Мама Стифлера
На злобу дняЯ смотрю на Петю. Петя как Петя.
Та же рожа маниака, тот же пиджак, с вытравленными добела пОтом подмышками. Те же приятственные опрелости на шейке.
Божественный Петя.
Которого три года боготворила моя подруга.
Семь лет назад Петя работал охранником в одном очень затрапезном ночном клубе на окраине Москвы. А Юлька тогда жила в Зеленограде.
Каждую ночь, когда Юлин супруг Толясик уходил на свою опасную службу *Толясик был тогда заслуженным сутенёром республики Молдова*, Юля выскакивала из дома, ловила такси, и ехала на окраину Москвы полюбоваться на Петю. Именно полюбоваться. Потому что подойти к нему она стеснялась.
Потом осмелела, и стала трогательно запихивать в Петину ладошку презенты: то флакон туалетной воды, то печатку золотую.
Петя принимал дары, и благодарственно блестел шейными опрелостями.
А однажды он напился на рабочем месте.
Петя мужественно боролся с неукротимыми рвотными позывами, а Юля страдала, переживая муки вместе с Петром.
А потом подошла к начальнику охраны, дала тому тысячу рублей, и попросила разрешения забрать Петю к себе домой, потому как пользы клубу от него сегодня не будет, а трезвым Петя никогда не согласиться заняться с Юлей жестким петтингом и бартерным обменом гениталий.
И втянула носом повисшую соплю.
Начальник был мудр и добр. Поэтому Пётр перекочевал в Юлины хрупкие ручки, и был отбазирован в номер гостиницы «Золотой Колос», что на Ярославке.
Пользуясь Петиным алкогольным параличом и амнезией, Юля всю ночь благоговейно мацала Петин пенис, и два раза склонила Петину физическую оболочку к затяжному куннилингусу.
Ранним утром Юля окропила Петра ковшом холодной воды, склоняя оного к пробуждению.
Петя захлебнулся, но не насмерть. И проснулся.
И очень сильно испугался.
Потому что он лежал в незнакомой комнате, на незнакомой кровати, а рядом лежала голая Юля.
- С добрым утром, любимый! – крикнула Юля, и ослепила Петю вспышкой фотоаппарата.
Ослепший, испуганный Пётр вскочил с кровати, ударился о подоконник, споткнулся о Юлины сапоги, валяющиеся на полу у кровати, упал, прозрел, и убежал в туалет.
Так начался их роман.
Который длился три года.
Юля заставила Толясика снять квартиру в доме, находящемся в ста метрах от Петиной работы.
Юля носила в кошельке Петино фото, сделанное утром в гостинице, и запечатлевшее Петино перекошенное лицо, и изысканно выпученные глаза, а негативы с той плёнки хранила в моём шкафу.
Юля меценатствовала, и осыпала Петю дарами, купленными на деньги, который трудолюбивый Толясик каждое утро давал Юле «на булавки».
А Петя приходил к Юле раз в месяц и, услышав Юлин клич: «К кормушке!» - монотонно тыкался в Юлины гениталии холодным прокисшим носом.
Через три года Юля перевлюбилась в официанта, и Петя был забыт.
А спустя ещё четыре года, тёплым летним вечером меня занесло в тот приснопамятный клуб.
Что греха таить – у меня тоже когда-то был там знакомый охранник. С которым я даже неблагополучно прожила несколько лет. А преступников всегда тянет на место преступления.
В клуб сей я зашла с целью вкусить в одиночестве алкогольной продукции, вследствии какого-то стрессового события.
У меня было три тысячи рублей, розовая кофточка, сиськи, и унылое выражение лица.
Молодой незнакомый охранник на входе потребовал показать документы.
Документов у меня с собой не было, и я предложила посмотреть мою жопу. Как альтернативу.
Потому что жопа врать не может – все мои года, так сказать, налицо.
Охранник посуровел, и вызвал начальника охраны.
