Мытарства молодой мамаши. Мамадарагая! Рожаю! (НИИ МиД г Иваново)

9-го декабря, собрав вещи и помолясь, по настоянию моего дохтура из ЖК, отправилась я в сопровождении мужа сдаваться в НИИ МиД в родом.
Меня там приняли ласково, добродушно, можно даже сказать, с распростертыми объятьями, что сразу навело на мысль, что без ребенка меня отсюда не выустят. А, так как этот самый ребенок даже не собирался выбираться из своего теплого домика на такой мороз, предчуствовала я, что застряну там недели не две, хоть и срок уже большой - 41 неделя.
Раздели меня, разули, обрядили "в домашнее", назадавали кучу вопросов, попросили подписаться в разных местах, положили на кушетку, пощупали пузик, взвесили и, благословив, отправили на третий этаж ожидать родов.
Шла с замиранием сердца и прочих органов. Дико хотелось закричать и ломануться догонять мужа, с неспешностью крейсера уходившего домой и уносившего мои вещи. Однако, голос разума победил, тем самым подтвердив, что он, то есть разум, у меня еще есть.
Определили меня в палату № 304 где на тот момент уже обитала кавказская пленница вместе с Наполеоном молоденькая и совсЭм нерусская девушка, которая "по-нашенски" разговаривала едва ли не языком жестов. А, поскольку палата была рассчитана только на двоих, мне очень взгрустнулось, что даже нормально поговорить не с кем, а постоянно тусить в коридоре, где есть русские, чота не хочется. В добавок ко всему в палате было холодно. Особенно ночью. Не дошли еще руки наших мужественных гастарбайтеров до этого крыла, чтобы навтыкать в палатах пластиковых окошек. До коридора они дошли, а до палат, где это, на мой взгляд, несравнимо нужнее, пока не дошли. А когда соседку мою в на другой день забрали домой и я осталась совсем одна, тоска стала не просто зеленой, а густо болотного цвета и такого же запаха. Хотелось домой. Из-за карантина навещания отменили, что еще добавляло печали. Правда мне часто звонили друзья и родные, поддерживали, но это днем. А ночью читалась книжка ударными темпами, благо в палате осталась одна и не обязательно было выключать свет ради соседки..
Доктор, что меня наблюдала, была молодая, мягкая, как свежая плюшечка, с доброй улыбкой. Нина Николаевна Павлова. Симпатичная женщина.
Загнав меня на второй день пребывания на кресло, она с добрыми глазами так наковыряла мне "там", что тут же начала отходить пробка и создалось впечатление, что она мне её выколупала пальцем. Попутно пожурила, что поздно пришла и срок уже большой (напомню, 41 неделя), а умные люди к ним приходят аж на 38-ой. Но ничо, все будет ок. Пришлось поверить. От чистого сердца, наверное, эта добрая женщина назначила мне два раза в день но-шпу внутрипопно и один раз в день какой-то укол, не помню название, внутривенно, от которого меня ТАК СКРУТИЛО, что еле добежала до раковины, куда скромно удалился мой ужин, прихватив с собой часть обеда и послеобеденный чай. После чего часа два мой организм не мог нормально функционировать, при каждом поднимании головы от подушки активно протестуя и грозя достать из глубины кишечника еще и завтрак. Но, к счастью, он (завтрак) был уже очень глубоко и на провокации не поддавался. Рука, в которую был вколот сей дивный элексир, отнялась от плеча и болталась, как чужая.
Выловив на следующий день Нину Николаевну и сделав лицо "вотщасзаплачу" попросила отменить этот укол во избежание летального исхода. Мило улыбнувшись, она радостно заявила, что этот препарат вообще очень сильный и его редко кто переносит и она его с радостью отменит мне. Почуствовав себя неким зверьком, на котором только что опробовали неизвестный препарат "подействует-не подействует", вяло обрадовалась, что хоть в отмене мне повезло. Но радость мою тут же охладили, пригласив снова в смотровой кабинет и загнав на кресло. Там мне начали усиленно пихать вовнутрь неприятного цвета водоросли. А потом вручную их оттуда доставать. Было больно. Но я геройски терпела и пыхтела, как паровоз. А добрая тетя-врач приговаривала: "Потерпи, солнышко, потерпи, милая". Приятно. Не могла отказать. Терпела.
Параллельно меня кормили некими таблеточками без упаковки, разделенными на четвертинки четыре раза в день и полагалось на ночь в попу всовывать свечечку Бускопан.
Ребенок на провокации не поддавался.
Родные и близкие нервничали, при каждом звонке все более настойчиво уговаривая дочу уже родиться наконец.
Стойко терпел только наш папа, каждый раз заявляя, чтобы дочь сама решала, когда ей родиться.
Окончательно осознав, что мой деть руками и ногами упирается, лишь бы не высовываться из столь уютного домика, тетя-врач решила пойти на решительные меры и начала активно стимулировать родовую деятельность, выдав мне таблетку Мефолиана. Ночью были тренировочные схватки.
На следующий день мне выдали еще одну такую таблетку и удалось таки на минуточку встретиться с нашим будущим, на тот момент, папой. Был вечер пятницы, посещение полчаса как закончились, но за три конфетки, умоляющий взгляд и добрые слова девочки-охранницы мне разрешили увидеть любимого мужа, лик которого уже начал потихоньку стираться из памяти.
Узрев меня бледную, растрепаную, в белом халате, как привидение, муж пришел в некий ступор и на волне жалости погладил по животу и сказал "Дочура, рождайся уже и приезжай домой. Я соскучился."
В 12 ночи начались легкие схватки, плавно переходящи в нелегкие.
Доча послушалась папу...

