и ждали.

Позвонила мама, спросила, чего мне передать. Но, что называется, только подразнила. Чего бы я не просила из еды, пусть даже на мой взгляд самого безвредного, сразу же шли утверждения, что мне этого нельзя. Разозлившись, я сказала, чтоб принесли тогда только попить, и больше меня этими дурацкими вопросами не мучили.

Часы на стене палаты показали, что можно уже вставать. Осторожно, не спеша, очень боясь, что будет больно, я все-таки оказалась в вертикальном положении. Ноги вроде бы не подкашивались, голова не кружилась, но, Боже мой, оказывается, моя нижняя часть тела была вся в засохшей кровище, простите за подробности. Нужно было срочно идти в душ.

Тут всплыла и еще одна крайне неприятная вещь: я не подумала взять с собой полотенце. Оно и понятно, я ведь не в роддом собиралась, а, наверное, в пятизвездочный отель. Как-то даже и мысли про полотенце не возникло, думала, с бельем дадут. Ага, дали… аж два раза… Пришлось брать с собой пеленки, чтоб не ждать, пока мое тело соизволит высохнуть самостоятельно.

Побродив немного по палате, чтобы окончательно удостовериться, что на ногах стоится твердо и не упадется посреди дороги в обморок, мы поковыляли в душ. К этому времени мы уже были осведомлены, что на четвертом этаже, в послеродовом отделении, душ лучше, чем в патологии. Решено было, несмотря на лестницу, идти туда. Да уж, удобства на палату нам даже и не снились. Старый роддом одними сновидениями не переделаешь.

Чтобы попасть на лестницу, пришлось пройти часть отделения патологии. А в патологии лежала куча беременяшек, в халатах и спортивных костюмах, с огромными животами и маленькими животиками, они читали книжки, болтали по мобильникам или просто бродили по коридору. После всего пережитого мне их было безмерно жаль. В памяти еще свежа была родовая боль и мои мучения, а они были все такие счастливые, словно и не стояла у них впереди перспектива родов. Но я-то знала, что им предстоит… Бедные девочки…

Своим внешним видом мы, наверное, все-таки их пугали. Еще бы, плетутся две такие Барби, едва переставляя ноги, придерживая пеленку промеж ног, все измазюканные в крови, бледные и лохматые. А я, вдобавок, еще и с пятнами по всему лицу: это я так усердно тужилась, что сосуды полопались. Хорошо хоть только на лице, а не в глазах. А то вообще бы была картина маслом. Но выбора у нас не было. Пройти как-то надо было.

По лестнице поднялись, вопреки ожиданиям, нормально. Правда, воздуха не хватало. Но это было что на лестнице, что на ровном месте. Невозможно вдохнуть полной грудью. К счастью, это ощущение преследовало меня не долго. Так же быстро я привыкла и к отсутствию живота, как будто его и не было вовсе.

В душе выбрала себе кабинку и с большим трудом настроила нужную температуру воды. Осторожно, преодолевая страх возможной боли, отмыла кровь с нижней части тела. Уф, вроде справилась.

После душа полегчало, посвежело. И решили мы выяснить, что с нашим завтраком. Тетенька, которая за это дело ответственна, жутко извинялась. Про нас, оказывается, просто забыли. И все, что осталось, уже унесли. Накормила она нас бутербродами со своих запасов и напоила компотом. Ну, хоть что-то.

Следующим этапом было найти, где лежат дети. По крайней мере, мне очень не терпелось, и я уговорила соседку. Куда идти – не знали, но язык, как говорится, до Киева доведет. Нашли. Это была просто отдельная комната, довольно просторная, где вдоль стен и окон стояли люльки с младенцами. В основном, здесь лежали те, кому нужно было постоянное наблюдение врачей. Ну, и наши заодно, так как деть их больше было некуда.

Нас похвалили, что мы такие молодцы и пришли уже кормить деток. Блин, а сказать раньше, что нам сами нужно будет придти, никто не додумался. Я ж полагала, что их теперь привозить на кормления будут, пока нас не переведут в совместную палату, и лишь благодаря моему любопытству мы сейчас там стояли.