Петю.
И Петя тут же успокоил юного секьюрити, что эта дама давно справила двадцатиоднолетие, и ей можно вкушать зелено вино, и рассматривать половые органы стриптизёров.
Можно уже.
А я обрадовалась знакомым лицам, и предложила Петру составить мне приятную компанию.
И вот сидим мы с Петей, пьём коктейль «Лонг айленд», и изливаем друг другу посильно.
- Петя, - я склонила голову, и доверительно ткнулась носом в Петину опрелость, - Мужики – это вселенское зло. Ты согласен?
- Нет! – с жаром восклицает Петя, и трясёт плешивой головой, окатывая меня брызгами слюней и «Лонг айленда», - Нет! Это бабы все – суки и корыстные ведьмы! Им всем нужны только деньги!
- Мне не нужны… - тихо признаюсь я. – Мне это… Дядьку бы хорошего… Чтоб добрый был, и ногами бы не дрался…
И устыдилась.
И выпила ещё коктейль.
Петя смотрит на меня блестящими от алкоголя глазами, и восхищённо шепчет:
- Ты – богиня, и мечта всей моей жизни… Да, я беден! Но зато я умею удовлетворять женщин!
И гордо откинулся на спинку высокого стула.
- Врёшь ты всё, Петечка! – это я в себе уже азарт почуяла. – Врёшь! У тебя нос холодный, и отлизываешь ты печально и нихуя не разу не душевно! Мне Юлька говорила!
Петя блестит глазами и опрелостью, и кричит мне в лицо, перекрикивая вопли: «Мальчик-гей, мальчик-гей, будь со мной понаглей!»:
- Пиздёж! Врёт Юлька! Я очень душевно лижу! Да! А она – дура фригидная просто!
А вот это он зря.
Никому не позволю называть Юльку фригидной!
Анемичная официантка Катя принесла Пете кофе, и странно на него посмотрела.
- Клевета! – неистово кричу, и залпом выхлёбываю Петин кофе, - Отродясь у Юльки не было фригидности! Это ты виноват! Плохо старался, значит! Покажи мне язык немедленно!
Это уже третий Лонг айленд» иссяк в моём бокале.
Никогда себя так с трезвого на людях не веду. Да.
Петя пучится, краснеет, и вытаскивает язык.
На Петиной шее бьётся синяя вена, а Петин язык пытается облизать Петин нос, но безуспешно.
- Хо! – ликую, - Видишь? Ты виноват! Не можешь срать – не мучай жопу! И не сваливай с больной головы на здоровую!
Петя сконфуженно запихивает язык обратно в рот, и угрюмо присасывается к бокалу.
Мне становиться его жалко. Меняю тему разговора:
- Ладно, ты мне расскажи: как сам-то?
Банальный такой вопрос, но сказать что-то надо.
Петя оживляется, и извлекает свой нос из «Лонг айленда»
И смотри на меня изучающее.
- Что? – спрашиваю, и Петины слюни с сисек вытираю.
- Тебе можно доверять? – испытующе вопрошает Петр.
- Вполне. Я щас нажрусь, и всё равно всё завтра забуду. Стопудово. Рассказывай.
Петя начинает светиться изнутри таинственностью, и шепчет мне на ухо:
- Что ты знаешь о демонах, недостойная женщина?
Хмурюсь, и вспоминаю:
- Есть демоны инкубусы. Они невидимые, и по ночам тёток трахают несанкционированно. – вспоминаю, и радуюсь своей крепкой памяти.
- Дура.- огорчил меня Петя своей откровенностью. У кого чего болит… Что тебе известно о демоне Пиндобусе?
*Тут я вру безбожно, потому что не помню я как там этого Петиного приятеля звали.*
- Ничего не известно мне о Пиндобусе. – серьёзно отвечаю, и жду продолжения. И оно последовало:
- Тебе Юлька рассказывала о моей татуировке?
