Коротко об инквизиции.
КатоличествоДумаю, в качестве отправной точки для исследования эта статья неплоха.
Джеймс Хичкок.
Инквизиция
Доктор Джеймс Хичкок (James Hitchcock) — популярный автор, пишущий на многие темы, профессор истории в Университете Сент-Луиса и член Консультативного совета Центра ресурсов для католического образования.
Вопрос об Инквизиции хорошо иллюстрирует один из парадоксов "информационного века": доступность верной информации о каком-либо предмете ни в коей мере не гарантирует ее влияния на общественное восприятие.
Одно только слово — "Инквизиция" — и образ уже стоит перед глазами. Принято считать, что это была пародия на следствие и суд, что инквизиторы были фанатиками, причем скорее всего — сумасшедшими, пристрастившимися ко вкусу крови, и что они пытками выбивали из ни в чем не повинных людей ложные признания, а потом отправляли их на костер.
Даже в этом стереотипе присутствует неразрешимое противоречие: были ли обвиняемые ни в чем не виноватыми и, следовательно, жертвами кровавой истерии, или же героями свободомыслия, а значит — формально, с точки зрения закона, виновными в его нарушении? В зависимости от целей, которые ставят перед собой пишущие об Инквизиции, они подчеркивают либо один, либо другой вариант, либо даже оба вместе, хотя согласовать их друг с другом едва ли возможно.
Современная историография Инквизиции, созданная по большей части некатолическими авторами, создала внимательный, относительно точный и, в общем, довольно умеренный ее образ. Среди важных трудов в этой области можно назвать "Инквизицию" Эдварда Петерса, "Римскую Инквизицию и Венецию" Пола Ф. Грендлера, "Преследование ереси" Джона Теденчи и "Испанскую Инквизицию" Генри Кэмена.
Вот выводы, к которым они приходят:
— Инквизиторы обычно были профессиональными легистами и бюрократами, строго руководствовавшимися установленными процедурными правилами, а не какими-либо личными чувствами.
— Правила эти сами по себе не были несправедливы. Они требовали наличия доказательств, позволяли обвиняемому защищаться и изымали из употребления сомнительные свидетельства.
— Таким образом, в большинстве случаев вердикт трибунала был справедлив, то есть соответствовал доказательствам.
— Многие дела прекращались на той или иной стадии, поскольку инквизиторы убеждались в несостоятельности доказательств.
— Пытки использовались лишь в незначительном числе случаев и дозволялись лишь в случаях, когда наличествовали убедительные доказательства того, что обвиняемый лжет. В ряде случаев (например, в исследованиях, проведенных Карло Гинзбургом в итальянской местности Флиулия) свидетельств о применении пыток нет вовсе.
— Лишь небольшой процент осужденных подвергался смертной казни (в каждом конкретном регионе он колебался в пределах не более двух или трех на сотню). Гораздо чаще приговор состоял в пожизненном заключении, нередко смягчавшемся по прошествии нескольких лет. Наиболее распространенным наказанием было публичное покаяние в той или иной форме.
— Особенно преувеличивается число жертв "кошмарной" испанской Инквизиции. Она преследовала не миллионы людей, как часто приходится слышать, а примерно 44 тысячи (с 1540 по 1700 гг.), из которых казнено было менее двух процентов.
— Знаменитый случай Жанны д'Арк связан с многочисленными нарушениями процедуры, а сам процесс был подстроен ее политическими врагами, англичанами. Когда несколько лет спустя был проведен повторный, без нарушений, процесс, инквизиторы посмертно оправдали ее.
— Хотя Инквизиция действительно преследовала ведьм, точно так же поступало и практически любое светское правительство. К концу XVI в. римские инквизиторы начали выражать серьезные сомнения в большинстве случаев обвинения в ведовстве.
Инквизиция давно уже стала bête noir (предметом ненависти) практически для всех врагов Церкви, например, для европейских антиклерикалов. Но особенно сильны мифы о ней в англоязычных странах, в том числе в Америке.