Подали нам малышню, помогли пристроить их к груди. Кормить пришлось стоя. Мне не рекомендовала акушерка садится, а для Иры не нашлось свободного стула… Не сказать, чтоб моей девочке сильно нравилась сися. Почмокав минутку, она никак не хотела присасываться опять. И я просто носила ее на ручках, чтоб только не возвращать в люльку. Но сил надолго не хватило. Пришлось оставить малышню, и идти в палату отдыхать.

Несмотря на то, что спали мы всего пару часов, больше уснуть не получалось. То мобильник зазвенит, то еще что-нибудь отвлечет, то за пеленками чистыми сходить… А тут уже и в туалет не плохо было бы, врачи же сказали, что нужно как можно чаще, даже если и не хочется…

Сходили на обед. Тетенька, которая про нас утром забыла, продолжала извиняться и выдала нам порции без очереди. Но кушать пришлось стоя. К тому времени я уже достаточно проголодалась, хотя с утра не испытывала особого чувства голода, только жажду… Боже, какое же все было вкусное. Не только сейчас, но и на протяжении всего времени пребывания в роддоме. Обычная казенная еда. Скромная по моим меркам, так как дома мне готовить такое не пришло бы и в голову… Никогда в жизни я не варила манки-пшенки-овсянки и молочные супы, но сейчас лопала за обе щеки…

После обеда опять пошли к деткам. Смотрели, как их подмывали-пеленали. Боже, какая же моя крошечка маленькая. Тоненькие ручки-ножки, которые дрожали, когда им дали свободу, малюсенькое тельце, и почему-то длинные темные волосики. Хотя никакой изжоги во время беременности у меня не было и в помине. Доченька опять много не кушала, врачи шутили: «Кто это у нас такой ленивый, не хочет сосать…». Опять носила ее просто так на руках, боясь оставить одну, пусть даже под наблюдением медсестер, но без меня, без мамы, с которой мы были почти год одним целым. А силы опять скоро иссякли.

Весь оставшийся вечер мы так и ходили туда-сюда. Кстати, принесли передачу. Березовый сок, бандаж и полотенце. А еще, вопреки моим просьбам ничего съестного мне не передавать, кусок вареной рыбы. У мамы на все свои взгляды. Пилось жадно… С одной стороны, я все-таки теряла немало крови, а с другой – скоро должно было появиться молоко. Бандаж тоже очень помог – я им фиксировала пеленку, теперь ее не надо было придерживать. Дело в том, что послеродовых прокладок в нашей глуши я не нашла и купила обычные Always с большим количеством капелек. Но когда я увидела, что именно такое – послеродовые выделения, я решила пользоваться-таки казенными пеленками. Прокладок мне хватило бы моих на полдня, наверное… Да и трусы у врачей в почете не были. Сколько наслушалась, что их нельзя…

Мы все ждали, что нас переведут. Даже вещи не распаковывали. Но никто не приходил за нами. Ждали, что сейчас привезут еще девчонок. В палате оставалось еще четыре свободных койки. Странно было, что до сих пор никто из тех, кто лежал со мной в предродовой, не родил. Потом я узнала, что их всех прокесарили. Вообще, в ту ночь было 2 ЕР (мои и Ирины) и 5 КС. Да уж, статистика удручает…

Поужинали, покормили опять детей, и к одиннадцати-двенадцати улеглись спать, все в той же палате в отделении патологии. Ночью одну за другой стали привозить родивших. Все то же самое: вот сорочка, вот пеленки, аккуратно перекатывайся на кровать… Только со стороны все выглядело куда страшней. А с момента моих родов прошли уже сутки.