- Да, - говорю, - рассказывала. Говорила, что у тебя упырь какой-то то ли на жопе, то ли на спине нарисован.
- Обе вы дуры. – ещё больше огорчил меня, и огорчился сам Петя. – Это не упырь. Это – Пиндобус. Демон откровений и повелитель мёртвых душ. Я с ним общаюсь.
Последняя фраза была произнесена гордо, и с вызовом.
А я была к ней не готова, и «Лонг айленд» вытек у меня из носа.
- Зачем? – интересуюсь осторожно, а сама высматриваю удобные пути побега из Шоушенка.
- Пиндобус знает всё. Он учит меня. И он сказал, когда я умру.
- И когда?
- В прошлом году должен был умереть. Пиндобус иногда любит пошутить.. – и засмеялся нехорошо.
А у меня в животе вдруг что-то забурчало.
- Клёво тебе… - говорю, а сама уже сигареты-зажигалки в сумочку складирую.
- Ты знаешь, как зовут меня друзья, а? Знаешь, бля? – тут Петя схватил меня за розовую кофточку, и смял в руке мою сиську.
- Не знаю, бля! – кричу в ответ, и выдираю из Петиных лап свою плоть.
- Волчара! Они зовут меня волчара! А почему? – орёт, и плоть не отпускает. А я уже протрезвела полностью.
- Потому что ты мудак! Отпусти мою сиську, опойка! – я уже говорю, что думаю. Всё равно терять уже нечего.
- Неееееет! – рычит, и плюётся Петя, - Потому что я – волк! Ррррррррррррр…
Очень сильно захотелось ощутить под ягодицами холодный фаянс казённого унитаза…
А Петя был в ударе:
- Пиндобус мне сказал, что мне нужно раздобыть волчью шкуру! И тогда я смогу быть настоящим пожирателем плоти и душ! И я не знал, понимаешь, не знал! Не знал, где мне взять шкуру волка! Я ходил в лес с рогатиной, я ставил капканы, но волк так и не пришёл на мой зов! И воззвал я тогда к Пиндобусу, и Пиндобус явился мне в откровении, и сказал: «Петя, купи, бля, газету «Их рук в руки», и пять раз произнеси: «Волчья шкура», и потом открой газету на любой странице..» - глаза Пети горели, слюни текли, опрелость источала миазмы, а я мысленно давала себе клятву в том, что никогда больше в это знойное заведение не войду. Если останусь жива этой ночью. – И я это сделал! И я сказал пять раз подряд «Волчья шкура!», и открыл газету! И первое, что я увидел – это объявление о продаже волчьей шкуры! Теперь ты веришь в демонов, женщина?
Я уже верила во всё. И даже в Петино утверждение, что я дура. И Юлька дура. Ибо это было правдой, видит Бог.
- Да!!!! – крикнула я, - Пиндобус жив! Воистину! А ты – волчара и пожиратель! А я ссать щас пойду, ибо прониклась и устрашилась! Жди меня тут, мой волк!
…Я неслась домой по тёмным подворотням, мимо азербайджанского общежития, рядом с которым я светлым днём, в сопровождении конной милиции куй когда пройду; я бежала, сняв туфли, наступая в дерьмо и лужи; я на бегу набирала Юлькин номер, и орала в телефонную трубку:
- Петя ёбнулся! У Пети волчья шкура и Пиндобус! Петя хотел вкусить моей плоти, и пронзил своими когтями мою грудь! Немедленно принеси мне зелёнки, водки, и валерьянки! Я буду это пить!
Петя потом долго слал мне смс-ки: «На улице дождь. Я волнуюсь за тебя. Вернись ко мне!» и «Сегодня пятница. Пиндобус в активе. Остерегайся волка!»
А мы с Юлей не любим с тех пор имя Петя, не смотрим в зоопарке на волков, и никогда не знакомимся с мужчинами, у которых странные татуировки на теле.