***

Попрощавшись с мужем, отправилась я обратно в палату, трепетно прижимая к груди затребованную книжку Дозоров Лукьяненко, благо предыдущая уже закончилась, а бессонные ночи в палате еще нет.
Немного вздремнув на ночь глядя и поужинав, чем Бог свекровь послала, принялась я за прочтение этого здорового фолианта. Потом меня все-таки замучила совесть перед дежурными медсестрами, ведь им могло влететь от внезапно нагрянувшего дохтура за то, что я такая несознательная, нарушаю им весь режим, и я выключила свет, уговаривая себя попробовать заснуть.
Фигу Вам! Где-то в 12 часов ночи я почувствовала, что опять начались схватки. "Тренировочные" - подумала я и перевернулась на другой бок. Однако схватки и не думали прекращаться, все более набирая силу и частоту. Выколупав из одеяльных складок свой мобильный, я стала засекать промежутки между схватками. Оказалось, что стабильно раз в 10 минут. "Это ОНО!" - с холодом в сердце подумала я и, быстро покиав в пакеты вещи из прикроватной тумбочки "на всякий случай", обреченно потопала будить дежурную сестру.
Оперативно разобравшись в ситуации, она вызвала с пятого этажа дежурного врача и куда-то срулила, оставив меня в смотровой в скрюченном положении продыхивать очередную схватку.
Дежурным, а в последствии и моим основным врачом оказалась дама средних лет приятной располагающей наружности с красивыми карими глазами и обликом настоящего доктора, готового вылечить весь мир от всего "вотпрямщас". Зовут эту змечательную женщину Хлюпина Алевтина Николаевна.
Быстро осмотрев меня в кресле, она подтвердила мои сомнения и велела топать на клизму.

Признаюсь честно, клизму я делала впервые. Правда за ту неделю, что я провела в больнице, я много что делала впервые, но клизма - это нечто... Не думала, что все настолько неприятно.

В целом промежуток между побудкой медсестры и моим появлением в предродовой занял где-то часа два. После того, как мой кишечник был очищен, по моим прикидкам, аж до желудка, мне выдали казенную ночнушку размера на три больше моего, которая все время норовила сползти с плеч и оголить моё не слишком презентабельное декольте.

Обрядившись в шелка и парчу в сей дивный наряд и вооружившись телефоном потопала я в сопровождении медсестры на пятый этаж, где мне определили место в предродовой, первая слева койка.

Притопала тетя-врач, позвала в смотровую, где, загнав меня на кресло, стала ковырять внутри страшноватого вида железной закорюкой. Проковыряла дырочку в плодном пузыре. Начали отходить воды. Обильно и горячо. Потом меня отправили обратно в предродовую, где уложив на высокую широкую койку, примотали к пузу КТГ. Хорошо хоть, что ворочаться разрешили - схватки лежа пережидать было больно. Потом прискакала медсестра с очень строгим лицом и воткнула мне в руку катетер.

Надо отдельное спасибо сказать той медсестре за то, что после того, как этот катетер сняли, у меня на руке остались два маленьких пятнышка от иглы, а не синяк в полруки, как это было у большинства других девчонок.

Тетку-врача я заранее предупредила, что плохо переношу боль из-за слабого желудка. Она покивала головой, деловито вопросила, спала ли я этой ночью, на что получила отрицательный ответ и удалилась в глубины мрака коридоров.