Утром им тоже, как и нам вчера, привезли детей. Некоторые сильно растрогались при виде своих малышей. У меня тоже, глядя на это, щемило сердце… Медсестра сказала, что моя девочка ночью сильно плакала… Блин, а я тут такая всю ночь продрыхла, даже и не вспоминая, как там мой ребенок. Набросив халат, я помчалась в детское отделение. Моя малышка спокойно спала, а вот Ирин сын сильно кричал. Поговорила я с медсестрой. Как мне показалось, они просто перепутали меня и мою соседку… Но выяснять точно я не стала. Просто взяла на руки свою доченьку и носила, носила, носила… Слезы градом катились из глаз, все думалось, какая же она маленькая и беззащитная, как же ей сейчас, наверное, не просто. Чтоб никто не видел и не задавал лишних вопросов, отворачивалась к окну и молча эти самые слезы глотала. Настроение было хуже некуда. Хотелось больше ни на минуту не расставаться со своей кровиночкой.

Но пришлось снова подняться в палату. Опять врачебный осмотр и вердикт: все хорошо. Опять надо было идти в душ и на завтрак… В добавок ко всему, пришлось помогать родившим этой ночью, объяснять им, что к чему, приносить чистые пеленки тем, кому еще нельзя было вставать, приносить вещи из других плат по просьбе тех, кто лежал до родов в патологии и не успел захватить все с собой… Все эти хлопоты немного отвлекали от тех грустных мыслей, которые нахлынули на меня в детском отделении, но гормоны до конца все-таки не обманешь.

В палате уже отдохнуть было невозможно. Кто-то постоянно разговаривал по мобильнику, пересказывая вновь и вновь и вновь свою историю родов, кто-то плакал, кто-то смеялся, кто-то шелестел пакетами… Вот они, минусы большой палаты. Девчонки все ждали, что их вот-вот переведут, а мы, как старожилы, уже ни на что не надеялись.

Но после обеда за нами все-таки пришли. И мы, почти всем составом, погрузив свои вещи и белье на каталку, поехали на четвертый этаж. В нашем распоряжении была шестиместная палата, переделанная из-за нехватки мест из столовой, с соответствующими кулинарными рисунками на стенах, но зато очень просторная. Я по привычке заняла место в самом дальнем от двери углу. Я сколько себя помню, стараюсь везде быть от дверей подальше почему-то. Вдобавок ко всему, как потом оказалась, мне досталась и самая удобная детская люлька: на колесиках, так что ее можно было катать по нашей огромной палате за собой хоть к умывальнику, хоть к пеленальному столику…

Пришла акушерка, которая была со мной в родах, и мы вместе пошли за ребенком, так как привозить детей не спешили. Сбылась моя мечта: моя доченька со мной. Но вот что с ней теперь делать, я абсолютно не представляла. Хорошо, что медсестра показала, как пеленать, как подмывать… Естественно, сразу все не получалось. Дочь выпеленывалась, сколько я не крутила эти пеленки. А памперс одеть, и одежду приготовленную, боялась. Напугали меня, что памперсы не стерильные, а с пупочком осторожно надо. Вот и мучилась.

Вечером покормила малышку. Кушала она долго, а потом заснула. И проспала целую ночь. В отличие от меня. А я не сомкнула глаз, как в принципе, и другие пятеро девчонок. Малышей отдали не всем, но те, которых отдали, плакали всю ночь попеременно. Периодически приходили врачи, пытались что-то сделать, но одного малыша успокоить так и не удалось. Сказали, полегчает ему, когда отойдет меконий, но, несмотря ни на какие массажи, он никак не хотел какать. Мама его ревела вместе с ним… такая вот ужасная была ночь…

А наутро у меня пришло молоко. Вот это был полный абзац. Говорила мне акушерка, чтоб я много не пила, но я как-то не серьезно к этому отнеслась, и периодически попивала свой березовый сок. Грудь моя стала тугой и горячей, ребенок не хотел особо ее сосать. Вдобавок ко всему, у меня не было бюстгальтера для кормления. Причем я его не забыла, а сознательно не покупала, не зная, какой будет размер груди. И когда я пыталась кормить дочь одной грудью, молоко текло и со второй, заливая сорочку и постель. Пришлось срочно просить мужа, чтоб купил и передал.