Ибо некуй.
Та же рожа маниака, тот же пиджак, с вытравленными добела пОтом подмышками. Те же приятственные опрелости на шейке.
Божественный Петя.
Которого три года боготворила моя подруга.
Семь лет назад Петя работал охранником в одном очень затрапезном ночном клубе на окраине Москвы. А Юлька тогда жила в Зеленограде.
Каждую ночь, когда Юлин супруг Толясик уходил на свою опасную службу *Толясик был тогда заслуженным сутенёром республики Молдова*, Юля выскакивала из дома, ловила такси, и ехала на окраину Москвы полюбоваться на Петю. Именно полюбоваться. Потому что подойти к нему она стеснялась.
Потом осмелела, и стала трогательно запихивать в Петину ладошку презенты: то флакон туалетной воды, то печатку золотую.
Петя принимал дары, и благодарственно блестел шейными опрелостями.
А однажды он напился на рабочем месте.
Петя мужественно боролся с неукротимыми рвотными позывами, а Юля страдала, переживая муки вместе с Петром.
А потом подошла к начальнику охраны, дала тому тысячу рублей, и попросила разрешения забрать Петю к себе домой, потому как пользы клубу от него сегодня не будет, а трезвым Петя никогда не согласиться заняться с Юлей жестким петтингом и бартерным обменом гениталий.
И втянула носом повисшую соплю.
Начальник был мудр и добр. Поэтому Пётр перекочевал в Юлины хрупкие ручки, и был отбазирован в номер гостиницы «Золотой Колос», что на Ярославке.
Пользуясь Петиным алкогольным параличом и амнезией, Юля всю ночь благоговейно мацала Петин пенис, и два раза склонила Петину физическую оболочку к затяжному куннилингусу.
Ранним утром Юля окропила Петра ковшом холодной воды, склоняя оного к пробуждению.
Петя захлебнулся, но не насмерть. И проснулся.
И очень сильно испугался.
Потому что он лежал в незнакомой комнате, на незнакомой кровати, а рядом лежала голая Юля.
- С добрым утром, любимый! – крикнула Юля, и ослепила Петю вспышкой фотоаппарата.
Ослепший, испуганный Пётр вскочил с кровати, ударился о подоконник, споткнулся о Юлины сапоги, валяющиеся на полу у кровати, упал, прозрел, и убежал в туалет.
Так начался их роман.
Который длился три года.
Юля заставила Толясика снять квартиру в доме, находящемся в ста метрах от Петиной работы.
Юля носила в кошельке Петино фото, сделанное утром в гостинице, и запечатлевшее Петино перекошенное лицо, и изысканно выпученные глаза, а негативы с той плёнки хранила в моём шкафу.
Юля меценатствовала, и осыпала Петю дарами, купленными на деньги, который трудолюбивый Толясик каждое утро давал Юле «на булавки».
А Петя приходил к Юле раз в месяц и, услышав Юлин клич: «К кормушке!» - монотонно тыкался в Юлины гениталии холодным прокисшим носом.
Через три года Юля перевлюбилась в официанта, и Петя был забыт.
А спустя ещё четыре года, тёплым летним вечером меня занесло в тот приснопамятный клуб.
Что греха таить – у меня тоже когда-то был там знакомый охранник. С которым я даже неблагополучно прожила несколько лет. А преступников всегда тянет на место преступления.
В клуб сей я зашла с целью вкусить в одиночестве алкогольной продукции, вследствии какого-то стрессового события.
У меня было три тысячи рублей, розовая кофточка, сиськи, и унылое выражение лица.
Молодой незнакомый охранник на входе потребовал показать документы.
Документов у меня с собой не было, и я предложила посмотреть мою жопу. Как альтернативу.
Потому что жопа врать не может – все мои года, так сказать, налицо.
Охранник посуровел, и вызвал начальника охраны.
Петю.