А я сползла таки с кровати и начала бесцельно бродить по палате с целью "нагулять схватки". Кстати, на собственном опыте убедилась, что легкие первоначальные схватки прооще передыхивать именно стоя. Ну или согнувшись в три погибели, когда уж прям совсем сильно больно.

Как я и ожидала, мой желудок категорически отказался терпеть такое издевательство и начал активно протестовать. Еле добежала (ха-ха! я еще могла бежать!) до раковины. Услышав странные лающие звуки, доносящиеся из предродовой, прискакала та самая медсестра с очень строгим лицом и неожиданно добрым голосом мягко попросила не облокачиваться на раковину, ато сворочу её нафик. И правда, поэкспериментировав интереса ради, я выяснила, что держится та раковина там даже не на честном слове, а буквально на соплях.

Пришла тетя-врач и очень удивленным голосом вопросила: "Что, тошнит?" Нет, блин! Это я так развлекаюсь со скуки!

Видимо они подумали, что я пошутила про слабый желудок и плохую переносимость боли. В принципе их можно понять. У них таких жалобщиц каждый день по возу и маленькой тележке.

Удостоверившись, что я не вру и не прикалываюсь (не до того, знаете ли!), тетя-врач попросила занять места, согласно купленным билетам отданную в мое распоряжение койку и попросила медсестру воткнуть мне обезболивающее. После этого укола был самый кайфовый час за все время схваток, которые на тот момент участились до раза в три минуты. Наверное, я теперь приблизительно могу понять наркоманов. Мой воспаленный мозг плавал где-то в глубинах сознания, изредка выныривая на поверхность, чтобы продышать очередную схватку, которые, казалось, стали не только менее больными, но и менее частыми. Выходить из этого состояния не хотелось совершенно, но все хорошее когда-нибудь заканчивается.

Пока я плавала неконтролируемом трансе сменилась дежурная группа и ко мне пришла уже новая тетя... точнее девушка-врач. Молоденькая, симпатишная, беленкая вся, Елена Аркадьевна и её помощница акушерочка Леночка, которые потом со мной и еще двумя подругами по счастью и возились.

После осмотра выяснилось, что матка открывается медленно и нужна стимулирующая капельница, потому что прошло довольно много времени, как отошли воды и ребенок может страдать. Притаранили мне капельницу, где на пакете было написано NaCl, воткнули еще два обезболивающих укола и я было расслабилась, готовая поймать очередной кайф, как от предыдущего, однако, Фик вам! Мне показалось, что уколы так и пошли мимо моего организма в неизведанные дали, а стимулирующие капельницы надо вводить в тюрьмах в качестве наказания особо опасных преступников. Правда, боюсь, меня за такое предложение обвинят в негуманности.

После того, как меня в очередной раз стошнило в рядом стоящую утку, благо до раковины-на-соплях я уже не добегала, я жалобно попросила сделать мне эпидуралку, на что получила вежливый и непреклонный отказ по причине "поздно. дольше делать будем. так родишь." Однако, меня не оставили на растерзание боли и высокий рыжебородый и кудреусый анестезиолог с натугой прикатил к моей кровати некое приспособление, принятое мной сначала за одно из орудий пыток типа испанского сапога. Но выяснилось, что это всего-навсего один из видов анестезии. Аппарат был квадратный, с тремя шкалами, на двух из которых было написано О2, а на третьей что-то связанное с азотом: то ли NO2, то ли N2O, не помню уже, двумя баллонами с соответствующими газами и массивной черной маской, от которой отходили в глубокие тылы аппарата две здоровые трубки (одна постоянно отваливалась) и в которую полагалось глубоко дышать, чем я и занялась. Причем так рьяно, что буквально на третьем вдохе поняла, что проваливаюсь в глубокий обморок. Потом оказалось, что дышать надо не постоянно, а только на схватках, которые на тот момент (спасибо капельнице!) были, казалось, не много частых, а одна большая без передышки. Поэкспериментировав, я выяснила, что можно немного облегчить боль, дабы иметь возможность хотя бы вдохнуть воздуха, путем несильного сгибания руки, в которой торчал катетер, перекрывая ненадолго путь капельнице. Так я какое-то время и лежала совершенно потеряв счет времени, корчась и изредка выныривая из маски за воздухом.