Хочется сказать отдельное спасибо акушерке, которая приходила и регулярно сцеживала излишки этого самого молока. Поначалу это было больно до жути, потом уже легче. Когда же она придти не могла, грудь сильно наполнялась, ребенок не мог ее взять и плакал от голода. От роддомовских врачей толку поначалу не было вообще. Во время очередного кризиса я обратилась к медсестре в детском отделении, там всегда нам помогали, пока детки были не с нами, но меня, что называется, послали… Не хотелось больше ни к кому обращаться, слезы лились градом, и если бы не Света…

Но один из очередных кризисов, связанных с переполнением груди, застал нас ночью. О Свете не шло и речи, так как была не ее смена, а к местным врачам обращаться отпало всякое желание еще после прошлого раза. От безысходности я тупо сидела и ревела вместе с ребенком, пока врачи сами не пришли в палату. Успокоить ребенка просто так у них уже не получалось, как ни старались. В результате ее забрали, и через пару минут принесли спокойную-спокойную. Наверняка ей дали какое-то успокоительное, но я прекрасно понимала, что другого пути не было, так как и я, и она уже дошли, что называется, до ручки.

Меня же отправили к дежурной акушерке, которая и научила сцеживаться. До этого я пыталась делать то же, что делала с моей грудью Света, но эффекта не было почти. Молокоотсос, купленный мужем в ответ на мою истерику по телефону, оказался, несмотря на свою цену, фиговиной весьма ерундовой. Теперь же, умея сцеживаться, я, казалось, владела ситуацией. Достаточно было лишь слегка сцедить тугую грудь, а потом дать ее ребенку.

В ту ночь, пока мы пускали крокодиловы слезы, соседки по палате тоже не могли уснуть. Когда же ребенок наелся и успокоился, их разобрало любопытство, что же такое я сделала. Позже и они ходили к доброй тете акушерке учиться сцеживаться…

А я, когда мой заплаканный ребенок, наконец, уснул, прям посреди ночи пошла в душ, не спеша, в одиночестве помылась, и. умиротворенная, тоже легла отдыхать. Утром Света еще раз хорошенько меня сцедила, несмотря на мои протесты и заявления, что теперь я и сама все умею. После этого, таких проблем у нас уже больше не было. ГВ было спасено. Только очень хотелось пить, но я, зная, к чему это может привести, уже держала себя в рамках. Пила только то, что давали с завтраками-обедами-ужинами. Если очень уж хотелось в перерывах, позволяла себе всего лишь глоток-другой водички, и все…

То, что я буду кормить ребенка грудью, я решила, кстати говоря, не сразу. По началу я не питала особой симпатии к этому делу и кормила лишь потому, что со мной, в общем-то этот вопрос никто не обсуждал: принесли, засунули мою сиську в рот – и все. Но потом, я увидела женщину, которой разбивали уплотнения ультразвуком. Из глаз ее текли слезы, а из ужасно опухшей груди капало молоко. Акушерки ее тогда очень сильно ругали, что она плохо сцеживается, напоминая, что банка хорошей смеси стоит ох как не дешево. Вот тогда-то и я поняла, что, несмотря на болящие соски и сиськи размером с арбуз, стоит постараться дать ребенку эту самую полезную пищу, созданную для этого природой. И ни в коем случае не стоит так сразу опускать руки. Нет, не из-за стоимости банки этой несчастной смеси. Сама не знаю, почему. Просто, открылись глаза. И теперь, слава Богу, мы кушаем молочко уже без всяких неудобств и проблем.

Со временем я наплевала на то, что нельзя пользоваться трусами, и во всю носила это благо цивилизации, снимая лишь тогда, когда приходили врачи. Если б не это, наверное, и совсем загнулась бы. Ребенок то плакал, то какал – успевай мыть и пеленать, а с пеленкой между ног, пусть даже придерживаемой бандажом, это весьма трудноосуществимо. А еще надо было ходить кушать, мыться, в туалет…