И Петя тут же успокоил юного секьюрити, что эта дама давно справила двадцатиоднолетие, и ей можно вкушать зелено вино, и рассматривать половые органы стриптизёров.
Можно уже.
А я обрадовалась знакомым лицам, и предложила Петру составить мне приятную компанию.
И вот сидим мы с Петей, пьём коктейль «Лонг айленд», и изливаем друг другу посильно.
- Петя, - я склонила голову, и доверительно ткнулась носом в Петину опрелость, - Мужики – это вселенское зло. Ты согласен?
- Нет! – с жаром восклицает Петя, и трясёт плешивой головой, окатывая меня брызгами слюней и «Лонг айленда», - Нет! Это бабы все – суки и корыстные ведьмы! Им всем нужны только деньги!
- Мне не нужны… - тихо признаюсь я. – Мне это… Дядьку бы хорошего… Чтоб добрый был, и ногами бы не дрался…
И устыдилась.
И выпила ещё коктейль.
Петя смотрит на меня блестящими от алкоголя глазами, и восхищённо шепчет:
- Ты – богиня, и мечта всей моей жизни… Да, я беден! Но зато я умею удовлетворять женщин!
И гордо откинулся на спинку высокого стула.
- Врёшь ты всё, Петечка! – это я в себе уже азарт почуяла. – Врёшь! У тебя нос холодный, и отлизываешь ты печально и нихуя не разу не душевно! Мне Юлька говорила!
Петя блестит глазами и опрелостью, и кричит мне в лицо, перекрикивая вопли: «Мальчик-гей, мальчик-гей, будь со мной понаглей!»:
- Пиздёж! Врёт Юлька! Я очень душевно лижу! Да! А она – дура фригидная просто!
А вот это он зря.
Никому не позволю называть Юльку фригидной!
Анемичная официантка Катя принесла Пете кофе, и странно на него посмотрела.
- Клевета! – неистово кричу, и залпом выхлёбываю Петин кофе, - Отродясь у Юльки не было фригидности! Это ты виноват! Плохо старался, значит! Покажи мне язык немедленно!
Это уже третий Лонг айленд» иссяк в моём бокале.
Никогда себя так с трезвого на людях не веду. Да.
Петя пучится, краснеет, и вытаскивает язык.
На Петиной шее бьётся синяя вена, а Петин язык пытается облизать Петин нос, но безуспешно.
- Хо! – ликую, - Видишь? Ты виноват! Не можешь срать – не мучай жопу! И не сваливай с больной головы на здоровую!
Петя сконфуженно запихивает язык обратно в рот, и угрюмо присасывается к бокалу.
Мне становиться его жалко. Меняю тему разговора:
- Ладно, ты мне расскажи: как сам-то?
Банальный такой вопрос, но сказать что-то надо.
Петя оживляется, и извлекает свой нос из «Лонг айленда»
И смотри на меня изучающее.
- Что? – спрашиваю, и Петины слюни с сисек вытираю.
- Тебе можно доверять? – испытующе вопрошает Петр.
- Вполне. Я щас нажрусь, и всё равно всё завтра забуду. Стопудово. Рассказывай.
Петя начинает светиться изнутри таинственностью, и шепчет мне на ухо:
- Что ты знаешь о демонах, недостойная женщина?
Хмурюсь, и вспоминаю:
- Есть демоны инкубусы. Они невидимые, и по ночам тёток трахают несанкционированно. – вспоминаю, и радуюсь своей крепкой памяти.
- Дура.- огорчил меня Петя своей откровенностью. У кого чего болит… Что тебе известно о демоне Пиндобусе?
*Тут я вру безбожно, потому что не помню я как там этого Петиного приятеля звали.*
- Ничего не известно мне о Пиндобусе. – серьёзно отвечаю, и жду продолжения. И оно последовало:
- Тебе Юлька рассказывала о моей татуировке?
