Роддом на Ленской. История моих родов
Москва (СВАО)В этой истории я хочу рассказать о своих родах, в медицинском смысле тяжёлых и необычных, после которых меня, как выразилась моя врач, знает весь роддом. Вместе с тем эта история - отзыв о московском роддоме при КГБ 20 имени Ерамишанцева (роддоме на Ленской). Рожала я по ОМС, без контракта. В роддоме провела 9 дней, и за это время побывала, кажется, во всех его отделениях: в предродовом, в патологии, в родблоке, в реанимации и в послеродовом. Так что как отзыв эта история достаточно подробна.
Забегая вперёд, скажу: роддом оставил у меня очень тёплые чувства.
Попала я в роддом вечером 16-го июня, через неделю после ПДР. Было воскресенье, а на понедельник, 17-е, была назначена плановая госпитализация. Ещё с середины мая мне говорили, что родить я могу со дня на день: шейка готова, есть начальное раскрытие, ребёнок уже очень низко. В начале июня стали приходить тренировочные схватки. Но роды не начинались, как я ни ходила вверх-вниз по лестницам, как ни уговаривала Сеничку скорее появиться на свет.
16-го числа Сеня почему-то разволновалась, весь вечер сильно толкалась внутри. Я, зная о том, что это на поздних сроках может быть не к добру, поехала в роддом, делать КТГ. Всё оказалось в порядке, но меня оставили - чего выгонять на ночь глядя, если завтра с утра меня всё равно ждали.
Из приёмной меня отвели в предродовое, и ночь я провела в одиночной палате, с пишущейся КТГ и без родовой деятельности. Утром, на обходе врачей, мне предложили амниотомию - с начала по шестой день 42-й недели её делают по желанию без показаний. Я отказалась: мне очень хотелось, чтобы детка сама решила, что пора, и запустила процесс.
Меня перевели в патологию. Здесь в одном корпусе собираются разные-разные беременные: ждущие планового кесарева, лежащие по разным причинам на сохранении, или, как я, дохаживающие последние дни. Трёхместные светлые палаты - каждая с душем, огромные окна, еда каждой беременной буквально на двоих. Каждой по назначению врача раз или два за день делают КТГ, дают лекарства, берут анализы, осматривают. Я провела здесь четыре дня, каждая смена врачей и акушерок была отличная.
20-го вечером я подписала согласие на амниотомию на следующее утро. Здесь добавлю: если в первый и второй дни я слышала от врачей скорее одобрительные слова по поводу того, что медлю с проколом, то к середине недели мне начали говорить, что, мол, хватит тянуть, это чревато. Но никто не принуждал. Только врач, который меня вёл, в последние два дня каждый раз, как меня видел (а видел он меня раз пять за день), спрашивал, посмеиваясь: ещё не родила?
Утром 21-го меня разбудили в половине шестого утра и позвали на клизму. От клизмы тут можно отказаться, но никто на моих глазах не отказывался (от себя скажу: сделать клизму было хорошим решением, главным образом из-за того, что после родов очень хорошо иметь возможность ещё пару дней не ходить в туалет). В районе десяти нас, идущих на амниотомию, забрали в родблок. В палате родблока - разумеется, одиночной - меня подключили к аппарату КТГ и сделали прокол. Воды были с вкраплениями мекония, но врач, делавший прокол, сказала, что это не должно ни на что повлиять.
Через полчаса начались болезненные схватки. Я до самого конца не слезала с кушетки: ходить совсем не получалось, меня просто складывало пополам. Ещё было странно: судя по КТГ, схватки до самого конца были по силе даже меньше, чем накануне тренировочные. До сих пор не знаю, как это могло быть.
В три часа дня мне проверили раскрытие: раскрытия нет. Тогда же акушерка посулила мне ещё часов 12 схваток. Я обречённо лежала и ждала. В четыре с чем-то меня вдруг начало ощутимо тужить. Я отчаянно пыталась узнать у акушерки, что же мне делать с потугами без раскрытия, как вдруг она объявила, что раскрытие полное. Дальше всё было стремительно. "В 12-й бокс, на роды!" - пришла врач, пришла неонатолог. Минут через двадцать мокрая удивлённая Сеня была со мной. Она была полностью в порядке, а я была очень-очень рада.