Кроме того, прояснилась разница между внутренними и наружными швами, из чего сделался вывод, что сидеть мне запретили, в общем-то, необоснованно, а просто перестраховки ради. И чтобы облегчить и без того сложное пребывание в сим заведении, я стала потихоньку присаживаться. Сначала на одно полупопие, а потом и на оба, с каждым разом все смелее и смелее. Теперь, когда мы всей палатой ходили в столовую, я и Ира сидели за столом, а остальные кушали стоя рядом. Надо сказать, что без разрывов не обошелся никто, просто у всех остальных были еще и наружные. Чья вина: наша или врачей? А может быть просто случайное совпадение…

Вообще, швы довольно неприятно ощущались, особенно на фоне растянутых тканей того самого места. Со временем они стали еще и чесаться, но почесать их было нереально. Какая-то врач на очередном осмотре спросила, почему я не хожу на обработку и кварц. Получив в ответ информацию о том, что мне никто ничего подобного не говорил, она тут же меня на все это направила. Надо сказать, эти процедуры приносили на некоторое время облегчение, несмотря на то, что швы мои были все-таки внутренними. Через пару дней другая тетя-врач спросила, зачем я хожу на обработки, и сказала, что не надо. Вот такая вот у них между собой согласованность.

Надоела мне и возня с пеленками, поэтому уже к вечеру третьего дня я одела малышке кофточку, запеленав лишь ножки, а потом и вообще перешла-таки на памперсы.

Так пролетели дни. Постепенно я привыкала к ребенку, наладился ритм жизни, нарисовался какой-никакой режим. Вылезли и плюсы палаты на шесть человек. Мы все очень сдружились, и к концу нашего пребывания в роддоме, уже порядком подзабывши ту боль, что нам пришлось пережить, вовсю делились впечатлениями о том, у кого как это было, кто что кричал и где ползал во время схваток. Надо сказать, что спали мы очень мало: ложились после двенадцати, а в шесть уже и вставали. Но, несмотря на усталость, днем и вечером предпочитали почесать, что называется, языками, а не лечь, отвернуться к стенке и уснуть. Кроме того, в палате всегда кто-то оставался, так что можно было спокойно отлучится в душ или в столовую, будучи уверенной, что если твой ребенок заплачет, тебя сразу же позовут.

Роддом же в свою очередь был переполнен. Женщины (а нас теперь именно так называли, несмотря на то, что многим не было и двадцати пяти) лежали в коридоре на скамейках и диванах, врачи бегали, суетились и разрывались на части, ощущался легкий дефицит пеленок… В воскресенье был очередной осмотр. Врачи уже примерялись, кого выписать, а кого оставить, так как нужно было освобождать места. Посмотрев на мои швы и плохие анализы, гинеколог сказала оставаться до завтра. Но через полчаса опять пришли врачи, уже в другом составе, и сказали, что я могу, в принципе, собираться домой. На мое робкое замечание о плохих швах (а мне действительно в том месте, где зашивали, было все еще очень неприятно) ответили, что швов у меня нет (типа внутренние швы – это не швы, снимать их не надо, и чего это я тут выдумываю). Я уже позвонила домой и предупредила своих, но третий врач, на сей раз педиатр, сказала, что ни в какую не выпишет моего ребенка, так как доченька родилась с кефалогематомой, и необходимо еще сделать УЗИ. Пришлось давать отбой. А взбаламутили так не одну меня…

Вдобавок, появились и переживания по поводу кефалогематомы. Сначала врачи меня вроде успокоили, но теперь, когда нас отказались выписать, картина показалась мне чуть более серьезной. А информацию взять было неоткуда. Объяснения врачей больше не устраивали. Успокоить меня теперь могла лишь какая-нибудь статья из учебника по неврологии, причем не обязательно абсолютно оптимистического содержания, главное, чтоб все по полочкам было разложено, расписаны причины и возможные последствия. Но взять ее было негде. Мама моя тоже переживала, обзвонила всех знакомых врачей, нашла кучу примеров. В общем, я перестала плакать и немного успокоилась.

В понедельник нам сделали УЗИ. Результат оказался вполне приемлемым. Оставалось лишь дождаться результатов моих повторных анализов. В принципе, они удовлетворили врачей, и я, на сей раз уже точно, сказала мужу и родным, чтоб приезжали за мной и ребенком.