- Да, - говорю, - рассказывала. Говорила, что у тебя упырь какой-то то ли на жопе, то ли на спине нарисован.
- Обе вы дуры. – ещё больше огорчил меня, и огорчился сам Петя. – Это не упырь. Это – Пиндобус. Демон откровений и повелитель мёртвых душ. Я с ним общаюсь.
Последняя фраза была произнесена гордо, и с вызовом.
А я была к ней не готова, и «Лонг айленд» вытек у меня из носа.
- Зачем? – интересуюсь осторожно, а сама высматриваю удобные пути побега из Шоушенка.
- Пиндобус знает всё. Он учит меня. И он сказал, когда я умру.
- И когда?
- В прошлом году должен был умереть. Пиндобус иногда любит пошутить.. – и засмеялся нехорошо.
А у меня в животе вдруг что-то забурчало.
- Клёво тебе… - говорю, а сама уже сигареты-зажигалки в сумочку складирую.
- Ты знаешь, как зовут меня друзья, а? Знаешь, бля? – тут Петя схватил меня за розовую кофточку, и смял в руке мою сиську.
- Не знаю, бля! – кричу в ответ, и выдираю из Петиных лап свою плоть.
- Волчара! Они зовут меня волчара! А почему? – орёт, и плоть не отпускает. А я уже протрезвела полностью.
- Потому что ты мудак! Отпусти мою сиську, опойка! – я уже говорю, что думаю. Всё равно терять уже нечего.
- Неееееет! – рычит, и плюётся Петя, - Потому что я – волк! Ррррррррррррр…
Очень сильно захотелось ощутить под ягодицами холодный фаянс казённого унитаза…
А Петя был в ударе:
- Пиндобус мне сказал, что мне нужно раздобыть волчью шкуру! И тогда я смогу быть настоящим пожирателем плоти и душ! И я не знал, понимаешь, не знал! Не знал, где мне взять шкуру волка! Я ходил в лес с рогатиной, я ставил капканы, но волк так и не пришёл на мой зов! И воззвал я тогда к Пиндобусу, и Пиндобус явился мне в откровении, и сказал: «Петя, купи, бля, газету «Их рук в руки», и пять раз произнеси: «Волчья шкура», и потом открой газету на любой странице..» - глаза Пети горели, слюни текли, опрелость источала миазмы, а я мысленно давала себе клятву в том, что никогда больше в это знойное заведение не войду. Если останусь жива этой ночью. – И я это сделал! И я сказал пять раз подряд «Волчья шкура!», и открыл газету! И первое, что я увидел – это объявление о продаже волчьей шкуры! Теперь ты веришь в демонов, женщина?
Я уже верила во всё. И даже в Петино утверждение, что я дура. И Юлька дура. Ибо это было правдой, видит Бог.
- Да!!!! – крикнула я, - Пиндобус жив! Воистину! А ты – волчара и пожиратель! А я ссать щас пойду, ибо прониклась и устрашилась! Жди меня тут, мой волк!
…Я неслась домой по тёмным подворотням, мимо азербайджанского общежития, рядом с которым я светлым днём, в сопровождении конной милиции куй когда пройду; я бежала, сняв туфли, наступая в дерьмо и лужи; я на бегу набирала Юлькин номер, и орала в телефонную трубку:
- Петя ёбнулся! У Пети волчья шкура и Пиндобус! Петя хотел вкусить моей плоти, и пронзил своими когтями мою грудь! Немедленно принеси мне зелёнки, водки, и валерьянки! Я буду это пить!
Петя потом долго слал мне смс-ки: «На улице дождь. Я волнуюсь за тебя. Вернись ко мне!» и «Сегодня пятница. Пиндобус в активе. Остерегайся волка!»
А мы с Юлей не любим с тех пор имя Петя, не смотрим в зоопарке на волков, и никогда не знакомимся с мужчинами, у которых странные татуировки на теле.
Ибо некуй.