И вот здесь началось то, о чём через несколько дней моя врач в послеродовом сказала: "Вас вытащили с того света". В родбокс заглянула врач, которую я видела в первую ночь в предродовом. "Как у вас дела?" Акушерка ответила: "Всё хорошо". Врач подошла ко мне, посмотрела. "Хорошо? Что же тут хорошего?" И вслед за этим за секунды палата наполнилась: другие гинекологи, анестезиолог, хирург. "Сильное кровотечение, нужно останавливать. Сейчас мы введём вас в наркоз", - но я, похоже, потеряла сознание, не дожидаясь наркоза. Сеня лежала запелёнутая на столе и хлопала глазами.
Очнулась я в реанимации роддома в десять вечера. Мне рассказали: матка сама не сократилась, открылось кровотечение. Делали полостную операцию, стягивали матку вручную, накладывали внутренние "матрацные" швы. Переливали кровь.
Я заплетающимся языком просила каждого подходящего ко мне врача привезти мне ребёнка. Всё этому мешало: позднее время, сломавшийся лифт, без которого детскую кровать-тележку было никак не поднять на четвёртый этаж. Но в конце концов мои просьбы передали неонатологам в детское отделение, и нашёлся человек, который объехал вместе с моей девочкой роддом чуть не через первый этаж, чтобы с другого конца корпуса попасть ко мне. Эти минуты, что Сеня провела у меня на груди, остались в памяти окрашенными в какой-то золотой оттенок.
А дальше была ночь, когда я проснулась в три часа, смотрела на рассвет и писала письмо маме, так переживавшей за меня весь прошедший день. Было утро, в которое чинили лифт, и нам так и не могли привезти детей. Был день, в который я заново училась ходить и много-много плакала от боли и от того, что я не вместе с Сеней. Был вечер, в который меня неожиданно из реанимации выпустили в послеродовое и обещали привезти мою девочку утром, а ночью дать мне отоспаться. Была ночь, в начале которой Сеню вдруг всё-таки привезли и оставили мне, и я, еле ползающая, конечно же не отдала её обратно. Ночь, за которую она, голодная, натерпевшаяся в детском отделении без меня, не проспала ни минуты и изжевала мне в кровь грудь. Ночь, в которую ко мне окончательно вернулось прямохождение... И было утро, в которое она наконец уснула, а я поняла, что всё страшное позади.
24-го июня нас отпустили домой.
В конце я хочу написать то, что уже много раз сказано вслух. Я очень, очень благодарна врачам-гинекологам, акушерам, неонатологам, медсёстрам, узистам, консультантам по грудному вскармливанию и всем, кто мне встретился в моём роддоме. Пусть это всё было тяжело и страшно, пусть не обошлось без ошибок и недосмотра, но за эти девять дней я точно поняла, что моя жизнь и жизнь моего ребёнка может быть небезразлична совершенно чужим людям, и небезразлична не только с профессиональной стороны, но и с совершенно человеческой.
Отдельная благодарность:
Гинекологу Маре Мельсиковне Енгибарян, вовремя заметивший кровотечение и поднявшей тревогу. Хирургу Максиму Степановичу Микуляку, сделавшему мне операцию и сохранившему матку. Неонатологу Любови Филипповне Рогут, принесшей Сеню ко мне в реанимацию в тот первый вечер. Гинекологу Надежде Петровне Гречишниковой и другим врачам реанимации, поднявшим меня на ноги после операции меньше чем за сутки. Гинекологу Альбине Ивановне Мордакиной, наблюдавшей меня в послеродовом отделении и сказавшей мне много важных и тёплых слов. И многим другим врачам, сёстрам и акушеркам, имён которых я не узнала.

Фотография в день выписки. В окне - оглушительно взлетающий больничный вертолёт. В кроватке - ухом не ведущая дрыхнущая Сеня.
Лучший ответ