Из нашей палаты выписали в тот день почти всех. Девчонки собирали сумки, получали необходимые документы, звонили родным. Палата наша выходила окнами как раз на центральный вход, и кроме кучи надписей на асфальте содержания типа «Киса, спасибо за сына», мы могли наблюдать, как приезжают машины, из них выходят новоиспеченные папы в костюмах, при галстуках, с букетами цветов, как выносят сверточки, перевязанные ленточками, фотографируются и уезжают. Честно говоря, за этим мы наблюдали уже не один день, но сегодня все было по-особенному. Сегодня мы провожали тех, с кем прожили бок о бок почти неделю. Палата постепенно пустела, и вот, наконец, приехали и за мной.

Выписка происходила немного суматошно. Несмотря на мои инструкции, родственники привезли отчасти не то, что было нужно. Ребенка переодевать в костюмчик, приготовленный для этих целей, я не стала. Оставили в том, в чем она была, завернули в одеяло, перевязали ленточкой, которую муж мне сперва забыл передать и за которой я, наполовину одетая, выбегала в коридор. Хорошо, что я попросила захватить кроме обычных штанов еще и беременные. Захватили, правда, почему-то без ремня. Пришлось придерживать руками.

Вручили нам ребенка, подарил муж мне букет, сфотографировались и поехали домой. Все как-то быстро, в суете, среди множества других, таких же, как и я. Выписка совпала у меня с началом послеродовой депрессии. Все меня раздражало, все было не так: муж не в костюме, букет маленький, мама постоянно прыгает вокруг со своими дурацкими указаниями. А еще на улице сыро и хлюпает под ногами. Хорошо хоть доченька вела себя замечательно, спала себе тихонечко и в ус не дула.

Было довольно странно выйти на улицу после стольких дней заточения. Казалось, это уже не тот мир, что был неделю назад. Хотя мир был, конечно, тот же, изменилась я, мое мироощущение, добавилась новая социальная роль. Было немного страшно делать первые шаги, хотелось все вернуть, побыть еще хоть денек в привычной среде роддома, где рядом врачи, пусть и жутко загруженные, но все ж хоть какая-то гарантия, где рядом такие же, как и я, мамы с детками, где я уже привыкла жить с ребенком. Но это все уходило безвозвратно. А впереди нас ждало много нового, интересного и неизведанного, и возможно не всегда только хорошего, но одним словом того, что называется ЖИЗНЬ.

Вместо послесловия.

Такими вот были эти дни. Может, условия, в которых мне довелось рожать, покажутся кому-то и ужасными, не знаю… Конечно, у нас тут Европа только формально, а на самом деле вот так, как есть. И сравнивать с родами в лучших частных клиниках цивилизованных стран нет смысла, так как далеко не у всех есть этот выбор. Но одно я могу сказать – этот день был самым ярким, самым эмоционально окрашенным в моей жизни. И вряд ли что-нибудь еще может с ним сравниться. Ведь дать начало новой жизни – это великое Чудо. Все неудобства забываются быстро, чуть дольше помнится равнодушие людей, но, в конце концов, в памяти остаются лишь светлые эпизоды, радостные эмоции и ощущение безграничного счастья…

Я думаю, у меня еще будет и второй ребенок. Со временем улучшится материальное положение, подрастет Лиза, и можно будет об этом задуматься. И я снова переживу все эти счастливые и не очень моменты. Но все будет уже по-другому. Откроется новый роддом, и мы с мужем обязательно попробуем партнерские роды. Возможно, появятся новые методы обезболивания, или, хотя бы, у нас начнут практиковаться те, что уже давно используются в других местах. Но самое главное – я уже буду опытной теткой, не забуду взять с собой полотенце и бюстгальтер для кормления, у меня не будут дрожать руки при попытке взять на руки своего ребенка, я не буду сидеть и реветь оттого, что не умею сцеживаться, и вообще, я буду знать, на что иду. Собственно, для этого и был написан сей длинный рассказ, отчасти… Спасибо тем, у кого хватило времени и терпения дочитать все это до конца. Удачи вам, и до скорых встреч!