Во многом "благодарить" за это надо Джона Фокса с его "Деяниями и памятниками" (Acts and Monuments), которые часто называют еще "Книгой мучеников". Вот уже сотни лет это стандартный учебник для преданных протестантов, наряду с Библией и книгами Джона Буньяна. Фокс, живший в елизаветинскую эпоху, в подробностях рассказывает бесчисленные истории о протестантских мучениках, особенно — во времена королевы Марии. Забавно, учитывая то, для каких целей это произведение обычно используется, что преследование Марией протестантов не имело никакого отношения к Инквизиции, поскольку последняя в Англии попросту не существовала.
Но ненависть англоязычного мира к Инквизиции проистекает еще и из того, что юридическая система, которая в ней применялась, незнакома ему. Слово "Инквизиция" означает "исследование", что само по себе едва ли звучит зловеще. Но большинство юридических систем континентальной Европы, в отличие от английской, были основаны на Римском праве: они не состязательны, и функции суда в них сводятся не к нейтральному взиранию на борьбу обвинения и защиты, а к выяснению истины.
В книге Фокса, как и в других протестантских писаниях об Инквизиции, игнорируется тот факт, что не одни только католики занимались преследованием по религиозным мотивам. Еретиков сжигала и Елизавета I, и ее наследник Иаков I, и власти практически любого протестантского государства в Европе вплоть до середины XVII столетия. Инквизиция отличалась лишь тем, что благодаря ей этот процесс был хорошо организован и, по меньшей мере теоретически, поставлен на единую основу во всей Церкви, тогда как у протестантов преследование ереси происходило обычно хаотически и зависело в первую очередь от местных условий.
Просвещение, как все хорошо знают, осудило религиозные гонения, и в XVIII веке в Западной Европе они, в своей традиционной форме, прекратились. Но Просвещение же породило в ходе Французской революции Комитеты общественной безопасности, и ирония истории состоит в том, что вот как раз они-то вполне соответствовали тем стереотипам, которые люди часто имеют об Инквизиции — это были судилища, управляемые нередко психически неуравновешенными фанатиками, и там людей действительно приговаривали скопом, не разбирая, кто прав, кто виноват. Если бы Комитеты общественной безопасности функционировали так же долго, как Инквизиция, их жертвам буквально не было бы числа.
Причина же, по которой правда об Инквизиции никак не может проникнуть в общественное сознание, не составляет большой загадки. В сохранении традиционного ее образа заинтересовано множество людей, и некоторые из них, к сожалению, католики. Те, кто отрицает притязания Церкви на моральную власть, используют в качестве своего главного оружия обвинение в лицемерии: как, мол, может Церковь, на чьих руках кровь миллионов людей, осуждать аборты? Для кое-кого из католиков благие вести о том, что Инквизиция была не так дурна, как им казалось, это на самом деле вести дурные, и слушать они их не хотят. Во многих послесоборный католицизм породил постоянное низкопоклонство перед секулярным миром, и они не знают другой позиции, кроме непрестанных извинений. Их взгляд на нынешнюю Церковь требует от них верить, будто Церковь прошлых столетий была сущим кошмаром, от которого мы, дескать, только начинаем, наконец, просыпаться.
Понять Инквизицию можно лишь в контексте веков, когда она существовала; веков, когда религиозная однородность и ортодоксия, как и подчинение властям, считались необходимыми для выживания общества и утверждались силой, в чем принимали участие практически все политические и религиозные институты. Декларация II Ватиканского Собора "Dignitatis Humanae" раз и навсегда положила конец образу мыслей, способному возродить Инквизицию или рассматривать ее как имеющую вечное значение. Однако должна Инквизиция и перестать быть тем мифом и лозунгом, которым была так долго. Почему бы нам теперь не назвать жестокий и неправедный суд, скажем, комитетским?