И тут про нас вспомнил наш будущий, на тот момент, папа. Было 9 утра и его очень интересовало, как дела, как я себя чувствую и надо ли мне сегодня утром что-нибудь принести, дабы успеть к 10-ти часам, когда начинают передавать передачки. Вынырнув из маски, согнув руку в локте и вдохнув побольше воздуха, я как можно более бодрым голосом сказала, что жуть как занята сейчас, перезвоню позже и, отключившись, провалилась в очередную схватку. Когда стало полегче настолько, что смогла хотя бы самостоятельно дышать, я кинулась выполнять обещание - перезванивать мужу, ато он там бедненький, наверное волнуется. Как выяснилось, "бедненький" муж после беседы со мной вздохнул спокойно и свалил в душ, не особо торопять отвечать на звонок. Мысленно изрыгая матюки в адрес столь не вовремя чистоплотного мужа я раза три набирала его номер, пока на звонок не ответила таки свкровь, временно живущая у нас. Попросила её не волноваться, и передать, что все хорошо, я на процедурах, приносить ничего не надо, как все закончится я перезвоню. Отключив нафик телефон, дабы еще кому не пришло в голову отвлекать меня от столь приятного времяпрепровождения, я провалилась в очередную беспощадную схватку и оставшееся время помню крайне смутно.

Самый страх начался, когда начались настоящие потуги. Страх не за себя, а за ребенка: могу ли я тужиться? Не будет ли из-за моих действий страдать мой малыш? И спросить не у кого - все как провалились. А потуги не желали, чтобы я оставляла их без внимания, выгибая мою спину в дугу и откровенно просясь наружу. До последнего закусывала губы, чтоб не закричать, потому как бытует мнение, что мама своим криком может напугать и так переживающего неимоверный стресс ребенка. Но на четвертый раз страх пересилил и я закричала. Во весь свой высокий и нехилый голос. Что-то типа "девочки, милые, помогите мне кто-нибудь!" Признаться честно, до сих пор немного стыдно. Они сразу прискакали с сердитыми лицами, мол "чо орешь, как резаная?!", но вместо этого вежливо поинтересовались "Что случилось?" Известив их о том, что меня "очень тужит", я получила наказ лечь на спину. Выполнить его оказалось очень трудно: спина коромыслом, схватка за схваткой просто не давали мне нормально перевернуться. Но кое как перекатилась. После осмотра выяснилось, что орала я все-таки не зря: головка ребенка уже почти вышла из матки. Окончательно освободив её Леночка скомандовала мне "Вперед рожать!", помогла подняться и проводила в родовую, где оказалось дико холодно.

Хехе. Привязывать к креслу намертво, чтобы не сбежала, как я сразу подумала, меня не стали, а просто обрядили ноги в бахилы, в руки дали по поручню, приподняли немного подголовник и велели на схватках тужиться.

Опять же стыдно вспоминать этот процесс. Потому что куда только делась моя начитанность! Многие месяцы я штудировала различные источники информации на тему "правильные роды без боли и разрывов", училась дышать, запоминала, как тужиться и вот в самый ответственный момент оказалась совсем к этому не готова! Дышала, как паровоз, тужилась не "в попу", а "в голову" (причем так усердно, что думала лопнет), при этом еще и причитала, как старушка над могилкой, за все это не раз получала нагоняй от девочек - акушерок. Они, добрые души, сначала надеялись, что я смогу разродиться сама, без разрезов, но когда головка моей малышки застряла и схватка как раз закончилась, было принято решение меня расстричь, чтобы ребенок не зодохнулся там совсем. Неприятная процедура на живую, но было уже пофик. После разреза дело пошло веселее. Потуги с третьей-четвертой моя малышка, не успев вынырнуть из глубин маминого животика, огласила мир возмущенным воплем, быстро перешедшим в обиженный плач. Мне её показали маленькую, красновато-синенькую, спросили, кто у меня, я ответила, что девочка Дашенька и унесли на процедуры. А я в это время вытолкнула послед, который оказался вполне съедобным нормальным, без изъянов и терпеливо ждала процесса зашивания. На ум лезли странности типа: почему все говорят, что после родов "таааакое облегчение"? И почему я не чувствую ничего, что принято чувствовать? Ни эйфории, ни радости, ни счастья, ни все того же банального облегчения? Только огромную тяжелую усталость, как после очень трудной работы.

За окном летел первый за эту зиму снег. Хотелось верить, что сама Мать-Природа радуется появлению на свет моей малышки и проявляет свою радость таким своеобразным ледяным салютом.

Зашивала меня Елена Аркадьевна. С новокаином. Неприятно, больновато, но терпимо.

Когда пришла какая-то тетка-врач с бумажкой и вопросом о том, разрешаю ли я сделать малышке прививки, выяснилось, что я до сих пор судорожно стискиваю поручни от родильного стола. Причем с такой силой, что еле разлепила пальцы. Дрожащими руками накорябала свою фамилию едва ли не печатными буквами - руки не слушались совсем.

Несколько раз попросила у девчонок-акушерок прощения за свое неправильное поведение во время родов, чем их неимоверно позабавила. Видно редко им попадаются такие ненормальные роженицы.

Заштопав мое нежное место и положив на пузяку лед, меня накрыли и сказали ждать малышку. Принесли мне её буквально тут же, попросив повернуться на бочок и положили рядышком лицом ко мне. Маленькая, сморщеная, синенькая, но такая родная, такая любимая. Вот тут настигло меня обещаное в книжках счастье и слезы радости. Поглаживая её маленькие щечки и совсем крохотный носик я собирала свои слезинки, надеясь выплакать их за неё, чтобы каждая моя слезинка стала облегчением её боли.

Грудь малышка взяла хоть и не сразу, но зато когда вцепилась, то накушалась так, что маленький желудочек, не привыкший еще к таким потрясениям, не выдержал и срыгнул. Она стала захлебываться, а у меня нет никакой возможности перевернуть её, чтобы все вышло и тем более поднять столбиком. Испугалась сильно, но на зов бысто прибежала Леночка, помогла моей малышке и попросила больше не кормить.

Где-то минут через сорок, налюбовавшись на погоду за окном и на своего ребенка, я вспомнила, что неплохо было бы известить о радости такой и нашего папу. Отзвонилась мужу, сказала, что ровно в 10.00 12.12.2009 он стал счастливым папом маленькой дочурки весом 3350г и ростом 52 см, по Апгар 8/9. Сказать, что папа был в шоке - не сказать ничего. Он с минуту молчал, а потом его голос в трубке задрожал, видимо от радости. Назначив его на геройскую должность сарафанного радио, дабы известил всех, кого сочтет нужным, я пеозвонила своей маме, послушала её радостные рыдания и мой телефон, посчитав, что с честью выполнил свой долг на сегодня, умер от энергетического голодания.

Так мы с малышкой лежали долго. часа два, наверное. Потом пришла педиатр и забрала мою кровинку. А я осталась ожидать, когда приедут за мной, при этом разговаривая ни о чем с девочками. Выяснилось, что вожделенных мною совместных палат сейчас свободных нет, поэтому эти пять дней мы с малышкой будем жить отдельно, что Леночке эпидуралка не понравилась, а вот тот агрегат, который притаранили мне - это вещь! Я на тот момент была более скептически настроена, но спорить не стала. Потом привезли мою соседку, которая рожала на соседней койке и ей сделали мной вожделенную эпидуралку и тут я поняла что вела себя достаточно самоотверженно во время родов, потому что эта девочка совсем не хотела тужиться и акушерочки очень на неё ругались. Мне они потом сказали, что я была вапще-то паинькой. Лестно. Приятно. Но я собой все равно недовольна.

Потом за мной приехала каталка. Незабываемые ощущения ехать со свежезашитой попой на спине головой вперед, при этом собирая каталкой все доступные углы.

В палате на шетерых № 404 была только одна свободная койка, которую я с честью и заняла, сохраняя вид свежеоткопанного трупа часа на два. Девочки - соседки оказались добрыми и заботливыми. Я поступила как раз во время обеда и они не поленились сбегать в столовую попросить еду и для меня. Хотя на тот момент я АЦЦКИ хотела пить, а о еде не хотелось и думать. Из столовой мне принесли целый поднос снеди: борщ жидкий, как я люблю, гречневую кашу с непонятно чем (не разглядела) и - О, радость! - целую кружку компота, которую я, не задерживаясь, оприходовала.

Все те 2 часа, что мне не велено было вставать, я дергалась по поводу отключенного телефона и беспризорных вещах, оставшихся на третьем этаже.Посему, когда минуло два часа, я под офигевшие взгляды соседок ломанулась за вещами. То, что я погорячилась, я поняла уже буквально на середине коридора, но возвращаться ни с чем не позволила гордость и мертвый телефон, поэтому я таки совершила геройский поступок и притащила свои вещи. Но дурное ощущение, что где-то потеряла свои легкие еще долго не оставляло меня при ходьбе, напоминая о себе дичайшей одышкой, при которой приходилось вставать буквой Г, упираясь руками в стену и пытаться зпставить легкие выполнять свои функции...